Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А Гридю чего не будешь? – закричала Татьяна на невестку. – Буди!
Вета стащила с мужа тулуп:
– Вставай, айка, вставай!
– Уйди, говорю! – ругался Гридя. – Затрещину дам!
– Вставай, не ерепенься, – сказал ему Кондратий. – Днем выспишься.
Татьяна вывела всех из избы, сама поклонилась раннему солнышку и девок заставила кланяться. «Видело ль, солнышко, красную весну, встретило ль, ясное, ты свою сестру!» – причитала Татьяна.
Гридя тер рукавицей распухший нос и орал:
Солнышко-ведрышко, выходи,Сестру-весну за руку выводи!
Солнце поднялось над лесом веселое, яркое. Поклонилась ему Татьяна в последний раз и ушла с девками в избу.
– А мы не так поем, – сказал Туанко. – Мы у бога Огня здоровья просим. Охота мне по-вашему спеть, большой отец!
– Пой, только я шапку надену. Холодно!
– Нельзя шапку надевать, большой отец.
Кондратий засмеялся.
– Беда мне с вами! Вон и Майта вышла. У нее, небось, тоже песня своя. Придется мне до вечера без шапки стоять, песни ваши слушать.
– Моя маленькая, большой отец.
Туанко запел по-своему, по-ултырски. Он просил теплое солнышко белую березу оживить. Люди напьются соку березового, заравы, по-ихнему, и перестанут хворать, забудут зиму холодную.
– Вот какая наша песня, большой отец!
– Беги в избу, песельник, согрейся. А я к Прохору зайду.
Майта увидела, что аасим к ним идет, убежала в баню.
Прохор сидел на лавке, у маленького волокового окна, шил кожаные олочи для молодой жены. Кондратий взял у него оштяцкие коты, повертел в руках.
– Малы будут.
– Не малы, тятя. Мерял я.
Кондратий отдал коты, вздохнул.
– Неладно у нас получается, Прохор. Я так и сяк думал: нельзя тебе в бане жить!
– Ничего, живем…
– У матери язык длинный. А сердце доброе. Дня ведь не пройдет, чтобы о вас не вспомнила. Переходите в избу да живите по-людски.
– По-нашему Майта плохо еще понимает. Да и боюсь я, обижать ее будут. – Вроде в нашей семье такого нет. Вета живет и Туанко. Никто их не обижает!
– Да ты не казнись, тетя! Все наладится.
Майта сидела на мягких овчинах, у каменки, слушала их.
– Тоскуешь, поди? – спросил ее Кондратий. – Не знаю, поймешь ли? Твой отец, князь Юрган, друг мой. А ты дочь мне, как Устя наша.
Майта подошла к нему.
– Ты Емас, аасим! Емас!
– Хвалит тебя Майта, – сказал Прохор. – Хороший, говорит.
Кондратий обнял тоненькую юрганку. Она засмеялась, сказала что-то по своему и убежала к каменке.
Прохор тоже засмеялся.
– Она говорит, тятя… Борода у тебя, как лес.
Кондратий погладил бороду и стал рассказывать, как лосей подкарауливали в ольховнике и свалили все стадо, согнав с тропы в глубокий снег.
– Я себе годовалого взял. И с ним намаялись шибко. Снег глубокий, убродно. Еле дотащили с Гридней.
– Тэхом, Майта! Аасим говорит, ваши охотники стадо шоруев свалили. Майта бросила на горячие угли кусок мяса. В бане запахло горелым.
– Радуется, – сказал Прохор.
– Всякому свои дороги! Голод у них. – Кондратий встал. – Пусть будет по-твоему, Прохор. Живите пока одни, до лета.
Майта качалась над каменкой, молилась, бога оштяцкого вспомнила, Нуми-Торума.
Кондратий вышел из бани, постоял, поглядел на весеннее солнышко и зашагал к овину. Летось привез Гридя соху с кулиги без приюха, да так и бросил. Ругал его Кондратий, да что толку – приюх-то железный, из березы не вытешешь… Пока до овина шел, вспомнил, что семенное зерно перетряхивать надо, горит зерно. В прошлые годы выносили рожь из овина зорить на сретенье, а нынче запоздали. Раскрыл Кондратий настежь широкие овинныеворота, разбросал солому, раздвинул жерди. Пахнуло на него из ямы хлебным теплом. Спускаться хотел, да Устя полдничать его позвала.
И дни весной долгие, и работа мелкая, во дворе, по хозяйству, а с утра до позднего вечера вся семья на ногах. Отдохнуть некогда: то одно, то другое. Семенное зерно спасли, телята обезножили, видно, святой Касьян на них косо поглядел. Телят выходили, на лядину стали собираться – подсечный лес теребить, растаскивать.
Утром спустился Кондратий к речке, поглядеть – не снесло ли переходы? И не удержался, перешел речку.
Гомон стоял в лесу – звенели птицы, звенели ручьи. От земли бусый парок поднимался, пахло прелыми листьями и банным теплом. Сел Кондратий на валежину и как утонул… Звенит, качается над ним лес, желтоголовая птичка вертится на кусту, хвостиком трясет. Проглядел ты, старый, говорит она, в хлопотах да заботах красную весну.
– Чиирик! Чиирик!
Открыл Кондратий глаза, сполз с валежины, встал на колени, поклонился земле:
– С пробуждением, матушка! Тебе зеленеть, а нам радоваться!
Вечером рассказал он своим, как уснул в весеннем лесу и как приснилась ему птаха-вещунья.
– А мне коровы снятся, – сказал Гридя. – Диво! Ползают коровы по синему небу, как тараканы.
– Ох, Гридя, Гридя! – вздохнула Татьяна. – Одно сон, а другое девка-вешнянка. Погубить ведь она могла отца, закружить в лесу.
– Небось не закружит! Не на таковских напала!
– Чего мелешь! Господи… Помню, мы на вырубках жили, с монастырскими закладниками. Пошел монастырский мужик весной в лес. День такой же стоял, теплый да ласковый. Ошалел мужик от весенней вони, от божьего тепла, от птичьего звона и дорогу запамятовал. Видит, девка на поляне сидит, косы зеленые чешет. Он к ней, хотел дорогу расспросить, а девка в птицу оборотилась и поет на березе, разливается.
Кондратий не дослушал Татьянину сказку, уснул на лавке. Разбудил его ветер, пришлось вставать, закрывать дверь, опускать волока на окнах. Будет дуть теперь северяк неделю, не меньше, ломать старые ели в лесу, гнуть к земле зеленеющую молодь. Которая осинка или березка устоит, не сломится, той долго жить. Ултыряне северяк Войпелем зовут, богом считают.
Кондратий дождался утра и повел семью на лядину, подсечный лесворошить.
Тропа не просохла, в низинах вода стояла выше колен. Прохор на руках Майту перетаскивал, как малого ребенка.
Гридя свою Вету тоже взял на закорки, но посреди лывы остановился и заорал:
– Говори, будешь Войпелю-болвану молиться? Говори, а то брошу!
Туанко ругал Гридю, Устя смеялась.
Кондратий тоже с ними топтался.
– За уши его держи! Не вывернется, – учил Вету. Любил он на баловство молодых глядеть.
На лядине провозились до вечера. Девкиворошили слежавшиеся сучья и по полю растаскивали, а он с сыновьямиворочал суковатые елки, чтобы лучше сохли.
Домой пришли затемно.
Пока северный ветер по лугам, по полянам носился да в лесу разбойничал, Прохор с Гридей семенной ячмень сушили, а Кондратий бороны лыком перевязывал. В прошлом году на кулиге рассыпалась борона, все зубья выпали.
- Лесные Всадники - Андрей Ромашов - Исторические приключения
- Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Джеймс Купер - Исторические приключения
- Слуги Государевы - Алексей Шкваров - Исторические приключения
- Сарматы. Победы наших предков - Сергей Нуртазин - Исторические приключения
- Иоанн Мучитель - Валерий Елманов - Исторические приключения
- Не ходите, дети... - Сергей Удалин - Исторические приключения
- Люди золота - Дмитрий Могилевцев - Исторические приключения
- Купец из будущего - Дмитрий Чайка - Исторические приключения / Попаданцы
- 1913. Что я на самом деле хотел сказать - Флориан Иллиес - Биографии и Мемуары / Исторические приключения / Культурология / Прочее / Публицистика
- Золотой лев - Уилбур Смит - Исторические приключения