к чертовой матери!
— Директор делает все, что в его силах, — сказал я.
Мне не нравился этот разговор. И отношение «старших товарищей» тоже. Оно было не партнерское. Скорее, начальственное. Меня вызвали, дают указания и песочат, как полагается песочить подчиненного. Ничего, граждане начальники, мстительно думал я. Посмотрим, кто где окажется в конце этого развеселого года!
— Это все пустяки, — сказал Николай Николаевич. — Ты, Алексей, вот что скажи… Что там за движение вокруг сахарного завода? Слухи ходят…
Я многоэтажно выругался про себя. И это разнюхали.
— Есть люди, — сказал я, — которые заинтересованы перевести этот завод из государственной собственности. Например, в коллективную. А что? Завод загибается, директор там никакой, вопросы не решает. Они пришли ко мне и попросили посодействовать. Я чем могу — помогаю, от этого польза большая может быть. И государству, кстати, тоже.
Услышав про пользу для государства, прокурор и начальник милиции весело улыбнулись.
— Мы, Алексей, всю жизнь государству пользу приносим, — снисходительно сказал прокурор. — Преступников ловим, расхитителей сажаем, надзор, контроль… а государство нам за это оклад в три сотни. Работали, работали, детей и жен не видели… Хоть на старости лет о своем интересе задумались, верно, Николай?
Николай Николаевич солидно кивнул.
— И ты нас о таких крупных делах, пожалуйста, информируй, — продолжил прокурор. — А чего? Может и мы чем пригодимся!
— Пока еще не о чем информировать, — сказал я. — Все в процессе. И даже если получится так, как задумали, прибыль там нескоро будет. И огромные деньги нужны для инвестиций, сырье закупить, в уставной фонд внести. Миллионы.
— И с этим поможем в случае чего, — хищно улыбнулся прокурор. — Акционировать думаете?
— Думаем, — ответил я.
— Дело хорошее, — кивнул Николай Николаевич. — Уже решили, как бабки будете делить?
— Пока делить нечего, — сказал я уклончиво. — Не факт вообще, что что-то выгорит. Так что, делить шкуру неубитого медведя…
— Поделим и неубитого, — махнул рукой прокурор. — Действуйте! Если какие-то помехи и препоны, сразу мне говори. По этому сахарному заводу уже одно дело раскрутили, всегда можно на доследование отправить, понимаешь?
— Понимаю, — сказал я.
— Кто там у тебя партнер? — спросил Николай Николаевич.
— Фирма «Красный мак». Саша Афганец и Славик — директор фирмы.
Николай Николаевич поморщился.
— Чего-то знакомое… — сказал он задумчиво. — Где-то я слышал про таких. А и хрен с ним! — объявил он с внезапной решительностью. — Пусть пока так, а там видно будет!
— И не забывай… — Прокурор наградил меня тяжелым взглядом. — Мы работаем вместе. Как говорится, одна шайка! Верно, Коля⁈
— Да ну тебя, — скривился Николай Николаевич. — Опьянел, что ли, Леня? А ты иди, Алексей. Если что, обращайся! Всегда поможем!
— Поможем! — подтвердил изрядно захмелевший прокурор.
Я попрощался с покровителями и покинул гостеприимный прокурорский дом в задумчивости. А уже в машине вытащил из внутреннего кармана пиджака миниатюрный импортный диктофон, стоивший хороших денег в твердой валюте, естественно. Кассет на «покровителей» у меня уже собралась целая коллекция. Наверняка и у них на меня есть материал. Одним словом — доверительные и партнерские отношения. Ну и распрекрасно, подумал я. Если «покровители» совсем обнаглеют, приведем к порядку!
Кстати, если получится с сахарным заводом, то можно будет такую штуку провести и с водочным… Такая себе приватизация без приватизации, коллективная собственность, акционерное общество…
Умнее, конечно, было бы полностью обанкротить завод, повесить на него кредиты, долги по налогам и прочее, а через полтора-два года выкупить его за копейки. Тем более, что через год вся Россия будет залита копеечным спиртом «Роял», а еще через год подпольные осетинские спиртзаводы начнут производство кустарной водки в промышленных масштабах. Если бы на моем месте был бы прожженный делец, он бы так и сделал. Не спасать, а загонять в долги, банкротить и уничтожать. Тоже хороший бизнес, если разобраться. Но мне не нравится. Я же не премьер Валентин Павлов. Как-то жаль этих людей, которые всю жизнь вставали рано утром, шли на смену и возвращались вечером.
А со спиртовой мафией мы сможем пободаться, подумал я с внезапным воодушевлением. Победить мы их, ясен пень, не сможем, но защитить свою территорию… Почему нет? Опять же, нормальный делец, которого интересует прибыль и только прибыль, постарался бы возглавить этот процесс, а не бороться с ним. Как там у классиков? Капитал не остановится ни перед чем, если ему светит пятьсот процентов прибыли? Убивает, захватывает и банкротит не капитал. Это делают люди — жадные, жестокие и напрочь лишенные эмпатии. Идейные, потому что деньги — это в первую очередь идея. Мечта. Но даже эти люди захватывают и банкротят только на определенном этапе своего пути. Потом они внезапно начинают строить церкви, жертвовать на монастыри и коллекционировать церковные награды. Или покупают какие-то дурацкие картины за баснословные деньги. Или жертвуют миллионы голодающим детишкам Африки… Короче, усиленно копят духовные ценности, как до этого копили материальные. Так сказать, конвертируют бабло в духовность, потому что сколько не виться веревочке, а впереди маячит конец — таблетки бессмертия нет ни за какие деньги и ни у кого, даже у Ротшильдов и Дюпонов. И что там в конце — неизвестно, может попы и не наврали…
Поглощенный странными мыслями о суетности всего земного, я медленно ехал по вечернему городу мимо раздолбанных остановок, убогих магазинов, телефонных будок с выбитыми стеклами, стаек подростков которые то бренчали что-то на гитаре, выпуская облака табачного дыма, то лениво били друг другу лица… Город готовился ко сну, он смотрел телевизор и читал газеты, пытаясь хоть немного разобраться в стремительно меняющейся реальности. Город пил горькую и занимался сексом, чтобы как-то скрасить свое серое существование весной года тысяча девятьсот девяносто первого, чтобы жизнь была хоть как-то похожа на жизнь…
Дома я собрался под вискарь (двести пятьдесят рублей бутылка) посмотреть «Славных парней» на кассете, но запиликал телефон, и я, чертыхаясь, поднял трубку.
— Слушаю, — недовольно сказал я.
— Спишь? — бодро спросил меня Серега. — Ничего, сейчас проснешься!
Я бессильно опустился в кресло.
— Что еще случилось?
— Немца только что замочили. Возле «Софии». Наглухо.
Вот так, пронеслась в голове непрошенная мысль. Так проходит земная слава… gloria mundi, мать ее!
Глава 8
— Как случилось? — спросил я, сдерживая волнение.
— Мне только что приятель позвонил, — сказал Серега. — Говорит, Немца и еще одного, который с ним был, из «калашей» расстреляли. Прямо у входа! Больше ничего не знаю! Сейчас там менты. Моего знакомого тоже опрашивали, а что он знает? Ничего не знает, даже стрельбы не слышал, там музыка громко… А трупы видел, кровищи, говорит, лужа!
— Зашибись! — сказал я. — Спасибо
