Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полюбуйтесь, сударь, на дело рук ваших… Неужели же вы думаете остановить меня пустыми словами, когда подобное зрелище не в состоянии меня удержать?
Затруднение г-на де Валанглена увеличилось еще от того, что он не замечал ни слез на лице девицы де Ла Томасьер, ни смущения в ее голосе, ибо она прибавила самым спокойным и решительным тоном:
— Я поклялась, что больше не проведу ни одной ночи под этой крышей и что у меня теперь уже нет иного жилища, кроме дома господня. Прощайте, матушка!
И она сделала шаг к выходу.
Г-жа де Ла Томасьер поднялась с кресла. Скорбь ее сменилась гневом. Лицо побагровело. Она подошла прямо к дочери с поднятой рукой; пощечина прозвучала на гладкой щеке.
— А теперь, матушка, вы мне позволите уйти? — холодно сказала девица де Ла Томасьер.
Это было уже слишком: г-жа де Ла Томасьер едва не задохлась от ярости. Вдруг она рухнула тяжелой массой; ее распростертое тело загородило дверь.
— Ты не уйдешь, дурная дочь, или тебе придется наступить ногами на тело матери.
Девица де Ла Томасьер поколебалась одно краткое мгновение, затем перекрестилась и легко перешагнула живое препятствие. Валанглен увидел ее щиколотку и подкладку юбки. Достигнув порога, она обернулась в последний раз с таким торжествующим и удовлетворенным видом, что г-н де Валанглен, который хотел броситься к ней, чтобы сделать последнюю попытку, сразу остановился, настолько он почувствовал всю бесполезность ее. Дверь захлопнулась. Были слышны только прерывистые вздохи, испускаемые г-жой де Да Томасьер, все еще распростертой на полу. Он поднял ее и позвал служанок. Одна из них сказала ему, что девица де Ла Томасьер только что вышла. Он удалился так же, как и пришел, через сад. День был прозрачный и прекрасный, и желтые листья тополей падали один за другим в солнечных лучах.
* * *Уход в монастырь девицы де Ла Томасьер стал предметом общего обсуждения, и кто хотел узнать об этом подробнее, мог выслушать рассказ из уст самой г-жи де Ла Томасьер. Все сколько-нибудь значительные обитатели города приходили навестить покинутую и прослушать подробности столь удивительного происшествия. Добрая дама, польщенная интересом, который она вызвала к себе первый раз в своей жизни, охотно и без устали повторяла свой рассказ. Она прибавляла к нему, для некоторых, воспроизведение всего, что произошло при последнем разговоре, доходя до того, что укладывалась на том самом месте, где она упала в этот памятный день. Тем временем языки работали. Одни порицали бесчувственную дочь, которая ради воображаемого долга покинула в одиночестве престарелую мать. Другие отмечали, что г-жа де Ла Томасьер, по-видимому, довольно легко утешилась в своей потере, которая, в соединении с утратой мужа, должна была сделать ее безутешной. Истина была в том, что г-жа де Ла Томасьер нашла в своем двойном несчастии некоторое облегчение, правда, единственное, но от этого не менее для нее ценное. Будучи до крайности лакомкой, она всегда встречала препятствие этому своему влечению со стороны Ла Томасьера, который не позволял ей с полной свободой предаваться ему, из опасения, чтобы тучность, к которой его жена была весьма предрасположена, не увеличилась до смешного. Девица де Ла Томасьер, со своей стороны, совершенно так же поступала со своей матерью, так что теперь первый раз в жизни г-жа де Ла Томасьер могла поесть вдоволь. Никого не было рядом, чтобы ее удерживать, и эта свобода служила ей вознаграждением за многие горести.
По отношению к ее дочери мнения расходились. Некоторые восхваляли чуткость ее совести. Они удивлялись благородству ее дочерней жертвы и громко заявляли, что монастырь «Божьи Девственницы» скрывает теперь под своей кровлей истинную святую, которую в один прекрасный день без сомнения канонизируют. Духовенство, которому пришлось высказаться по этому поводу, выразило большую сдержанность. Господа члены капитула поговаривали между собой, что настоятельница монастыря «Божьи Девственницы», г-жа де Ларно, превысила свои обязанности наставницы и что одни лишь священнослужители имеют право решать о религиозном призвании и предписывать душам то, что им надлежит: не прибегать к их премудрости — это значит подвергать себя опасности печальных ошибок. Так как ни г-жа де Ларно, ни девица де Ла Томасьер не спросили их мнения, то они затаили обиду против обеих и покачивали головами. Некоторые из них, менее сдержанные, намекали, что мудро распределяемая милостыня или какое-либо благочестивое пожертвование могли бы столь же хорошо привести к цели, представляя еще то преимущество, что они освободили бы девицу де Ла Томасьер от избранной ею для себя участи, которая вела к отказу от светской жизни, а вместе с тем молодости и свободы. Один говорил даже, что, раз Ла Томасьер умер такой смертью, то возможно, что все подобные усилия напрасны, но что, с другой стороны, если внезапное раскаяние спасло его от ада, то чистилище, как бы там ни было, все же не такое место, чтобы церковь в конце концов не сумела освободить его оттуда с помощью особых средств, которыми она располагает и которые она бывает счастлива предоставить на пользу верующим. Но девица де Ла Томасьер не пожелала никого посвящать в свои намерения, которые она считала своим семейным долгом и которому она притязала осуществить по собственному разумению.
Что касается г-на Вирлона, то он взял сторону девицы де Ла Томасьер, ибо видел в ее поступке перст провидения. Вступление в число божьих девственниц такой решительной и пылкой души будет большим благом для монастыря. Правда, монахини там примерны по своему послушанию и добродетели, но им недостает пламенности. Девица де Ла Томасьер принесет туда святую заразу, потому что пламенность передается как огонь, который есть образ ее. Г-н Вирлон уже сравнивал девицу де Ла Томасьер с горящей головней, падающей среди сухого дерева. «Монастырь, — часто повторял он, — создан не для того, чтобы отшлифовывать благочестие. Он создан, чтобы рождать святых».
Но если в Куржё и говорили о девице де Ла Томасьер, то также занимались и г-ном де Валангленом. Все приходившие к нему находили его дверь запертой. Это послужило предлогом утверждать, что он наполовину сошел с ума и подавлен до отчаяния столь жестоким и неожиданным событием. Некоторые приписывали ему, помимо печали о девице де Ла Томасьер, также сожаление о тех богатствах, которые она должна была ему принести: не то чтобы его собственные средства были умеренны, но каждый предполагал, что у него было законное желание увеличить их путем этого брака, и такое соображение тем более казалось всем правдоподобным, что почти каждый разделил бы его, если бы попал в сходное положение.
- По прихоти короля - Анри де Ренье - Исторические любовные романы
- Мариадон и Македа - Герцель Давыдов - Исторические любовные романы
- Уйти от погони, или Повелитель снов - Клод Фер - Исторические любовные романы
- Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова - Историческая проза / Исторические любовные романы
- Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея - Александр Вельтман - Исторические любовные романы
- Версаль на двоих. Книга о галантной любви Короля-Солнца и прекрасных дамах Версаля - Ги Бретон - Исторические любовные романы
- Пани царица - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Заблудший ангел - Патриция Райс - Исторические любовные романы
- Жертва негодяя - Луиза Аллен - Исторические любовные романы
- Жертва негодяя - Луиза Аллен - Исторические любовные романы