Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ян Амос Коменский в XVII веке строил «Великую дидактику», гарантирующую учителям и учащимся приятное, радостное обучение и основательные успехи.
Иоганн Генрих Песталоцци в XVIII–XIX веках в своих воспитательных учреждениях в Нейхофе, Станце, Бургдорфе и Ивердоне стремился к возбуждению ума детей, к активной познавательной деятельности, этому учил он родителей.
Константин Дмитриевич Ушинский в XIX веке призывал к обучению, в котором серьезные занятия стали бы для детей занимательными, советовал учителям завоевать любовь своих учеников, изгнать из класса скуку и не оставлять ни на одну минуту ни одно дитя без дела.
Яков Семенович Гогебашвили создал увлекательные учебники и книги для чтения, до сих пор являющиеся одним из светлых источников духовного мира нации.
Януш Корчак продемонстрировал суть и огромное значение истинной педагогической любви к ребенку в его преобразовании и воспитании, возможность направления детей на самовоспитание и самосовершенствование.
Василий Александрович Сухомлинский своей «школой радости» вселил в нас веру во всемогущую силу радости познания, во всемогущую силу утверждения в каждом школьнике успехов в познании, чувства доверия к своим способностям.
Каждый день в газетах пишут о творческих педагогах, о них рассказывают по радио и телевидению, — учителя эти творят современные чудеса на своих сорокаминутных уроках, они вводят детей в глубь науки, разжигают в них страсть к постоянному самообразованию, возбуждают в них любовь к учению.
И как было бы хорошо, если бы были созданы учебники по педагогике, в основе которых лежали бы принципы гуманного воспитания и обучения. Они, наверное, были бы пронизаны пафосом педагогической любви и уважения к детям, пафосом утверждения в них радости познания, пафосом нашего доверия к ним, нашего сотрудничества, совместного поиска, совместных открытий.
Я верю в силу воспитания и обучения, то есть воспитания и обучения с позиций самих же детей, с позиций гуманистических начал.
И еще верю, что в таком образовательном процессе, в котором ребенок окажется и в школе, и в семье, он полюбит учение, и трудности в учении и познании, приобретут для него совершенно иной психологический смысл — они станут условиями переживания радости успеха.
КАРЛСОН
Первое письмо от Карлсона, который живет на крыше, ты получил в день твоего рождения, 20 февраля. Ты был тогда во втором классе.
О захватывающей дружбе Малыша с Карлсоном, живущим на крыше, ты уже знал. В течение двух-трех недель, пока мы читали тебе книгу о них, ты жил жизнью Малыша и мечтал иметь друга с пропеллером. Ты готов был верить, что Карлсон действительно существует, что он живой человечек.
В семье в твои обязанности входило открывать наш почтовый ящик и доставать оттуда письма и газеты. На этот раз твое внимание привлек необычный конверт, раскрашенный в красный и желтый цвета. С его лицевой стороны на тебя смотрел веселый человечек с пропеллером на спине. На конверте крупным и нескладным почерком было написано:
«Паате. Секретно! Секретно! Секретно! Карлсон с крыши».
Дома была только бабушка, и это облегчило твое положение: ты положил газеты на обычное место и со своим письмом от Карлсона залез под письменный стол. Карлсон писал тебе:
«Я Карлсон. Хочу дружить с тобой. Как только найду возможность, прилечу к тебе. Я же самый занятый человек в мире. Поздравляю с днем рождения. Вчера я решил поступить в первый класс, прямо без прохождения нулевого. Я же самый талантливый, самый умный в мире. Хочешь, проверь: пришли три самые сложные задачи, я их сразу решу и пришлю обратно. Жду от тебя письма. Напиши, какую сказку ты читаешь. Пусть нашим паролем будет „Плим“. Письмо я должен получить послезавтра. Положи его в такой же красочный конверт, как мой. Заклей его, напиши сверху адрес:
„На Крышу. Карлсону. Секретно. Паата“. А теперь до свидания. Карлсон. Плим».
Слова были написаны разноцветными фломастерами, строки шли зигзагами, буквы были то крупные, то мелкие, искаженные.
Спустя полтора года переписка с Карлсоном прекратилась. Он сообщил тебе, что срочно улетает далеко-далеко по очень важному делу.
«Я вернусь когда-нибудь. Я ведь возвращаюсь всегда!» Некоторое время ты скучал по своему другу, по своей засекреченной и увлекательной игре.
Ты, конечно, вовсе не думал, что имеешь дело с настоящим Карлсоном, хотя как-то мы, напуганные твоим внезапным исчезновением со двора, нашли тебя на крыше нашего дома. Ты не открыл нам тогда своего секрета — зачем поднялся на крышу, что тебе там было нужно.
«Так. Хотел посмотреть, что там!»
Ты мечтал иметь Карлсона — друга, тебе нужны были происшествия с секретами и паролями. Ты знал, что вся игра, длившаяся полтора года, — игра воображения.
Но могу поклясться, ты переживал все как настоящее и со всей серьезностью относился к каждому письму с Крыши, аккуратно отправлял Карлсону-невидимке свои письма.
Если тогда сказали бы тебе, что все это — шутка, и показали, кто бросает в наш почтовый ящик письма от Карлсона и достает оттуда твои письма Карлсону, ты огорчился бы, наверное, не на шутку, обиделся бы до глубины души.
Почему ты получал письма именно от Карлсона.?
Зачем засекреченная игра именно с паролями?
И вообще, какова была цель всей этой затеи?
Эти вопросы ты никогда не задавал нам и, может быть, до сих пор думаешь, что мы просто баловали и развлекали тебя. Но это не так. Мы в эту игру заложили часть целей нашей семейной педагогики. Теперь, уже спустя десять лет, я открою тебе наш секрет игры, переписку с Карлсоном.
Нам надо было развивать в тебе вкус к познанию и зародить мотивы учения.
Надо было развить потребность и интерес к чтению.
Надо было научить тебя способам познания, учения, добывания знаний.
Надо было воспитать еще многое другое — вежливость, волю, верность своему слову, увлеченность…
Стать школьником — это еще не значит, что ты уже овладел своей профессией ученика. Как учиться и ради чего — ты не понимал. Все дети вначале тянутся к школе. Еще бы — меняется социальный статус. Но через несколько лет, может быть, спустя три-четыре года, обнаруживается, что у многих из них звонки на урок вызывают смутные ощущения тревоги, недовольства, скуки, страха; а звонки, возвещающие об окончании уроков, — чувство облегчения, радости, свободы.
А ведь надо, чтобы все было наоборот.
Поэтому нам и надо было спешить воспитать в тебе радостное, доверчивое отношение к школе, учению, стремление к трудностям познания и учения. Бабушка, мама, я — все мы вместе и каждый в отдельности внушали тебе важность положения школьника, давали тебе наставления, как учиться, помогали разобраться в тех случаях, когда ты затруднялся. Но все это была сухая, прямолинейная дидактика. Мы призывали тебя к тому, что было не под силу твоей воле. Да разве легко сесть за выполнение домашних заданий, когда из соседней комнаты доносятся до тебя знакомое:
«Ну, заяц, погоди!» — и заразительный смех сестренки. Ты то и дело вскакиваешь со своего рабочего места, но бабушка удерживает тебя:
«Сиди, сиди, занимайся. Смотреть телевизор ты еще успеешь, а вот учиться будет поздно!» В конце концов, ты начинаешь плакать:
«Хочу посмотреть мультфильм!..» Тебе опять напоминают о твоих важных делах, но эти внушения не доходят до тебя.
«Вот и не буду учиться, не буду учиться!» Ты начинаешь бунтовать.
Сейчас тебе хочется смотреть телевизор. Но надо решить задачу. Этого требует твое будущее.
Именно сию минуту хочется поиграть с товарищем. Но надо выучить стихотворение. Это тоже очень важно для твоего будущего.
Именно сегодня хочется пойти в цирк. Но надо написать сочинение. Без него будет страдать твое будущее.
Именно сейчас хочется пойти в парк и развлекаться на новых аттракционах. Но надо выполнять грамматические упражнения. Это тоже ради будущего.
И в твоем представлении это смутно осознаваемое светлое будущее становится невыносимым.
Ты восстаешь против него, ты протестуешь, ты не хочешь принести ему в жертву действительно светлое настоящее, которое манит тебя фейерверком удовольствий.
Так сталкиваются в твоих переживаниях настоящее и будущее.
Ты выбираешь настоящее.
Настоящее и будущее сталкиваются и у взрослых, только на совершенно другом уровне — в самых верхних слоях сознательности. И они отдают предпочтение будущему ради своего же благополучия.
И вот какая получается ситуация: заботу взрослых о твоем будущем, о котором ты не имеешь понятия, ты принимаешь как покушение на свое настоящее, которое так тебе дорого и ясно. Говоря более обобщенно — добро, творимое людьми для тебя, ты принимаешь как зло против тебя.
- Без сердца что поймем? - Шалва Амонашвили - Прочая научная литература
- Здравствуйте, дети! - Шалва Амонашвили - Прочая научная литература
- Исповедь. О жизни. Что такое искусство? - Толстой Лев Николаевич - Прочая научная литература
- Зеркало моей души Том 1 "Хорошо в стране советской жить…" - Николай Левашов - Прочая научная литература
- Природа боится пустоты - Дмитрий Александрович Фёдоров - Прочая научная литература
- Революция отменяется. Третий путь развития - Евгений Скобликов - Прочая научная литература
- Природа времени: Гипотеза о происхождении и физической сущности времени - Анатолий Бич - Прочая научная литература
- Superинтуиция. Интенсив-тренинг для развития скрытых способностей - Юлия Асоскова - Прочая научная литература
- Всё переплетено. Как искусство и философия делают нас такими, какие мы есть - Альва Ноэ - Прочая научная литература / Науки: разное
- Принцип чистого разума. С комментариями и объяснениями - Иммануил Кант - Прочая научная литература