Саразен прекрасно понял по этой речи, что со всех сторон он остался ни с чем, и тот совет, какой он мне дал обратиться к этой женщине, дабы убедить Принца де Конти сделать то, что мы желали, послужит этому Министру предлогом не отдавать ни единого су из того, что он ему наобещал; итак, совершенно взбесившись против него, он начал говорить о нем все самое скверное, до чего он мог только додуматься.

/…Принца де Конти…/ Кардинал об этом знал и был совершенно готов его покарать, но, приняв во внимание, что ему самому будет неудобно это сделать, поскольку у того был справедливый повод жаловаться на него, он сделал это чужими руками, казалось, не приняв в том никакого участия. Он дал знать украдкой Принцу де Конти, по какому поводу этот человек так распоясался против него, а так как это означало, как ни в чем не бывало, сообщить ему, что личный интерес сделал того предателем по отношению к нему, этот Принц в один момент забыл ту благодарность, какую он порой проявлял к нему за похвалы, что тот расточал ему в своих стихах, чтобы полностью отдаться своему негодованию. Правда, еще больше разозлил его против того Принц де Конде, строивший пикантные насмешки над его женитьбой. Так как обладание притушило большую часть его любви, а кроме того, вместо этих великолепных обзаведении, каких он наобещал себе в результате этого супружества, он увидел себя намного более нищим и более презренным, чем он был, когда обладал своими бенефициями, он взял однажды каминные щипцы и отвесил ими удар по голове Саразена; тот, зная, что у него гораздо лучшие ноги, чем у Принца, тотчас прибег к этому средству, дабы избежать возможного повторения удара. Он проворно пустился бежать, но его плащ случайно зацепился за что-то, прежде чем он смог выскочить из комнаты; он с усилием рванул его на себя и растянулся в трех шагах от той двери, через какую намеревался выйти. Принц де Конти тоже повалился на него, с таким жаром он его преследовал, и, нанеся ему еще несколько тумаков, он не перестал бы так рано его колотить, если бы люди, находившиеся в прихожей, не услышали поднятый ими шум и не явились посмотреть, в чем было дело. Они были страшно поражены, найдя их одного на другом; Принц по-прежнему сжимал в руке свои щипцы, а так как он свалился носом вперед, лицо его было слегка оцарапано. Его люди тотчас уверились, будто у Саразена хватило наглости защищаться от него. Итак, обрушив на него град ударов, они бы там же и прикончили его прямо перед Принцем, если бы он сам им в этом не помешал. Саразен, уже потерявший всякую ориентировку из-за той манеры, в какой обошелся с ним Принц, еще меньше понимая, зачем эти люди окончательно вышибали из него разум, сказал им, как бы обвиняя их в жестокости, что он был совершенно несчастен, поскольку они вот так сделали его ответственным за непостоянство их мэтра; когда он был влюблен, он не знал покоя, пока не женился на этой женщине, но теперь, когда она ему опостылела, просто удивительно, почему они заставляют его за это непомерно расплачиваться; и это было совсем неразумно, и то, что Принц вымещал на нем свою досаду из-за того, что Кардинал провел его на честном слове. Его речь объяснила этим людям, по какому поводу у них была размолвка, а когда слух об этом достиг ушей Кардинала, страх, как бы этот Принц не опротестовал свою женитьбу и как бы он не отправился к своему брату примиряться с ним, заставил его предложить ему командование над Армией Каталонии вместе со щедрым содержанием. Такое командование отнюдь не было большим подарком. Это не было больше тем, что представляло собой когда-то; мы не удерживали больше ничего в этой стране, и наши внутренние дивизии потеряли там Барселону вместе со всеми другими нашими завоеваниями. Двор предъявлял огромный счет по этому поводу к Графу де Марсену, на кого он возлагал всю вину из-за его измены; но так как после того, как он сбросил маску, он еще и удалился вместе с Принцем де Конде, он ничуть не печалился от того, что там о нем думали. Он вытягивал из Испанцев крупное жалование, утешавшее его за те потери, какие он мог бы иметь во Франции. Как бы там ни было, Принц де Конти позволил умаслить себя командованием, о каком я только что сказал; Саразен не смог стать свидетелем его триумфов, дабы воспеть их в своих стихах; он умер от горячки, вызванной печалью и позором от того, что с ним произошло. Он совсем недолго болел, его скрутило за какие-то четыре или пять дней; но до последнего момента он не переставал говорить то о Принце де Конти, то о Кардинале; он высказал о них все, что знал, разумеется, по отношению к нему, показывая тем самым, если он и умирает вот так в цветущем возрасте, то ему некого больше винить, кроме них. Они позволяли ему это говорить, веря, что незнавшие о происшедшем примут это за расстройство его мозгов; но ведь большинство-то знало, что оно должно об этом думать и судить, на его примере, когда бы даже они не узнали об этом гораздо раньше, насколько служба Вельможам была обычно неблагодарным делом.

/…доброе настроение будущего Лейтенанта мушкетеров…/ Месье Кардинал еще не потерял желания получить Роту Мушкетеров для одного из его племянников. Старший умер два года назад, как я тогда и сказал. Он оплакивал его, как женщина, и не мог и сейчас сдержать слез, когда о нем говорил. Между тем, хотя его младший не казался ему столь же годным к военному ремеслу, каким был тот, так как он надеялся, что в нем оправдается поговорка — «покуешь и кузнецом станешь» — он мне сказал однажды, что настолько был доволен мной, что хотя я еще и недавно сделался Капитаном в Гвардейцах, он не намерен позволять мне состариться на посту вроде этого. Он желал бы сделать нечто большее для меня, а так как я принадлежал к друзьям Месье де Тревиля, я должен бы постараться добиться его согласия на то, что эта Рота будет восстановлена в пользу кого-то другого; сам же он устроит передачу ее под командование старшего из племянников, что у него остались в настоящее время; а так как тот был еще молод, он не мог бы немедленно исполнять такие обязанности; таким образом, тот, кто будет при нем лейтенантом, будет соответственно и мэтром; он остановил свой взор на мне для замещения этого поста.

Я был тем более в восторге от его предначертания, что имел еще более скверное мнение о его племяннике, чем он сам. Он был вял и ленив превыше всего, что только можно себе вообразить; он не любил ничего, кроме праздности и доброго угощения; в остальном он не страдал отсутствием сообразительности и обладал довольно приятной внешностью, если не считать чересчур толстых ног для его возраста, уже предвещавших, что однажды он превратится в настоящего обжору, точно такого, каким его и видят сегодня. Итак, я, рассчитывал, если ему посчастливится добиться успеха в этом предприятии, я буду мэтром этой Роты не только, пока молодость его племянника отставляла его от службы, но еще и когда он достигнет зрелого возраста для такого занятия. Потому, возбужденный моим личным интересом действовать с горячностью по отношению к де Тревилю, я отправился пообедать с ним, чтобы посмотреть, нет ли надежды, что он станет посговорчивее, чем был прежде. Он находился в своем доме в Гренеле, какой он специально купил наезжать туда развлекаться время от времени. Однако, по правде говоря, это была всего лишь добрая ферма, далеко не имевшая всех тех удовольствий, каких ищут в других домах и стараются у себя завести, насколько это возможно; но близость, Парижа заменяла ему их все, в том роде, что он получал там такое же громадное удовлетворение, будто бы действительно это было нечто стоящее. Я нашел там довольно славную компанию, что помешало мне поговорить с ним в этот день, и вернулся в конце недели посмотреть, не буду ли я на этот раз более счастлив. Я взял в качестве предлога его пребывание в этом доме и сказал ему, что, видимо, он уже настолько привык жить в удалении от Двора, что и потеря его должности не должна была больше приносить ему таких огорчений, как это бывало прежде; к тому же, когда человек чего-то лишен, как он, на протяжении нескольких лет, он становится совершенно безразличным к тому, было ли у него это что-то или же его никогда и не было; я просто поражаюсь, как такой умный человек, как он, не добился себе за это какого-либо вознаграждения; его дети еще слишком молоды, чтобы он мог питать надежду увидеть их однажды во главе этой Роты; такого сорта посты существовали лишь для фаворитов или же для людей безупречных в их службе, каким мог быть он сам; абсолютная правда, что заслуги отцов говорили иногда в пользу детей, таким образом они бывали вознаграждены в их особах за то, что сделали их отцы; но, наконец, если такое и случалось, чего я и не намеревался отрицать, совершенно точно также, что это не случается больше ни с кем иным, как с теми, кто в прекрасных отношениях с Министром; в остальном, так как я не верю, что он бы должен был тешить себя надеждой на нечто подобное, судя по той манере, в какой они обходились друг с другом, я утверждаю настойчивей, чем никогда, что он поступит совсем недурно, если последует тому, что я ему советовал в настоящее время; я знал из надежного источника, что Месье Кардинал выслушает предложения, какие ему угодно будет сделать по этому поводу; если же он пожелает передать их через меня, он может быть уверен, что я отдам ему в них самый точный отчет.

1 ... 147 148 149 150 151 152 153 154 155 ... 277

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мемуары - Гасьен де Куртиль бесплатно.

Похожие на Мемуары - Гасьен де Куртиль книги

Младшая Эдда - Снорри - Европейская старинная литература
Письма - Екатерина Сиенская - Европейская старинная литература / Прочая религиозная литература
Окассен и Николетта - неизвестен Автор - Европейская старинная литература
Божественная комедия - Данте Алигьери - Европейская старинная литература
Роман о Тристане и Изольде - Кристьен де Труа - Европейская старинная литература
Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера - Питер Акройд - Европейская старинная литература
Тристан и Изольда - Жозеф Бедье - Европейская старинная литература
Три вестъётские хроники - Эпосы - Европейская старинная литература
Сочинения - Макиавелли Никколо - Европейская старинная литература
Комедия ошибок - Шекспир Уильям - Европейская старинная литература

Оставить комментарий