Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ярдамчи одобрили его решение.
— Только осторожнее, Саид. Тебя могут убить но дороге.
Нет, его не убили. Этому воспротивился председатель, бай Ярмат.
— Разве вы не читаете газет? — сказал он правленцам. На прошлой неделе в Шур-кишлаке за такое дело расстреляли пять человек. Мертвый, он будет для нас еще опаснее. Послушаем, что скажет наш уважаемый Рахим.
Рахим дал очень хороший совет. Судьба Саида была решена. На следующий день его позвали в правление, где уже собрались все хозяева колхоза, в том числе и святой ишан Аннар-Мухаммед-оглы.
— Подойди поближе, Саид, — кротко сказал ишан. — Ты, оказывается, безумный, «джинны»[21], я уже давно заметил это. А в законе сказано: «Безумного свяжите цепями».
Саид, привыкший к замысловатым иносказаниям ишана, спокойно ждал, думая, что главный разговор еще впереди. Но разговор был уже окончен. Председатель крикнул:
— Вяжите его!
Сайд понял, рванулся к дверям, но сбоку, размахивая руками, налетел чайханщик Бабаджан, за ним — двое прислужников ишана. Они свалили Саида на пол, туго связали веревками. Хозяин Рахим сказал, пробуя крепость узлов на его руках:
— Бедный человек! Но что же делать!.. Я кормил его, когда он был здоровым, не разорит он меня и теперь. Буду кормить.
Связанного Саида отнесли к Рахиму на двор, опустили в глубокую яму, выкопанную Саидом же лет десять назад. В яме было сыро, темно; посредине стоял врытый в землю карагачевый столб, только что очищенный от коры, еще скользкий. Принесли цени, приковали Саида к столбу и ушли, накрыв яму досками.
Бабаджан, вернувшись в чайхану, рассказал гостям о печальном происшествии. При этом он многозначительно стучал пальцем по своей глупой голове, гордясь тем, что первым разглядел безумие в глазах Саида.
Плакала жена Саида, ишан утешал ее, обещая вылечить мужа молитвами. К яме ее не допустили: безумный, по закону, не должен видеть людей.
Свет проникал к Саиду одним узким лезвием через щель в досках. Над темной сырой ямой пели птицы, стучали копытами овцы — так узнавал Саид утро и вечер.
В день ему давали кувшин воды, две лепешки. Изредка меняли солому, на которой он спал.
Однажды пришел к нему сам хозяин Рахим. Он сдвинул ногой доски и сказал вниз, в черную зловонную дыру:
— Ты еще жив, Саид? Как темно в твоем новом доме.
Саид поднял страшное лицо — желтое, обросшее длинными волосами.
— Ты и в самом деле безумный, — засмеялся хозяин. — На кого пошел ты войной? В одном моем пальце больше силы, чем во всех ярдамчи. Посиди еще немного на цепи; через годик-другой, когда ты совсем разучишься говорить и не сможешь больше поднимать людей против нас, я тебя выпущу. К тому времени, думаю, ты уже по-настоящему сойдешь с ума и ослепнешь.
Глухо, из-под земли, послышался голос Саида:
— Хозяин, помнишь, мы с тобой были мальчиками? Помнишь, я сделал водяную мельницу и подарил тебе? А помнишь старого ежа, что жил в дупле ивы?..
Потом было молчание — очень долго. На улице, за толстой глиняной стеной, что огораживала хозяйский двор, ноюще скрипела арба, и возница, сам удивляясь силе своего горла, с натугой и до того тонко, что звенело в ушах, тянул, без единого обрыва, забирая все выше и выше, бесконечную древнюю песню. И арба проскрипела и песня затихла, прежде чем хозяин ответил дрогнувшим голосом:
— Помню. Но ты сам виноват, Саид. Зачем ты начал этот бунт? Ведь мы хотели помочь тебе, предлагали деньги — ты сам отказался. Эх, Саид, Саид, что ж теперь делать нам? Ну, хорошо, я прикажу, чтобы тебе давали в день по четыре лепешки, я пришлю одеяло, чтобы ночной холод не мучил тебя.
Из-под земли донеслось:
— Я не к тому говорю, хозяин. Я жалею, что тогда не сунул тебя головой в арык вместо мельницы, что я не вколотил тебе в глотку старого ежа, чтобы ты, хозяин, подох поганой смертью!
Снова молчание, сонно поклохтывают куры, истомившиеся от жары. Сдвигаются доски над головой Саида, и в яме — темно. Слышны удаляющиеся шаги хозяина. С тех пор он больше ни разу не подошел к яме.
Саид просидел на цепи два месяца и восемь дней. Приближалась весна; от нее, как искры, летели одинокие теплые дни, опять сменявшиеся ненастьем. Солнце не проникало в яму к Саиду, просачивалась только весенняя вода. По ночам Саид дрожал на мокрой соломе. От холода или от ярости, но голова его стала ясной, как свет, — он обо всем подумал, все вспомнил, все понял.
Он освободился, перепилив толстый карагачевый столб цепью. Сидя, он упирался пятками в подножье столба и пилил. Дерево дымилось, обугливалось, цепь проедала его все глубже.
Выбрав бурную ночь с дождем и ветром, Саид подломил столб, проеденный цепью на три четверти. Ступеньки в глинистых стенах он сделал заранее. На конце цепи мертвым грузом висел короткий толстым чурбак — остаток столба. Саид сам не помнит, как удалось ему вылезти. В деревьях ревел весенний ветер, ломал сучья, сек холодным дождем измученное тело Саида. Он положил на место доски, чтобы подольше не заметили бегства, и пошел, неся на плече чурбак, обмотанный цепью. Земля расплывалась под ногами, железо хрипло лязгало, звенело, но за страшным гулом ливня и ветра никто не услышал. Сразу же Саид повернул в поле, увяз по колено в размокшей пашне, выбрался кое-как на тропинку, а по ней — на перекресток двух полевых дорог — на этот самый перекресток, где мы стояли сейчас и разговаривали, провожая глазами солнце.
Саид не смог разбить камнями свою цепь и потащил чурбак дальше. На рассвете он спрятался в мокрых кустах, и не зря: видел погоню, посланную за ним. До района считалось тридцать шесть километров. Саид шел еще ночь, и когда совсем изнемог, упал на дороге; за поворотом загорелись вдруг фары, загудела, зарычала машина — хлопкомовский[22] грузовик.
— Что за дьявольщина! — сказал изумленный шофер. — Братишка, откуда ты взялся? Ким ту?[23]
Зубилом шофер, разрубил цепи, сильными руками легко поднял Саида, уложил в кузов на мешки с семенами и погнал машину полным ходом прямо в район.
Саид очнулся в больнице. Следователь расспросил его. Дней через десять Саида повезли домой на машине, как народного комиссара. В кишлаке уже не было ни ишана, ни баев — всех взяли в тюрьму. Ярдамчи, товарищи Саида, записались в колхоз и работали на полях для себя. А Саид не мог работать — был еще слаб. Он испугался, спросил на собрании — как
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза