Шрифт:
Интервал:
Закладка:
тоже, у кого помощи просить… у больного человека! Я уйду!
Только пообещайте, что больше не ворветесь в мой дом!
Тут Гомозову вспомнилась вся та недавняя история, тот
назойливый сон, который, кто знает, мог бы повториться, и он вдруг
покривил лицом и нехотя произнес:
– Ладно. Постойте! Постойте! Я согласен. Можете приходить.
Иногда. И надеюсь, вы ненадолго в окрестностях нашего города.
– Вы угадали. Ненадолго. До весны. Еще четыре или пять
месяцев, – Елена грустно улыбнулась. – Теперь, когда наш с вами
договор в силе, я временно не буду вам докучать. До свидания! И не
вздумайте отказаться от своего решения!
Она быстро прошла в прихожую, накинула пальто и через
короткое мгновение дверь хлопнула.
Ушла, подумал Гомозов. Сумасбродка. Он взглянул на печенье
и решился даже взять одно. Однако есть не стал, только понюхал,
передернулся от сладковатого аромата, и бросил обратно в тарелку.
– Бр-р-р… Предсказуемо. Все слишком предсказуемо, –
пробурчал он непонятно к чему и закрыл глаза, прислушиваясь к
своему организму. В голове были боли, мигрень не проходила.
Стоило бы как следует отдохнуть, и здоровье должно поправится,
непременно поправится.
***
Женщина, согласно уговору, теперь заходила к нему. Бывало,
на неделе появлялась дважды. И так было в течение двух месяцев.
В последний из них, как заметил Филолет Степанович, она даже
перестала особенно досаждать своим присутствием (как определил
для себя Гомозов, будто ее характер выравнивался и улучшался).
Ему самому, кажется, становилось интересно замечать изменения,
происходящие в ней, будто он наблюдал изменения в погоде, а не в
чужом настроении и характере. Кстати, относительно погоды, в
этот светлый день, наконец, выпал снег и уже не первый, а
основательный, окончательно утвердивший законное время зимы.
Филолет Степанович пребывал на работе, когда белые
мохнатые, словно пучки седых волос, хлопья снега падали и
разлетались повсюду за стеклом. Он взглянул в окно и невольно
поморщился от всей этой колкой белизны и света, щипавшего
глаза.
После смены домой Гомозов добирался пешком, в планах
обязательным являлось прогуляться по парку. Так, пройдя парк, и
вдоволь насладившись тихой сумеречной, уже привычной для взора
белизной, он направился по центральной улице, чтобы заскочить в
магазин. В магазине Филолет Степанович приобрел незаурядную
необходимость на сейчас: конфеты с коньяком. «Свежие,
чрезвычайно свежие, наилучшего качества, – подумал практичный
Гомозов, раскусив одну. – В самый раз, чтобы выпить с ними
горячего чая и вмиг согреться после уличной мерзлоты».
Он был так счастлив из-за сегодняшнего приобретения, и так
радостен весь сегодняшний день, что влюбленные, подчинившиеся
невесомости, не могли испортить ему настроения. При их виде он
только отворачивался или просто не смотрел в их сторону.
Факт приобретения конфет, все же имел и тайный смысл.
Сегодня, вероятней всего, заглянет в гости Елена. А такое угощенье
мало кому не придется по вкусу.
Но сколько ни ждал Гомозов, сколько ни вертелся у окон,
будучи дома, Елены так и не показалось на горизонте. В тот день
она не посетила его.
Разочарование ждало Филолета Степановича и в следующий
день, и днем позже, и даже всю бушующую неделю. Женщина, так
нуждавшаяся в беседах, больше не заходила, точно ее потребность
в общении исчерпала себя. И из-за этого Гомозова охватила
бестолковая грусть. Однако, он, не имеющий ни к чему
зависимости, убеждал себя в обратном. К тому же, в его положении
доолжно было радоваться, не иначе как. Ведь, наконец-то, Филолета
Степановича оставили в покое и не докучали своими визитами.
Так он и радовался. Почти радовался. Только через неделю его
охватило особенное беспокойство. Оно билось в нем как
трепещущая маленькая птичка в клетке, которая то и дело норовила
вырваться и упорхнуть, да только старания ее были тщетны, она все
равно оставалась взаперти.
«Она не придет. Она больше не придет, – дрожа, размышлял
Гомозов. – Неужели, что-то случилось? Неужели я ее чем-то
огорчил?»
Временами он чувствовал себя неосознанно виноватым,
временами был горд за себя. Несмотря на всю изменчивость его
внутреннего состояния, постоянным оставалось только одно
качество – решимость. Решимость всегда была конечной точкой в
его сомнениях. Может из-за любопытства, может из-за
беспокойства, никто не знает точно, но ему следовало, как он для
себя определил, наведаться к женщине, что так долго беспокоила
его своими, казалось бы, бессмысленными визитами, а теперь
пропала.
Гомозов направился к ней в выходные. В воскресенье.
Дорогу к дому Елены можно было сократить. Так как на реке
давненько уже встал лед, представлялось возможным пройти по
нему напрямую к общежитию, и не тратить времени на обход через
мост. В подобную, мерзлую заснеженную погоду этот факт был не
маловажной причиной для искреннего счастья. Ведь каждая лишняя
минута, проведенная на таком морозе, напоминала об уязвимости
человеческой сущности, особенно если одежда прохладнее и легче,
чем стоило. Косточки подрагивали от каждого порывистого выдоха
ветра, от цепкого мороза щипало лицо, пальцы рук и ног будто
затягивало в гипс, впрыснув в них леденящий наркоз.
Не успел Филолет Степанович подступить к общежитию, как у
окна, соседнего с окнами Елены, выглянула уже знакомая женская
физиономия. Форточка тут же распахнулась и послышалась
насмешливая интонация:
– Пр ынц! Неужели ты опять пришел?! Мой прынц, ты за
мной? Моего дома нет, заходи скорей! – и она зашлась
омерзительным смешком, и с хлопком закрыла форточку.
Гомозов сплюнул в сторону, от неожиданности даже забыл
выругаться.
Подойдя к двери Елены, и будучи уже в приниженном
душевном состоянии, он робко постучал в дверь. Через несколько
секунд за дверью послышался шум, а спустя мгновение раздалось
короткое «Да! Кто там?!»
Гомозов замешкался.
– Кто там?! – повторил приятный женский голос.
– Елена. Это…это… Филолет Степанович… Гомозов.
За дверью с обратной стороны зачастили быстрые шаги, после
чего дверь распахнулась, и на Гомозова накинулось что-то ласковое,
теплое, приятно пахнувшее.
– Филолет Степанович! Вы?! Вы пришли! Неужели вы
пришли! – Елена крепко и безостановочно обнимала его.
Горячее дыхание ударило Гомозову в шею, сделалось славно,
но он быстро осмыслил происходящее, оценил незнакомое доселе
чувство, и, нервно моргнув левым глазом, осторожно придержал
руки женщины на своих плечах, чтобы они не слишком-то
позволяли себе вольностей.
– Ну, заходите же скорей! Что вы стоите?! – Елена расцепила
свои нежные объятья, из которых было непозволительно
вырываться, и приглашающе кивнула.
Гомозов переступил порог, и женщина повела его за собой.
Они остановились в просторной гостиной.
Часть дома, что арендовала Елена по сути своей и состояла
всего из этой комнаты, кухни, и крохотной кладовки. Гостиная же
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Русуданиани - Без автора - Прочее
- Псковская земля. Русь или Европа? - Юлия Игоревна Андреева - Зарубежная образовательная литература / История / Прочее
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- История о хитроумном продавце - Занин Сергей Геннадьевич - Прочее
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Две сестры - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Нежить и Егор Берендеевич - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова - Прочее / Русское фэнтези / Фэнтези
- Город в деталях. Как по-настоящему устроен современный мегаполис - Роман Марс - Публицистика / Русская классическая проза
- Знаменитая книга - Александр Грин - Русская классическая проза