Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Цикл жизни, – поддакиваю я.
– Порочный круг. Человек разумное существо, и в том его несчастье: выполняя работу, он волен думать о том, как ненавидит ту работу. Мы также вольны презирать собственное существование, понимая всю суть его бессмысленности. Мы вольны стремиться к искусству и совершенству, но ограничивает нас принцип, благодаря которому мы вообще можем жить. Откуда же еще брать деньги, если не из работы? Я часто ненавижу жизнь, – притихшим голосом признается она, – но ничего с тем поделать не могу.
– Неужели все так плохо?
– Катастрофически. От принципа не убежать.
– Но и ему не хочется подчиняться, так ведь?
– Милый, – она очаровательно улыбается. В зрачках ее отражаются языки пламени. – Если бы мы только могли…
– Почему же нельзя?
Она пожимает плечами и спускает голову мне на плечо.
– Потому что он и есть жизнь. Без принципа мы все равно что трупы. Да и мы настолько верны ему… Может, люди и изменяют друг другу, потому что перенасыщены верностью, от которой не могут избавиться?
– У измен множество причин.
– И все они какие-то дурацкие… Ну почему люди не могут друг другу хранить верность? Не отвечай на вопрос, оно того не стоит… Вкусный мед.
– И мне понравился. Раньше…
– Давай без этого «раньше», – устало перебивает она. – Оно не имеет значения.
– Тогда выпьем за все, что более не имеет значения.
– Отличный тост!
Мы чокаемся и выпиваем остатки.
– Явно за полночь ведь, – предполагает Арина и лезет в телефон. – И правда. Как ни крути, а спать пора. Хотя так не хочется. Кажется, будто сегодня не засну.
– Не замерзла?
– У огня тепло.
Мы поднимаемся и направляемся к машине. Все лишнее на водительское сиденье. Я сдвигаю передние сидения, опускаю задние. Вместо простыни – сложенное вдвое одеяло.
– Выглядит не очень-то удобно.
– Что ж делать, – вздергивает плечами она. – Жизнь полна неудобств.
– Ну… Залезать придется через багажник.
– Завтра утром заедем ко мне…
Арина как-то грубо обрывает фразу, замерев каменной статуей, опираясь о дверцу машины, как будто боясь рухнуть.
– А потом?
После минуты молчания она тихо, как бы в страхе, признается:
– На одиннадцать у меня билет.
Я не верю собственным ушам. За эти перенасыщенные дни, ставшие целой жизнью… Совсем вылетело из головы, но она помнила… Принцип, от которого ей ни за что и никогда не убежать, напоминал ей о конце медовой жизни. Он все время напоминал, постоянно подгонял ее жить быстрее, быстрее впитывать саму жизнь, ее цветение и буйство, ее плодородие и дары… Она знала, что никуда не денется от принципа, что он управляет ей, а она подчиняется ему. Знала, что без него она совсем пропадет, буквально растворится на белом свете, как снег на солнце…
– Утром или вечером? – Еще с какой-то умирающей надеждой бросаюсь я.
– Утром.
Я в полнейшей растерянности, еще несколько часов назад я не задумывался о подкрадывающемся конце жизни – именно жизни! Все то, что до нее, жизнью-то сложно назвать – мертвые пустоши, работа, одиночество, редкие встречи с друзьями, длительная безэмоциональность…
– Не может быть, правда? – Читает незатейливые мысли она.
– Верить отказываюсь.
– М-да, вот так вот, – тупит взгляд в земле она. Ее волосы отражают бледную луну. – А теперь, – тихо прерывает задумчивость она, – давай-ка просто ляжем. Без лишних тревог. Просто окунемся в сон с надеждой, что мы приснимся друг другу.
– Буду думать о тебе, засыпая.
Мы забираемся в машину и закрываемся. Буквально на чуть-чуть я опускаю стекло, чтобы создать хоть какое-нибудь проветривание, и потом удобнее укладываемся. Нос к носу. В моих руках ее хрупкое тело, я чувствую ее горячее дыхание и боюсь пустить слезу, чтобы собственным горем не напомнить ей…
– Спокойной ночи.
– Доброй ночи.
Голос сквозь сон:
– Сколько?
В плечо меня нетерпеливо толкают – я открываю глаза: Арину все еще удерживает сон, но она уже готова ринуться в бой.
– Сколько времени? Мы проспали?
Солнце заливает салон. Не настолько ярко, как было еще несколько месяцев назад, но и эти лучи в силах разбудить. Будильник я заводил на семь. Я беру телефон и перед тем, как разблокировать экран, меня вдруг неприятно пронзает извечно пугающая мысль: а что, если мы взаправду проспали?
– Еще и семи нет. Можно спать еще полчаса.
– Давай встанем. Так мало осталось…
И правда. Еще чуть-чуть, и как будто разрушится мир… В самом деле, мир, который мы старательно и в спешке свивали из чего попало, но не из самого худшего, несколько дней подряд, уже через пару часов канет в небытие, оставив после себя безжизненные руины. Я вспоминаю о билетах, о которых она говорила вчера, и меня тут же пробивает озноб. После нашей разлуки не останется ничего: ни фотографий, ни всяких безделушек на память, ни номеров друг друга, только хрупкие воспоминания о нескольких днях, которых так будет недоставать…
– Надо умыться и позавтракать. Давай скорее.
Мы наспех приводим в порядок машину. От ночного костра только черный прах, мелкие угли да камни, сложенные в неровный круг. Море спокойное как никогда. От дымки, опущенной на водную гладь, не видать черт города. Лучше бы, вдруг думаю я, этот город сквозь землю провалился бы…
Уже в Петербурге мы по несколько минут стоим на светофорах, и от необходимости торопиться у меня взмокают руки. Я чувствую, как, нервничая, Арина покусывает губы и незаметно потирает пальцы, и оттого сам только больше волнуюсь… Лишь бы не опоздать…
Мы добрались до моего дома где-то минут за сорок. У меня наспех умылись и потом опять сели в машину, чтобы доехать до кафе, а потом до гостиницы.
Все это время молчали. Я не знаю, о чем говорить, как будто все темы мира иссякли, как будто мы уже разлучились, и заменили нас бесчувственные тени, способные только лишь воспроизводить, как кассеты с пленкой, записанное…
– Куда мы едем? – Наконец неуверенно и трусливо разрезает молчание она.
– Ближе к гостинице. Тут недалеко есть одно кафе. Там позавтракаем.
– Надо торопиться.
Я останавливаю машину на углу проспекта Луначарского. Мы выскакиваем из машины и спешим в кафе, где держится утренний запах свежей выпечки, отчего усиливается соблазн понабирать всего побольше. Заказываем кофе и круассаны. Арина настаивает взять все с собой, а мне так хочется задержаться с ней хотя бы в кафе… Я по пути к машине выпиваю, обжигая губы, десна и язык, треть кофе, оставшуюся планирую распить за рулем. Выпечку оставляю на заднем сиденье – не до нее. Арина завтракает по пути.
– Но ты ведь говорила про три дня, – вдруг осеняет меня на очередной остановке в ожидании зеленого. Вдруг она все напутала? Перепутала двадцать седьмое число с двадцать восьмым, перепутали среду с четвергом…
– Первый день я потратила… Мы встретились вечером второго дня. Вчера был третий, а сегодня пора. Сейчас мне надо успеть сдать
- Диалог со смертью и прочее о жизни - Ольга Бражникова - Русская классическая проза
- Человек из анекдота - Ольга Евгеньевна Сквирская - Русская классическая проза / Справочники
- Фарфоровая комната - Санджив Сахота - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Хранитель памяти - Ханна Трив - Русская классическая проза
- Последний рейс - Валерий Андреевич Косихин - Русская классическая проза
- Не считай шаги, путник! Вып.2 - Имант Янович Зиедонис - Русская классическая проза
- Изгой - Андрей Андреевич Пантелеев - О войне / Периодические издания / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Гранатовый браслет. Повести о любви: сборник - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Гранатовый браслет. Повести о любви - Иван Тургенев - Русская классическая проза