Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Преподобная Мария Египетская считается покровительницей кающихся женщин. Она родилась в середине V в. Египте, в 12 лет покинула родительский дом и стала блудницей. Однажды, оказавшись в Иерусалиме перед храмом Гроба Господня, она поняла, что не может войти внутрь. Какая-то неведомая сила не давала ей переступить порог. Произошедшее так потрясло девушку, что она начала усердно и горячо молиться Деве Марии. И она услышала призыв: «Если перейдешь за Иордан, то обретешь блаженный покой». Мария удалилась в пустыню и следующие 47 лет провела в уединении, в посте и покаянной молитве.
Единственным, кто видел Марию после ее ухода, был иеромонах Зосима. Он же причастил и похоронил в песках почившую святую. В христианской традиции Мария Египетская является примером совершенного покаяния.
Тем не менее человек так устроен, что любые видимые знаки его греют, помогают в осмыслении внутреннего состояния. Вот, казалось бы, зачем нам фотографии наших близких? Мы их что, не помним? Не можем обойтись без этих карточек? Конечно, можем. Зачем мы их храним? Почему мы с такой любовью их рассматриваем? Зачем берем с собой в дорогу? Почему в какой-то момент мы можем даже поцеловать эту фотографию? Есть ли в этом что-то религиозное? Наверное, да, если подразумевать под этим некую сверхъестественную связь. Когда я смотрю на фотографии своих ушедших близких, для меня это реальность, нечто очень дорогое и важное. И я окружаю себя изображениями родных и близких людей, тех, кого я почитаю и люблю. Скажем, у меня есть фотография Иоанна Крестьянкина, она мне очень дорога, и я храню ее на видном месте. Так же как и фотографию моего духовника или снимки нашего с женой венчания. Для меня это все реальность в ее видимых формах.
Сама по себе фотография – бумажка. Но то, что она вызывает во мне, – это настоящие, глубокие чувства. Через эти «бумажки» воспоминания и ощущения наполняют мою душу. Мой ум возвращается к тому, что для меня важно, и я с этим живу. Из тех же соображений мы поклоняемся иконе, целуем ее, держим на видном и важном месте в доме.
В истории известны случаи явления чудотворных икон. Причем они не всегда были значимыми произведениями мирового искусства, часто это очень простенькие образа. Но внезапно они становились настоящими окнами, через которые Царствие Небесное начинало входить в наш мир и через которые человек получал свет милости Божией.
Но все непостижимое неизбежно создает сумятицу в сознании человека, не воспитанного в религиозной традиции. У многих недавно пришедших в Церковь появляется ощущение, что все чудотворные иконы автоматически, словно на духовных «батарейках», источают благодать. Стоит перед ними встать, как на тебя мощным потоком изольется Божия милость. Но благодать нисходит не просто так, к ней надо самому быть подготовленным.
Возможно, многие из тех, кто стоял в очереди к поясу Богородицы, ее и испытали. Они подходили к раке физически уставшие, но на лицах многих выражалось умиротворение. Одни пытались что-то почувствовать, дотронувшись рукой до святыни, а другие испытали что-то особенное, стоя в этой бесконечной очереди на морозе. Нам всем кажется, что надо обязательно поцеловать, прикоснуться, приложиться, но суть-то не в этом. Какая разница, дотронулся ли ты губами до святыни или нет? Матери Божией важно не это, а твое сердце, твои мысли и твое стремление.
Конечно, тогда, в ноябре 2011 г., поклонение святыне стало для многих паломников непростым испытанием. Очередь сама по себе – это стресс. Мы все стояли в очередях, после которых чувствовали себя разбитыми и озлобленными. Это объяснимо. Нам не нравится терять время, мы злимся, раздражаемся на тех, кто прошел вперед. Есть очереди, которые разрушают. Но надо признать: в той толпе, что стояла к храму Христа Спасителя, ничего такого практически не было. То, с каким чувством многие подходили к святыне, говорило не об оголтелом и отчаянном стремлении к чуду как решению своих житейских проблем, а о другом, о чем-то более важном и серьезном. О том, что люди способны на преодоление, на духовный подвиг.
Очевидно, что многочасовое ожидание для многих стало способом выражения своей веры, благодарности, подвигом. Всего того, что приближает человека к Богу. Именно там, стоя на морозе, многие очень хорошо понимали, что, почему и зачем они делают. Для них это не было бессмысленным и утомительным ожиданием, само стояние имело смысл. Они стояли во имя Матери Божией, в этом было их отношение и стремление к Ней. И поэтому настроения среди людей были в основном христианскими.
Я сам отношусь к любым очередям очень болезненно. Они вызывают у меня глухой протест. Поэтому я не стою в них, если у меня на то нет достаточных оснований. Возможно, если бы в моей жизни или в жизни моих близких была бы какая-то отчаянная ситуация, кто-то был бы болен или находился в ужасающем положении и мне было бы совершенно необходимо, чтобы моя молитва была принята, я бы пришел туда. Есть обстоятельства, когда люди готовы на все – и дома на коленях стоять сутками, и на морозе часами. В этом смысле находиться в подобной очереди даже проще, потому что она, пусть по чуть-чуть, но движется, и это создает ощущение пути. В отличие от уединенной молитвы, поста или какого-то другого обета, данного тобой лично Богу, в очереди ты не одинок, ты среди людей, и с ними ты как будто движешься навстречу своей надежде и мечте быть услышанным. Но есть люди, которые учатся доверять Богу, не ожидая и не прося от Него чудес. Стремятся жить так, чтобы не требовалось никаких демонстративных проявлений их веры.
В противном случае ажиотаж вокруг специально привозимых святынь порой лишает людей возможности трезво мыслить. Я помню, как в те дни мне позвонила моя взволнованная прихожанка из Парижа со словами:
– Батюшка! Такое дело! Мне же, наверное, надо все бросить и прилететь к вам, в очереди постоять?
Я только руками развел:
– Ну ты что, с ума совсем сошла? Зачем? У тебя там в семидесяти километрах в Шартре лежит покров Божией Матери, в Аржантёе – риза Христова, в соборе Парижской Богоматери – венец терновый… Зачем тебе все бросать и ехать сюда?! У тебя отчаянная ситуация? Ты что, родить не можешь? У тебя же второй внук на подходе.
Отговорил. Но как бы я к этому ни относился, я понимаю людей, которые в отчаянном положении готовы на все. Между тем я убежден, что никогда не надо поддаваться массовому психозу и бежать в толпе со всеми. Осмотритесь вокруг, поинтересуйтесь, если не знаете, что и где находится. Много нового для себя узнаете. Кругозор расширите, и не только в сугубо религиозном смысле. А то люди живут в городе и не знают, в честь кого назван храм на соседней улице и какая реликвия в нем хранится.
Есть еще один важный момент. Да, возможно, многим из тех, кто в те зимние дни составлял эту бесконечную очередь, не доставало образования и понимания происходящего, но все-таки они почувствовали что-то главное. Почему практически никто не раздражался от того, что каких-то «випов» пускают без очереди? Да потому что это бессмысленно, подходить к святыне налегке, по спецпропускам, с удобством и комфортом. Это не путь паломника. Как это раньше было: люди шли пешком в Иерусалим, и путь для них значил не меньше, чем сам святой город. Дорога становилась движением к Богу, испытанием, предстоянием.
Да, очевидно, что люди сейчас живут в незащищенном мире, и многим действительно не на что и не на кого надеяться. И они идут к Богу, к Матери Божией. В этом смысле та очередь стала, скорее, демонстрацией не беспомощности человека, а его упования на Бога. И опять же, упования, подтвержденного не просто желанием прийти и выпросить чего-то для себя, а самому отдать, потрудиться душевно и физически.
Конечно, не все в те дни было прямо уж таким исключительно возвышенным и безмятежным. Бывали моменты раздражения и недовольства. Случались и истерики, и вспышки неадекватного поведения. Кому-то становилось плохо, кто-то просто уходил. Было предостаточно «зомбированных» персонажей, про которых говорят, что у них «православие головного мозга». Все это было. Но тем не менее не это стало главным. То, что люди оказались способными к терпению, к смирению, что они на протяжении длительного времени в огромном разношерстном коллективе безропотно переносили неудобства, меня лично поразило. Огромное количество пришедших в те дни к Храму совершенно очевидно пережили что-то особенное в своей жизни. И вот это очень важно. И для них лично, и для всех нас.
Кроме того, в ту зиму произошло еще одно очень значимое с моей точки зрения событие. Городские власти тогда впервые позаботились о людях. Раньше такое никому и в голову не приходило. Притом что, может, не сутками, но по семь-восемь часов в таких очередях паломники точно стояли, им не спешили ни туалеты поставить, ни горячим чаем напоить. А тут я в первый раз увидел, что поставили туалеты, подогнали автобусы, в которых можно было посидеть и согреться. Организовали священников – все батюшки Москвы были разбиты на группы и дежурили по нескольку часов в той очереди, ходили среди людей, общались, отвечали на вопросы, подбадривали, поддерживали. Помимо этого священники круглосуточно служили в Храме – служба в те дни не прерывалась ни на минуту, и, хотя это стало большой нагрузкой, никто не отказывался.
- Основы духовной жизни - Протоиерей Алексей Уминский - Религиоведение
- Конспект по истории Поместных Православных Церквей - профессор КДА протоиерей Василий Заев - Религиоведение
- Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - Сергей Фирсов - Религиоведение
- Сатанизм для интеллигенции - Кураев Андрей Вячеславович "протодиакон" - Религиоведение
- Детская исповедь: не навреди! - Протоиерей Максим Козлов - Религиоведение
- Ближний Восток — колыбель Православия - Александр Трубников - Религиоведение
- ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ (Синодальный период) - Профессор протоиерей Владислав ЦЫПИН - Религиоведение
- Азы Православия для детей - Георгий Максимов - Религиоведение
- Великий обман. Научный взгляд на авторство священных текстов - Барт Эрман - Религиоведение
- Московская Знаменская церковь на Шереметевом дворе и Романов переулок - Сергей Выстрелков - Религиоведение