Рейтинговые книги
Читем онлайн Набоков: рисунок судьбы - Эстер Годинер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 154 155 156 157 158 159 160 161 162 ... 250
тогда она запоздало оценит, что была для поэта той самой «вы», которая увековечена, «озарённая моим бессмертным даром». На русский язык

этот сонет был переведён самим Набоковым ещё в 1922 году, и Долинин, со

ссылкой на юбилейный пятитомник 1999-2000 годов, цитирует его полностью.2

Что же касается Фёдора, подобно Ронсару претендующего на посмертную

славу, то хотя он пока в этом не совсем уверен, нельзя не узнать в нём природных «чар», которыми с детства был щедро наделён его автор, – воображения, рисующего будущий успех «прилежного ученика»: «А всё-таки! Мне ещё далеко до тридцати, и вот сегодня – признан. Признан!» – настаивает на своём

герой, и это немедленно окупается – всплеском творческого импульса, словно

бы иллюстрирующего действенность вышеуказанной психологической установки: «Благодарю тебя, отчизна, за чистый…» – но здесь автор ставит ему

поучительную подножку. Подбирая эпитеты к слову «дар», Фёдор так и не

вспомнит единственно ему нужный, – от той самой «ронсаровской старухи» –

« бессмертный». По-видимому, учитель намеренно решил осадить своего ученика – рано ещё потакать таким его претензиям, пусть лучше пока поучится, ну, хотя бы на черновиках Пушкина. И Фёдор начинает перебирать – какой

дар? «Счастливый? Бессонный? Крылатый? За чистый и крылатый дар. Икры.

Латы. Откуда этот римлянин?».3 «“Этот римлянин”, – комментирует Долинин,

– из черновиков двух незаконченных стихотворений Пушкина, откуда и берётся это каламбурное чтение, в котором “и крылатый” – “икры”, “латы”». И таким образом, «Фёдор у Набокова аналогичным образом решает те же самые

1 Набоков В. Дар. С. 187.

2 Долинин А. Комментарий… С. 89-90.

3 Набоков В. Дар. С. 187.

336

поэтические проблемы, что и Пушкин за сто лет до него»,4 – реализуя тот самый литературный онтогенез, который невозможен без повторения филогене-за.

Обещанная Фёдору рецензия оказалась первоапрельской шуткой госте-приимного хозяина дома Александра Яковлевича Чернышевского, – доброго, но душевно не вполне здорового человека, два года назад потерявшего покон-чившего с собой сына. Судя по описанию («на грани пародии» – как это любят

равно и автор, и его ученик), – люди, собирающиеся у Чернышевских раз в две

недели на «литературные посиделки», с точки зрения литературоведческой

вряд ли могли быть всерьёз интересны Фёдору; и он, ещё с «кубиком» в горле

от пережитого разочарования, негодует: «Мне тяжело, мне скучно, это всё не то,

– и я не знаю, почему я здесь сижу, слушаю вздор».1 Но, тем не менее, – и что

замечательно: «…промеж всего того, что говорили другие, что сам говорил, он

старался, как везде и всегда, вообразить внутреннее прозрачное движение другого человека, осторожно садясь в собеседника, как в кресло, так, чтобы локти

того служили ему подлокотниками и душа бы влегла в чужую душу, – и тогда

вдруг менялось освещение мира и он на минуту действительно был Александр

Яковлевич, или Любовь Марковна, или Васильев».2

В этом качестве Фёдор Годунов-Чердынцев– первый и единственный из

серии героев всех предыдущих романов Набокова, достойный, наконец, писательского поприща.

Воображение и проницательность Фёдора, позволяющие ему угадывать

«последовательный ход мыслей» окружающих его людей, на этот раз сосредо-точились на том, кто показался ему «самым интересным из присутствующих»,

– покойном сыне Чернышевских, чей облик, чей призрак, чью тень он пытается восстановить, зная о нём понаслышке и отчасти имитируя больное воображение его отца. Он видится ему юношей, сидящим поодаль, чем-то действительно напоминающим его самого, – «не чертами лица, которые сейчас было

трудно рассмотреть, но тональностью всего облика», в такой же позе, характерной «сжатостью всех членов». «Он был лет на пять моложе … но нет, дело

было не в простом сходстве, а в одинаковости духовной породы двух несклад-ных по-разному, угловато-чувствительных людей. Он сидел, этот юноша, не

поднимая глаз, с чуть лукавой чертой у губ, скромно и не очень удобно, на

стуле»,3 – в этом описании явно превалируют черты сходства двух, не вполне

уместных в доме Чернышевских гостей: реального Фёдора и воображаемого

4 Долинин А. Истинная жизнь… С. 323-324.

1 Набоков В. Дар. С. 193.

2 Там же.

3 Там же. С. 191.

337

Фёдором Яши, объединяемых «тональностью облика» и «духовной породой», то есть отмеченных печатью приобщённости к творчеству людей. «Господи, как он любил стихи!» – это начало воображаемого Фёдором монолога без-утешного отца, и мы узнаём, что «стеклянный шкапчик в спальне был полон

его книг: Гумилёв и Эредиа, Блок и Рильке, – и сколько он знал наизусть! А

тетради…» – то же самое можно было бы, наверное, сказать и о Фёдоре, когда

он был в возрасте Яши.1

Особенно – с «живительной страстью» – культивировала образ сына

Александра Яковлевна, которой казалось, что Фёдор очень похож на Яшу. Однако реакцией на это стал решительный отпор: «Чем дальше она мне рассказывала о Яше, тем слабее он меня притягивал, – о нет, мы с ним были мало

схожи…»,2 – и, действительно, из последующего описания Яши возникает образ неврастеничного, с неустойчивой психикой юноши, склонного к «сентиментально-умственным увлечениям» и «болезненной изысканности толкования собственных чувств».3 Ссылаясь на Яшины, с точки зрения Фёдора, «без-вкусные тревоги» («неделю был как в чаду»,

1 ... 154 155 156 157 158 159 160 161 162 ... 250
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Набоков: рисунок судьбы - Эстер Годинер бесплатно.
Похожие на Набоков: рисунок судьбы - Эстер Годинер книги

Оставить комментарий