Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но попробуйте сказать членам такого сообщества, что у них семья не очень-то благополучна. Могут рассердиться, обидеться. И нередко окажутся по-своему правыми. Есть категория людей, которых устраивает именно такой образ жизни. Для них мучительным и тяжким был бы любой другой уклад бытия. На мой взгляд, и здесь все должно решаться с позиций нравственности, а не внешнего антуража. Никому не во вред, никому не в обиду и досаду, лишь самим им. Да, может, и не вред это для них вовсе. Тогда совсем хорошо. Правда, мне неоднократно приходилось слышать, как детишки из таких домов сетовали на свою неприкаянность. Не хватало им тепла, заботы, уюта. Жались они к товарищам, у которых дом был надежной защитой и опорой.
Тип семьи № 3 — «дом-служба». Едва ли не самый противоречивый тип. Все делается в нем исключительно добросовестно, обстоятельно, на прочной основе, по регламенту, по последнему слову науки и техники. Казалось бы, вот образец для подражания. А мне недостает в нем импровизации, непосредственности, игры, творчества, наконец. Чтобы управлял делами в этом доме не один суровый господин — Долг, но и веселое, беззаботное чувство любви и свободы.
Тип семьи № 4 — «дом-каторга». Неужели, удивится читатель, и такой типаж может претендовать на звание сколько-нибудь благополучного? Может. Коллективное и добровольное заключение в четырех стенах может почитаться вполне приемлемым для категории людей, не знающих иного стиля и образа жизни. Бывает, брань, ссоры, взаимные мучительства становятся не просто привычными, но даже необходимыми. Любовь-ненависть иной раз крепче привязывает людей друг к другу, чем вялое, спокойное сожительство. Члены подобной семьи находятся в состоянии перманентной войны всех со всеми. Но попробуйте расселить их, они же с тоски зачахнут друг по другу или начнут возводить в отдельной квартире «филиал» прежней каторги.
Дети из таких домов выходят закаленные, зубастые, умеющие отстаивать себя, свои интересы и позиции, не оглядываясь на других.
Среди самых светлых впечатлений и воспоминаний — образ замечательной семьи ленинградцев Мальцевых: Михаила Дмитриевича (давно умершего, но нимало не забытого), ученого, добрейшего человека, прекрасного мужа и любящего отца; его жены — Зои Романовны, чистого, преданного, самозабвенного без позы человека, учительницы для своих и чужих детей. Я узнала их в тяжкие для семьи годы: свежа была и кровоточила рана, оставленная в их душах смертью сына Валентина, погибшего в партизанском отряде при защите Ленинграда. Его портрет ныне помещен в школьном музее 272-й ленинградской школы. Дочь Ирина приняла на свои детские плечи и горечь потери, и всю сосредоточенную на ней любовь родителей.
В этом доме мы, одноклассники Ирины и ее друзья, вдыхали особый воздух того самого кровного содружества, которое на все времена стало для меня желанным образцом, не выдуманным, не отвлеченным, живым и осязаемым. В единственной комнате, разделенной книжными стеллажами на общую «столовую» и кабинет Михаила Дмитриевича (тут же по совместительству кухня с керосинкой), скромная и лишь необходимая мебель была так ловко размещена, что для каждого образовывался собственный уголок, в котором человек устраивался на свой манер и вкус.
Вообще в этой семье всячески поддерживалась «автономия», ненавязчивое внимание друг к другу: кто чем занимается, куда идет, каждый решал сам, ставя других в известность о своих намерениях. В таком стиле общежития не было нужды контролировать поведение домочадцев. «Раз ты действуешь так, значит, тебе это действительно необходимо». И никто не оспаривал просьбы сделать что-то. «Коли ты просишь, значит, не можешь почему-то сделать сам и нуждаешься в помощи». Здесь царила безусловная, априорная уверенность в порядочности и трудолюбии каждого, как в иных семьях правит внутренняя уверенность, что «сожитель» только и озабочен тем, как бы свалить труды и заботы на плечи другого, а самому ухватить побольше удовольствий да полакомей кусок.
Меня особенно грела и привлекала манера общения Мальцевых. Здесь говорили тихо и мягко, двигались как-то так ловко, что в тесноте никто не задевал друг друга. Занятость уважалась, охранялась, а домашние заботы и развлечения собирали всех вместе. Помню, Михаил Дмитриевич при нашем вторжении в дом оставлял свою работу и непременно интересовался, чем мы взволнованы, серьезно вникал в наш галдеж и с улыбкой ронял две-три фразы, которые сразу отметали внешнее, несущественное, проясняли главное и придавали смысл кажущейся бессвязице мнений и суждений. А он незаметно самоустранялся, предоставляя уже нам самим вырабатывать конкретные решения.
Зоя Романовна была моей исповедницей и сострадалицей. Был случай, когда мне, уже взрослой, замужней женщине и матери, она дала совет, спасший меня от непоправимого, быть может, шага. И при этом она, как и Михаил Дмитриевич, никогда не настаивала на том, что ее мнение единственное и обязательное.
Та же манера отличала поведение с нами и их дочери, перенявшей все родительские свойства. Иринка, несомненно, была из нас самой эрудированной, интеллигентной, училась отменно и ровно, но это как-то никем не отмечалось и не замечалось. Мы звали ее «умной Машей» и воспринимали ее успехи без зависти, как само собой разумеющееся. Тянулись мы к ней, как к чистому и свежему роднику: хлебнешь хрустальной водицы и можешь бежать по своим «сорочьим» делам, не оглядываясь, уверенная, что, когда опять замучит жажда, найдешь источник на том же месте, в том же состоянии душевной чистоты, незамутненности. Только теперь я понимаю, сколько нравственных и сердечных расходов требовала «очистительная работа», которую добровольно приняла на себя эта семья. И честно могу признать, что любимый мой город Ленинград мне особо притягателен именно оттого, что в нем и по сей день живут Мальцевы-Валуйские.
Как я уже призналась, для меня это был и остается живой образец человеческого общежития, семейственности в высоком смысле слова. Дурные примеры тоже учили, уже «методом от противного». Кроме названных выше различий между домами, они позволили мне определить разные типы внутрисемейных связей и отношений.
Я заметила: есть люди с установкой брать себе,
- Психология биэтнических семейных отношений - Заграт Айгумова - Психология
- Три детства. Как на нас влияют семейные сценарии - Варвара Пузрина - Воспитание детей, педагогика / Психология
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Как пережить разрыв отношений и стать счастливой. 20 тестов и 25 правил - Евгений Тарасов - Психология
- Он и Она: тайный шифр сказки отношений - Татьяна Зинкевич-Евстигнеева - Психология
- Портреты замечательных людей. Книга первая - Владимир О. Смирнов - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Верный и заботливый муж. Явки, пароли, секреты. Удачное знакомство, быстрое замужество, долгие счастливые отношения - Дас Сатья - Психология
- Всё сложно. Как спасти отношения, если вы рассержены, обижены или в отчаянии - Харриет Лернер - Психология
- Семья и как в ней уцелеть - Роберт Скиннер - Психология
- С тех пор они жили счастливо. - Лесли Кэмерон-Бэндлер. - Психология