Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дюмэтр ещё раз проклял себя за тот фокус, который он выкинул и в результате которого он оказался среди двух сотен чужих людей. В своем бывшем дивизионе он мог спокойно отозвать в сторонку сержанта Губилля, откровенно с ним потолковать и получить столь же откровенный ответ. Сержанту Губиллю было сорок пять лет, и к молодым офицерам он относился не только терпимо, но и испытывал в отношении их некоторое подобие отцовских чувств. Если бы в этой унылой равнине нашелся такой человек, то он мог бы спасти не одну жизнь...Так или иначе, но сержанта Губилля под рукой лейтенанта Дюмэтра в данный момент не было. Может быть, его сможет заменить этот бретонец... этот крестьянин... Как его там? Кажется, Буяр... Буяр старше всех. У него располагающий вид и он, похоже, человек честный...
Лейтенант глубоко вздохнул и резво зашагал к передовому орудию. Дюмэтр пока не знал, как поступит, но в том, что делать что-то надо, он не сомневался...
А под импровизированным навесом негромко, но резко говорил Буяр. Его лицо старого, доброго крестьянина совершенно преобразилось. Веселые, внушающие доверие морщинки вдруг куда-то исчезли, и физиономия теперь не выражала ничего, кроме отчаяния и решимости.
- Будет оказано лишь символическое сопротивление, - говорил он.
Сидевшие вокруг Буяра солдаты слушали, уставившись в землю, и лишь изредка бросали на него полные смущения взгляды.
- Символическое сопротивление неизбежно приведет к символическим смертям... - Буяр задумчиво и неторопливо обвел взглядом лица слушателей... - а символические покойники кормят ничуть не меньше червей, чем все другие...
Лишь Жувэ, самый юный из всех не мог сидеть спокойно. Он то и дело потирал себе шею или, начертав на песке какие-то знаки, принимался внимательно их изучать.
- После того как мы убьем красавчика-лейтенанта, наши жизни окажутся в наших руках. Мы распорядимся ими так, как сами пожелаем.
- Оценим ситуация с политической точки зрения, - сказал Лаба. - Если победят немцы, то нам - крышка...
- Может быть, - неуверенно произнес сержант Фурье: в его голосе слышалась боль, вызванная необходимостью принимать решение. - Может быть, нам немного подождать и посмотреть, как будут развиваться события?
- Подождать и посмотреть на свои похороны, - сказал Буяр.
- По меньшей мере, - вмешался Лаба, - нам следует поговорить с лейтенантом. Послушать, что он скажет.
- Я сражался на Маасе, - сказал Буяр, - и хорошо знаю, что такое беседы с лейтенантами. Если вы трусите, то я беру всю ответственность на себя... - он оглядел солдат с нескрываемым презрением крестьянина. - В этой войне убьют ещё очень много людей. И если надо, то я и самостоятельно смогу разобраться с лейтенантом...
- Прежде мы должны с ним поговорить, - упрямо повторил Лаба.
- С какой стати? - громко спросил Буяр.
- Может быть, он на нашей стороне. Может быть, он тоже не хочет драться с американцами...
Буяр сухо рассмеялся и сердито плюнул на землю.
- Вы все дети! - бросил он. - Если лейтенант после двух лет войны все ещё остаётся в армии, то американцев он, наверняка, терпеть не может. А я их люблю. В данный момент я просто без ума от американцев. И если у нас есть хоть какая-нибудь надежда остаться живыми в этом вонючем году, то надежда эта - американцы. Мне сорок пять лет, и я участвовал в двух войнах. В третей войне я желаю сам выбирать, на чьей стороне драться...
- Тем не менее, - негромко, но очень настойчиво произнес Лаба, - с лейтенантом ничего не случится, пока мы с ним не поговорим.
- Что касается меня, - вскакивая на ноги, бросил капрал Милле, - то мне надо заступать на дежурство на наблюда...
Закончить фразу ему так и не удалось. Буяр поднял винтовку и, легонько прикоснувшись кончиком штыка к груди Милле, сказал:
- Сейчас ты дежуришь здесь, капрал... - ковырнув кончиком штыка пуговицу на груди Милле, Буяр продолжил: - В повестке дня палаты депутатов вопрос, который можно решить лишь при полном кворуме.
Капрал Милле осторожно уселся на землю.
- Мне плевать, капрал, - с ухмылкой сказал Лаба, собираешься ты сражаться за правительство Виши или нет. - Я настаиваю лишь на том, что с лейтенантом предварительно надо переговорить.
Сказав это, Лаба примирительно потрепал Буяра по плечу, тот отвел тяжелый взгляд от лица капрала, и последний облегченно вздохнул.
Несколько секунд все молча смотрели в землю. Буяр первым поднял глаза и обвел вопросительным взглядом людей, с которыми судьба свела его в пустыне в этот поздний час. Мечтающего о пенсии сержанта Фурье в основном тревожили воспоминания о его массажистке, но, как это ни странно, у него все ещё сохранились туманные остатки понятия о патриотизме и чести, в силу чего сержант старательно избегал взгляда Буяра. Жувэ, которому в его неполные двадцать лет приходилось искать ответ на древний вопрос, поставленный перед ним этим кровавым и сложным веком, едва не рыдал. Лаба ухмылялся, однако, по выражению его лица можно было понять, что он не уступит. Капрал Милле заливался потом и всем своим видом старался показать, что не намерен бежать к ближайшему офицеру с докладом о готовящемся мятеже.
- Ну ладно, - утомленно произнес Буяр, - если вы так хотите... Но должен вас предупредить, что если мы скажем что-нибудь не так, то окажемся у стенки перед взводом солдат с винтовками.
Жувэ принялся отчаянно теребить носовой платок, и Буяр бросил на него вопросительный взгляд.
- У нас нет необходимости подставлять себя, выступая с предложениями, - сказал Лаба, для вящей убедительности сопровождая слова взмахом тяжелых рук привыкшего к труду человека. - Вначале мы можем лишь подступиться к предмету, а затем будем двигаться очень осторожно, как входящий в порт корабль...
- Вот это уже лучше! - громко произнес сержант, которого радовала любая отсрочка. - Превосходно! Гораздо лучше!
Буяр холодно на него взглянул, сержант мгновенно умолк и стал нервно рыться в кармане, нащупывая пачку сигарет.
- Согласись, ведь вполне возможно составить представление о человеке, не задавая ему прямых вопросов, - сказал Лабе, пытаясь окончательно убедить Буяра.
- Возможно, - без всякого энтузиазма согласился Буяр. - Очень может быть.
- Я с ним поговорю, - сказал Лаба. - Я к таким вещам привык. Мне семь лет подряд приходилось выступать на собраниях профсоюза, а что может быть опаснее...
Он оглядел присутствующих, ожидая, что кто-нибудь рассмеётся и тем самым немного снимет общее напряжение, но только маленький Жувэ, которого всегда отличала вежливость, слегка улыбнулся, когда понял, что Лаба решил немножко пошутить.
- Ну хорошо, - протянул Буяр и ласково погладил винтовку, в результате чего её ствол стал смотреть в сторону капрала Милле. - Итоги буду подводить я. А ты, - ствол, направленный на Милле, угрожающе качнулся. - Ты не вздумай открыть свою пасть. Ясно?
Капрал Милле напрягся, со страхом чувствуя, что его честь требует, чтобы он, так или иначе, выразил свой протест. Кроме того, капрал прекрасно понимал, что жизнь ничего не будет стоить, если он вступит в армию США. Взглянув на большие, спокойно лежащие на винтовке ладони Буяра, он сказал едва слышно:
- Это ваше дело. А я умываю руки.
Буяр рассмеялся.
Сержант Фурье закурил сигарету - подарок пухленькой жены-массажистки, которая сейчас, видимо, наслаждалась ужином в их скромной, открытой на три стороны и защищенной портьерами квартирке в Алжире. Как хорошо, что она не знает о том, в какое отчаянное положение попал её супруг. Сержант вздохнул, поднялся с земли, протиснулся между Буяром и капралом Милле и остановился в темноте за краем навеса, чтобы получить хотя бы крошечное, но все же утешение от своей сигареты. За его спиной под навесом из брезента царила глухая тишина. Солдаты чего-то ждали.
Лейтенант Дюмэтр, спотыкаясь на неровностях темной почвы, медленно брел в направлении артиллерийских позиций, в который раз прокручивая в голове вступительную фразу: "Солдаты, я хочу быть с вами предельно откровенным. Я намерен вывесить на этом орудии белый флаг и передать батарею...". Впрочем, возможно, что он скажет так: "Не исключено, что завтра утром здесь появятся американская армия. Без моей команды огня не открывать...". Лейтенант уже успел поклясться себе, что такой команды не будет. В пользу последнего способа можно было привести много убедительных доводов. Во-первых, он, в отличие от первого сохранял свободу маневра и в силу этого представлялся менее опасным. Во-вторых, он не связывал себя никакими обязательствами до самого конца, до того момента, когда уже будет поздно ему помешать. Конечно, оставался и третий путь. Можно встать перед строем солдат и излить свое сердце, сказав звонкими словами о позоре родной страны, призвать их забыть о себе, забыть об остававшихся во Франции родных и помнить только о чести и неизбежной победе... Он уже видел себя немного побледневшим от волнения и исполненным красноречия. Залитый бледным светом луны он стоит перед своими людьми, и голос его то гремит, вздымаясь до небес, то падает до шепота.... Солдаты слушают его, замерев в строю, а по их небритым щекам катятся слезы... Лейтенант потряс головой, отгоняя наваждение, и криво усмехнулся, припомнив свою манеру говорить - медленную, сбивчивую и неопределенную. Такими словами он не смог бы увлечь солдат даже в ближайшее кафе, а сейчас речь идет не о посещении кафе, а том, чтобы люди бездумно согласились на судьбоносный и, возможно, смертельно опасный поступок...
- Пестрая компания (сборник рассказов) - Ирвин Шоу - Проза
- Рассказы из сборника Отступление - Ирвин Шоу - Проза
- На французский манер - Ирвин Шоу - Проза
- Неслышные голоса - Ирвин Шоу - Проза
- Как принято во Франции - Ирвин Шоу - Проза
- Угловое окно - Эрнст Гофман - Проза
- Рассказы из сборника Sauve qui peut - Лоренс Даррелл - Проза
- Долина Молчаливых Призраков - Джеймс Кервуд - Проза
- Мир в картинках. Уильям Шекспир. Король Лир - Уильям Шекспир - Проза
- Карьера одного борца - Бернард Шоу - Проза