Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бросилась вниз по лестнице и оказалась у входа одновременно с дворецким. Он открыл, и матушка сказала:
– Дам тебе полдоллара, если впустишь меня. За тобой должок, Томфри.
Через миг она стояла на площадке, Томфри запер дверь. Я обвила шею мамы руками.
– Скорей, что мне делать? – спросила она у дворецкого.
– Некуда тебя спрятать, – ответил он. – Госпожа заставила меня обыскать каждый уголок.
– Но только не крышу, – вставила я.
Томфри проверил, нет ли кого, а я отвела матушку на чердак, показала ей лесенку и люк.
– Когда они придут, скажи, что было очень тепло, ты пришла сюда посмотреть на гавань, легла и уснула.
Тем временем Томфри объяснял госпоже, что забыл при поисках о крыше и точно знает – Шарлотта один раз там бывала.
Госпожа, тяжело дыша, ждала с тростью у подножия чердачной лестницы. Я притаилась у нее за спиной и дрожала от возбуждения.
Матушка, поеживаясь и рассказывая вздорную историю моего сочинения, спускалась по лестнице.
– Я считала тебя не такой тупой, как прочие, Шарлотта, – сказала госпожа, – но ты меня разочаровала. Заснуть на крыше! Ты могла свалиться на улицу. Крыша! Чтоб ты знала, это абсолютно запрещенное место. – Госпожа подняла трость и опустила ее на матушкин затылок. – Отправляйся к себе в комнату, а утром после молитвы нашьешь розетки на мое новое платье. Ты стала очень небрежно шить.
– Да, мэм.
Матушка поспешила к лестнице, помахав мне рукой. Может, госпожа и заметила, что матушка обходится без палки и не хромает, но ничего не сказала.
Когда мы вошли в подвал, матушка закрыла дверь и задвинула засов. Меня трясло, но она была само спокойствие.
– Я необыкновенная женщина, а ты необыкновенная девочка, – сказала она, потерев затылок, – и мы не станем расшаркиваться перед этой бабой.
СараМысль о пополнении семейства не радовала. Запершись в своей комнате, я предалась унынию. Характер беременной матери совсем испортился, что, разумеется, никому не нравилось. Нехитрые арифметические вычисления настроения не добавили – из последних двадцати лет мать десять проходила беременной. Ради всего святого!
Скоро мне исполнится двенадцать. Я стояла на пороге девичества, и я хотела замуж – правда хотела, – но подобные цифры ошеломляли и отвращали от будущей женской доли, особенно после того, как у меня отняли книги.
Со дня отцовского нагоняя я выходила из комнаты только для трапезы, уроков мадам Руфин три раза в неделю и церкви по воскресеньям. Компанию мне составляла Подарочек, задавая вопросы, ответы на которые ее не интересовали, поскольку она лишь хотела развлечь меня. Она одна наблюдала мои робкие попытки вышивания и сочинения рассказов о девочке, оказавшейся на необитаемом острове на манер Робинзона Крузо. Мать требовала, чтобы я поборола хандру и перестала замыкаться. Я пыталась, однако мое отчаяние лишь росло.
Мать пригласила нашего врача, доктора Геддингса, а тот, тщательно осмотрев меня, заключил, что я страдаю от сильной меланхолии. Я подслушала у двери, когда он говорил матери, что никогда не наблюдал этого заболевания у столь юного пациента, мол, подобного рода психоз случается у женщин после рождения ребенка или после прекращения менструаций. Он назвал меня легковозбудимой, темпераментной девушкой со склонностью к истерии, и это якобы явствовало даже из моей речи.
Вскоре после Рождества я проходила мимо приотворенной двери в комнату Томаса и заметила на полу открытый чемодан. Мысль о его отъезде была невыносимой, но еще обидней знать, что он уезжает в Нью-Хейвен осуществлять мою мечту, которая никогда не исполнится. В приступе зависти к его блестящему будущему я бросилась в свою комнату, чтобы выплакать горе. Оно изливалось черными волнами, и мое отчаяние, казалось, достигло предела, перерастая в то, что я сейчас называю выстраданной надеждой.
Все в конце концов проходит, даже жестокая меланхолия. Я выдвинула ящик стола и достала шкатулку из лавы с пуговицей. С грустью взглянув на нее, я почувствовала, что смогу воспрянуть духом и проявить волю. Я не сдамся. Пусть ошибусь, но дерзну. Я всегда так поступала.
* * *Мое дерзкое выступление разразилось на прощальном вечере в честь Томаса, устроенном в гостиной второго этажа в день Богоявления. Всю неделю я ловила на себе взгляды отца, который иногда улыбался мне через обеденный стол. Его рождественский подарок – гравюру с изображением Аполлона и муз – я воспринимала как изъявление любви и стремление к примирению. Этим вечером отец беседовал с Томасом, Фредериком и Джоном, приехавшим из Йеля. Все мужчины были в черных шерстяных сюртуках и полосатых жилетках разных расцветок. Отец – в светло-желтой. Сидя с Мэри за раскладным столом, я наблюдала за ними, мечтая узнать, о чем они спорят. Анна и Элиза, которых пускали на праздники, сидели на ковре перед каминным экраном, вцепившись в рождественских кукол, а Бен, расставив для битвы новеньких деревянных солдатиков, через каждые десять секунд вопил: «В атаку!»
Мама прилегла на принесенную из ее спальни кушетку из розового дерева, обитую красным бархатом. Я наблюдала пять маминых беременностей, и эта была самой трудной. Она растолстела до гигантских размеров. Даже лицо у бедняжки опухло. Тем не менее мать тщательно подготовилась к торжеству. Комната сияла огнями свечей и ламп, их блики отражались в зеркалах и позолоте. В соответствии с цветами Крещения столы были застелены белыми льняными скатертями с дорожками из золотой парчи. Прислуживали Томфри, Снежок и Эли, в темно-зеленых ливреях, таская подносы с крабовыми пирожками, креветками, телятиной, жареным мерлангом и суфле.
Ко мне вернулся отменный аппетит, и я занялась едой, прислушиваясь к гулу голосов на другом конце стола. Говорили о переизбрании мистера Джефферсона, о том, есть ли шанс у мистера Мериуэзера Льюиса и мистера Уильяма Кларка достичь Тихоокеанского побережья. И самое важное: что сулит Югу отмена рабства в северных штатах, совсем недавняя – в Нью-Джерси? Отмена по закону? Я ничего об этом не слышала и вытягивала шею, ловя каждое слово. Значит, северяне считают, что Бог против рабства?
Обед закончился любимым десертом Томаса – миндальным печеньем и миндальным мороженым, после чего отец постучал ложкой по хрустальному бокалу, прося тишины. Он пожелал Томасу успехов и подарил ему «Опыт о человеческом разуме» Локка. Мама разрешила нам с Мэри выпить по полбокала вина, мой первый опыт. Я с завистью смотрела на книгу в руках Томаса.
– Кто хочет сказать что-нибудь Томасу? – оглядывая лица сыновей, спросил отец.
Старший, Джон, теребил край жилетки, а я, шестой по счету ребенок и вторая дочь, вскочила на ноги и произнесла речь:
– …Томас, дорогой мой брат, я буду скучать по тебе… Пусть Господь поможет тебе в твоих занятиях… – Я помолчала, набираясь смелости. – Однажды я пойду по твоим стопам… Стану юристом.
Когда к отцу вернулся дар речи, он заговорил насмешливо:
– Неужели меня обманывает слух? Ты сказала, что последуешь за братом в зал суда? – Джон захихикал, а Фредерик открыто захохотал; взглянув на них, отец с улыбкой продолжил: – Разве бывают женщины-юристы? Если да, малышка, просвети нас.
Они веселились вовсю, даже Томас засмеялся.
Я пыталась ответить, не понимая, что они не принимают меня всерьез и что вопрос отца адресован братьям.
– …Разве не будет большим достижением, если я стану первой?
Теперь насмешливость отца обернулась раздражением.
– Не будет никакой первой, Сара. А если такая абсурдная вещь и произойдет, то не с моей дочерью.
Но я упрямо продолжала:
– …Отец, вы будете мной гордиться. Я сделаю все на свете.
– Сара, прекрати говорить чепуху! Ты позоришь себя. Позоришь всех нас. С чего ты вообще взяла, что можешь изучать право?
Я не сдавалась, какая-то упрямая частичка меня не желала сдаваться.
– …Вы говорили, я стану великим юристом…
– Будь ты мальчиком!
Я бросила взгляд на Анну и Элизу, сестры таращились на меня во все глаза, а Мэри даже не посмотрела в мою сторону.
Я повернулась к Томасу:
– …Пожалуйста… помнишь… ты сказал, что я должна стать юристом?
– Сара, прости, но отец прав.
Его слова доконали меня.
Отец жестом руки закрыл тему. Их компания отвернулась от меня и возобновила беседу. Я услышала, как меня тихонько зовет мама. Она уже не лежала, а сидела прямо и глядела сочувствующе.
– Можешь идти в свою комнату, – велела она.
Я выскользнула прочь, как провинившийся ребенок. На полу около моей двери, на красных квадратах и черных треугольниках, свернулась калачиком Подарочек.
– Я зажгла лампу и подбросила дров в камин, – сказала она. – Вам помочь с платьем?
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Летать так летать! - Игорь Фролов - Современная проза
- Сборник " " - Эд Макбейн - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев - Современная проза
- Старость шакала. Посвящается Пэт - Сергей Дигол - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Повторение судьбы - Януш Вишневский - Современная проза
- На бензоколонке только девушки - Фэнни Флэгг - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза