то этим вампирам точно нельзя доверять.
Я едва заметно улыбнулся. То, как Логан защищает Габби, без сомнения, порадовало бы Дианну.
– Дрейк умеет действовать на нервы, но он безвреден. Он все время флиртует, и это ужасно раздражает.
Голос Логана превратился в низкое рычание.
– Если он попробует флиртовать с Неверрой, я разорву его на куски.
Я тихо рассмеялся, а после вздохнул, наклонился вперед и почесал затылок.
– Да. Это справедливо. Логан, я… я не знаю. Мне кажется, что-то не так.
– Может, ты просто перенервничал?
– Может быть… а может, что-то затевается у нас за спинами. Мне кажется, словно я не могу удержать голову над водой. – Я глубоко вздохнул. – Мне нужно попасть в Совет. Если Виктория сохранила еще какие-нибудь книги или записи Азраила, я надеюсь, Совет о них знает.
– Если ты явишься в Совет, Имоджин, Кэмерон и Ксавье тут же накинутся на тебя с расспросами.
– Я знаю. Вот почему ты пойдешь со мной. – Я остановился и потер рукой подбородок, прежде чем посмотреть в сторону лестницы. – …и Дианна.
Его глаза расширились.
– Как ты собираешься провести Иг’Моррутена на Совет?
– Это не Иг’Моррутен; это Дианна. Когда-то она была смертной. Имей немного уважения.
Логан кивнул, но я увидел в его глазах блеск. Он меня проверяет?
– Прошу прощения, – искренне сказал он, едва заметно приподняв уголок рта.
Он и правда меня испытывает.
Я кивнул.
– С учетом вышесказанного, я подготовил план действий. Для начала мне нужно, чтобы ты нашел нам какую-нибудь непримечательную одежду. Сейчас я слишком истощен, чтобы создавать ее своими силами.
– Конечно, – сказал Логан, не задавая лишних вопросов.
Я уставился в потолок, чувствуя, будто что-то упускаю.
– Что-то не так, Логан.
– Мы с этим разберемся. Даже в худшем случае на твоей стороне будет королева.
Я фыркнул в ответ на его слова. Он прав. Дианна давала нам преимущество, но совсем небольшое. Она была могущественной, но отрицала свою природу, что ставило ее в невыгодное положение. И хотя я догадывался, как решить эту проблему, мне не хотелось делиться этим с Логаном.
– Ты прав, – ответил я. Логан выглядел настолько удивленным, что я едва удержался от улыбки. – По своей силе она во много раз превосходит любое существо из Потустороннего мира. Даже мой отец боялся королей Йеджедина.
Услышав мое откровение, Логан медленно выдохнул.
– И все же я не могу понять, как они сюда попали? Миры были заперты так долго, что существ, наделенных подобной силой, попросту не должно существовать.
– Я начинаю думать, что они здесь намного дольше, чем мы думаем. Словно они специально оставались в тени, планируя и ожидая… чего-то, – сказал я.
– Чего? – спросил Логан.
– Это хороший вопрос.
Логан встал и вытер руки о штаны.
– Я найду для вас подходящую одежду и вернусь.
– Еще одна просьба, – произнес я, не вставая.
Он обернулся.
– Да?
– Мне нужно, чтобы ты отвлек Имоджин.
– О, да сохранят меня боги, – вздохнул он, прежде чем исчезнуть из комнаты во вспышке кобальтового света.
В гостиной снова воцарилась тишина, и я устало провел руками по лицу.
Мне следовало быть быстрее и убить Тобиаса при первой же возможности. Мне следовало просчитать ход событий и добраться до него раньше, чем он схватил Дианну. Она пожертвовала собой ради меня, ради мира, и я без колебаний ее воскресил. Даже мой отец не стал воскрешать мою мать – единственного человека, которого он любил каждой клеточкой своего существа. И все же я решил спасти эту остроумную, вспыльчивую и любящую женщину. Я действительно был эгоистичным и слабым, потому что воскресил ее не ради мира и даже не ради нее самой. Я воскресил ее, потому что знал, что не смогу без нее жить.
– Бог думает не о своих желаниях и потребностях, а о нуждах других – тех, за кого он в ответе.
Слова отца эхом звучали в моей голове. Он был прав – как тогда, так и сейчас. Даже Тобиас это видел. Он был прав, когда сказал, что Дианна запала мне в душу. Мой незначительный интерес превратился в глубокую привязанность, которую я не мог контролировать. Это стоило мне Книги Азраила. Но самое страшное заключалось в том, что мне было все равно. Дианна того стоила.
Крик разнесся по дому, и я взлетел вверх по лестнице еще до того, как его эхо затихло. Я ворвался в спальню и обнаружил Дианну, сидящую на кровати и прижимающую руки к груди. Она повернулась ко мне, ее застывшие глаза были широко раскрыты.
– Ты действительно Губитель мира.
48. Дианна
Лиам вбежал в комнату. Не успев осознать, что делаю, я вскочила на ноги и попятилась.
– Не подходи ближе.
Я подняла руку, и он остановился.
– Дианна. Это я, – сказал он, пытаясь меня успокоить. – Пожалуйста, потуши огонь.
Посмотрев на свои ладони, я обнаружила, что на каждой горит пламя. Я даже не заметила, как зажгла его.
– Ты уничтожил Раширим. Вот почему тебя называют Губителем мира. Это не просто глупое прозвище. Ты уничтожил целую планету своим мечом. Я это видела.
Лицо Лиама омрачилось. Он напрягся, понимая, что между нами больше нет секретов. Теперь я знала все.
– Да.
– Ты уничтожил орды Иг’Моррутенов.
– Да.
– В самом начале ты собирался поступить со мной так же?
Нашли глаза встретились – я знала, что он не станет мне лгать.
– Если бы это было необходимо.
Мое сердце колотилось, инстинкт взял верх над логическим мышлением. Зверь внутри меня впервые за долгое время дал о себе знать – я ощутила укол страха.
– А сейчас это необходимо?
– Нет. – Он покачал головой, на его лице отразилась боль. – Как ты можешь спрашивать меня о таком?
Я сжала кулаки, чтобы погасить пламя.
– Я видела, как умер твой отец.
Лиам отвернулся – впервые с того момента, как вошел в комнату. Все его существо словно сжалось от боли, прежде чем он смог собраться с силами и снова на меня посмотреть.
– Я видела агонию в твоих глазах и слышала твой крик. Ты держал в руках клинок – тот самый, который был у тебя в ту ночь, когда ты меня спас.
Мой взгляд сосредоточился на серебряно-черном кольце, и ладонь Лиама сжалась в кулак.
– Я хочу его увидеть.
Его глаза встретились с моими. Он не произнес ни слова и едва заметно взмахнул рукой, призывая клинок Забвения. Вокруг него клубился черно-фиолетовый дым, и я ощутила невероятную силу, которая мгновенно заполнила собой всю комнату.
– Это Забвение. Самая чистая форма безвременья. Я создал его из агонии, горя и сожаления сразу после смерти моей матери. Она умерла незадолго до моей коронации. Говорят, что ковать оружие нужно с ясным умом. Я поступил иначе. Скорбь – сильная эмоция, недоступная и непозволительная для бога. То же самое касается и любви. Эти чувства делают даже самых могущественных из нас опрометчивыми, эксцентричными и непредсказуемыми. – Он сжал клинок, прежде чем тот снова исчез в кольце. – Смерть отца меня надломила. Вот почему я ушел, почему
