Форма входа
Читем онлайн Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления - Линн Виола
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
На определенном уровне, будь то осознанные политические шаги или слепое отвращение к крестьянству и его образу жизни, государство осознавало, что крестьянская культура по своей природе или потенциалу содержит в себе элементы сопротивления. Для советской власти крестьянская культура была еще одним врагом, которого необходимо ликвидировать.
Кампания против религии и церкви — самая известная и яркая часть наступления на крестьянскую культуру. На протяжении 1920-х гг. активисты компартии, и в особенности комсомола, предприняли ряд попыток искоренить религию на селе, в основном через Союз воинствующих безбожников. В годы коллективизации эти усилия стали отражением тотальной войны против религиозных институтов и символов деревни. Со второй половины 1929 г. коммунисты закрывали церкви, снимали с них колокола и арестовывали священников. 30 января 1930 г. в постановлении о ликвидации кулацких хозяйств Политбюро взяло на себя руководство этой кампанией, приказав Оргбюро издать постановление о закрытии церквей и раскулачивании священников{133}.[15] Запрещались религиозные праздники, многих крестьян вынуждали отдать свои иконы, которые зачастую подвергали массовому сожжению{134}. Работники Щелковского сельсовета Юхновского района Сухиничского округа в Западном крае выстроили иконы в ряд, написали на каждой, что изображенный на ней святой приговорен к смерти «за сопротивление колхозному строительству»{135}, и расстреляли их. На Урале несколько окружных органов управления призвали своих коллег в других округах вступить в социалистическое соревнование на предмет того, кто закроет больше церквей{136}.
Эти репрессивные меры преследовали цель не только постепенно распространить в деревне атеизм, но и лишить крестьян ключевых культурных институтов. Начиная с 1920-х гг. многие доклады говорят о том, что православная вера на селе с приходом революции резко сдала свои позиции, оставшись популярной в основном среди женщин и стариков{137}. Церковь была частью общины, символизировала историю деревни, ее традиции и все важнейшие события в жизни крестьянина, начиная с его рождения, женитьбы и заканчивая смертью. Особую значимость имел церковный колокол. Как и церковь, колокол был воплощением прекрасного, неотъемлемым предметом гордости села. Но он нес в себе и более глубокий смысл. Колокол являлся символом сплоченности села. Набат собирал крестьян вместе в моменты особой важности, чрезвычайных происшествий. По выражению Ива-Мари Берса, он служил своего рода «эмблемой»{138}.[16] В ходе восстаний в годы коллективизации удар колокола был «политическим действием», призванным пробудить и мобилизовать крестьянскую оппозицию на борьбу.
Глубинное значение церкви и колокола для деревни поразительно ярко проявилось во время коллективизации. Целые деревни восставали против закрытия церкви или снятия колокола. Часто церковь становилась непосредственно очагом мятежа. Там священники читали проповеди, осуждающие коллективизацию. Апокалиптические настроения широко распространялись, и их источником была если не сама церковь, то среда, в которой она существовала. Само место, где в селе располагалась церковь, служило пунктом сбора для восставших крестьян и проведения демонстраций против советской власти. Для многих крестьян создание нового колхозного порядка и наступление на веру означали одно и то же. Как сказал крестьянин из Западного края: «Смотри, Матрена, твой муж вчера вступил в колхоз, а сегодня у тебя забирают иконы, какой же это коммунизм, какая же это коллективизация?»{139} Закрытие церкви или снятие колокола были мерами, направленными на ослабление крестьянской культуры и сопротивления, а также способом напомнить деревне о ее подчиненном статусе.
Кампания против церквей, по крайней мере формально, была в конце концов приостановлена в 1930 г. после провозглашенного Сталиным временного отступления коллективизации. Советской власти, обеспокоенной протестами за границей[17] и крестьянскими выступлениями, пришлось на время несколько ограничить свои действия в отношении церкви. Крестьянский протест против закрытия церквей привел к тому, что общины объединились и выступили против государства. Так, в отчете, опубликованном весной 1930 г. в Тамбове, говорилось, что иметь дело с кулаком — это одно, а с церковью и священником, которых поддерживает вся деревня, — другое, и что атака на церковь не помогает коллективизации{140}. В некоторых районах выступления крестьян действительно приводили к тому, что церкви снова открывались. Например, в Сухиничском районе Западного края десять из шестнадцати закрытых властями церквей снова открылись после марта 1930 г.{141} Тем не менее в культурном отношении церковь оставалась символом, антитетичным коммунизму, вместилищем крестьянской культуры и традиций, а следовательно, и автономии. Сельская церковь служила антиподом коммунистического атеизма, коммунистической культуры, и потому была обречена на уничтожение. К концу 1930 г. уже 80% церквей были закрыты{142}.
Церковь — не единственный институт культуры, который подлежал разрушению. Как выразился один из 25 тыс. рабочих, посланных участвовать в коллективизации (двадцатипятитысячников): «Мы должны объявить войну старым традициям»{143}. В число последних входили «социальные пространства», присущие крестьянскому образу жизни. Одним из таких пространств был рынок. Закрытие сельскохозяйственных рынков началось с введения чрезвычайных мер по хлебозаготовке. Оно позволяло не только облегчить внедрение централизованной командной экономики в сельском хозяйстве и лишить крестьянство экономической независимости, но и перекрыть главную культурную артерию, по которой осуществлялись контакты с другими крестьянами и жителями города. Кроме того, останавливалось воспроизводство крестьянской культуры, таинство которого разыгрывалось на рынках во время праздников, торговли продукцией народных промыслов, гуляний. Упразднение общины 30 июля 1930 г. в районах сплошной коллективизации и передача большинства властных полномочий в деревне сельсоветам и колхозным правлениям стали еще одним аспектом подчинения крестьянства{144}. Отменив общину и сход (крестьянский совет), государство отняло у крестьян право даже на ограниченное самоуправление, лишило их административной и финансовой автономии и права на независимое выражение политических взглядов. Еще один эпизод войны с традицией — закрытие мельниц и лавок. Закрытие этих заведений, управляемых крестьянами, не просто усилило зависимость деревни от государства; вместе с ними исчезло еще одно важное место сбора, где обычно велись беседы, дискуссии, обсуждалась политика, и по крестьянской автономии был нанесен еще один удар. Конфискация имущества и ликвидация многих ремесленников и мастеровых как кулаков и нэпманов произвела на общину схожий эффект, поставив ее в еще большую зависимость от государства и превратив в потребителя городских продуктов машинного производства. Серьезно пострадало воспроизводство крестьянской материальной культуры{145}. Все эти меры — неотъемлемая часть сталинской социализации крестьянской экономики. В то же время они были ключевым звеном проводившейся Сталиным культурной революции на селе и необходимой предпосылкой для установления коммунистами контроля над крестьянством.
Последнее направление разрушения крестьянской культуры уничтожение деревенской элиты и авторитетных фигур. Кампания по ликвидации кулачества как класса выходила далеко за рамки репрессий в отношении кулаков. За выражение протеста против колхозов часто подвергались аресту лидеры крестьян (в том числе и не кулаки) и авторитетные члены общины. В деревне XIX в., «если власти считали поведение общины мятежным, то к ответу призывали именно доверенных лиц, в основном старост»{146}. В годы коллективизации «доверенные лица» могли быть призваны к ответу в случае мятежа или в качестве предупредительной меры. В приказе ОГПУ о раскулачивании от 2 февраля 1930 г. предписывалась массовая ссылка «наиболее богатых кулаков, бывших помещиков, полупомещиков, местных кулацких авторитетов и всего кулацкого кадра»{147}. Если убрать из этой фразы определение «кулацких», в любом случае неоднозначное и лишенное всякого смысла, остается только понятие «местные авторитеты». Именно на них и велось полномасштабное наступление. Священники, представители сельской интеллигенции, бывшие старосты и даже потомки когда-то зажиточных крестьянских семей попали под молот репрессий. В число жертв входили и мельники, торговцы, владельцы лавок, ремесленники — члены сельской экономической элиты, сохранявшие некоторую автономию по отношению к остальным селянам (иногда даже навлекавшие на себя их гнев), которые были вполне готовы и способны открыто высказать свои возражения по поводу коллективизации. Отходники часто также подвергались репрессиям, возможно, в связи с тем, что, работая за пределами села, они ошибочно полагали, будто имеют больше свободы и права на диалог с советской властью{148}. Даже повивальные бабки и местные знахари — зачастую весьма уважаемые члены общины — могли быть репрессированы, хотя в основном им лишь выносили общественное порицание[18].
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления - Линн Виола бесплатно.
Похожие на Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления - Линн Виола книги
- Воспоминания бывшего секретаря Сталина - Борис Бажанов - История
- История Украинской ССР в десяти томах. Том восьмой - Коллектив авторов - История
- Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина - Вячеслав Меньшиков - История
- История ВКП(б). Краткий курс - Коллектив авторов -- История - История / Политика
- Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс - История
- Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - Венди Голдман - История
- 1937. Контрреволюция Сталина - Андрей Буровский - История
- Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР - Александр Мясников - История
- Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств - Андрей Фурсов - История
- Советская авиация в боях над Красным Бором и Смердыней. Февраль-март 1943 - Илья Прокофьев - История
