Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Утро великолепное; в воздухе прохладно; солнце еще не высоко. От дома, от деревьев, и от голубятни, и от галереи – от всего побежали далеко длинные тени. В саду и на дворе образовались прохладные уголки, манящие к задумчивости и сну. Только вдали поле с рожью точно горит огнем да речка так блестит и сверкает на солнце, что глазам больно.
– Отчего это, няня, тут темно, а там светло, а ужо будет и там светло? – спрашивает ребенок.
– Оттого, батюшка, что солнце идет навстречу месяцу и не видит его, так и хмурится; а ужо завидит издали, так и просветлеет.
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг…
Проводы
Они смотрели на него из окна четвертого этажа и махали руками. Мальчик стоял коленями на подоконнике, а мать поддерживала рукой щупленькое тельце, и оба махали вслед удаляющемуся по двору отцу. Вот он приблизился к арке, остановился на минуту, полуобернулся к ним в последний раз, рука его несколько раз ответно рассекла воздух. Еще через мгновение арка поглотила его.
Мальчик расстроился, в голосе появилась плаксивость. «А когда папа вернется?» – спросил.
«Скоро, скоро вернется», – мать прижала его к себе, а потом помогла спрыгнуть с подоконника.
Откуда Игорь знал, что отец тогда уезжал именно в Смоленск, а не куда-нибудь еще? Скорей всего, просто память сохранила это прощание, одно из многих (отец часто ездил в командировки, так, во всяком случае, назывались его не очень долгие – долгие, долгие! – отлучки.
Как только намечалась очередная командировка, появлялся небольшой кожаный, чуть потертый по краям коричневый чемоданчик, куда отец клал бритву, помазок, зубную щетку, полотенце, еще что-то, аккуратно завернутое в белую бумагу и перевязанное узкой цветной ленточкой.
Чемоданчик был сигналом скорого отъезда отца, то есть предстоящей ему командировки, и в чемоданчике же к Игорю приезжали оттуда, из неведомых далей (из Смоленска), сувениры – солдатики, автомобильчики, шоколадки… И не то чтобы он так уж ждал подарков (ждал), но все равно же интересно: а вдруг что-нибудь неожиданное?
Без отца скучно. Не с кем посмотреть по телику бокс или футбол, побороться утром (нарочно просыпался раньше отца), быстро перебравшись к нему на кровать – босиком по прохладному полу (не простудись!), а в выходной поиграть в шашки или в шахматы.
В командировки отец, как правило, уезжал с субботы на воскресенье, в свой нерабочий день, когда только и можно было претендовать на его время. По будням же возвращался с работы усталый, перелистывал газету или смотрел новости, а потом быстро укладывался спать.
Без отца дни пропавшие – бездарные, тоскливые дни, Игорек шатался по квартире или глазел из окна, как гоняют мяч во дворе взрослые пацаны. В общем, все не то…
А еще раньше: хочу братика, тянул мать за руку, хочу сестренку, канючил во время прогулки… Откуда берутся братики и сестренки было неведомо, но если кто и был главным по этой части, то именно мать – к отцу с этим почему-то никогда не обращался.
Конечно, он и не мог знать ничего про Смоленск, вроде и не слышал ни разу, чтобы родители произносили вслух это слово, не исключено, однако, что как-то выскользнуло неосторожно, а ему запало. Смоленск и Смоленск… Некая точка, вполне абстрактная, на просторах родины. И только много позже вдруг выяснилось, что в Смоленске живет сестра, его сестра, то есть дочь отца и… другой женщины, другой, понятно, но все равно – сестра, родная кровь.
Про сестру же узнал совершенно случайно, любопытный, шныряя по всяким домашним закуткам и внезапно обнаружив в родительских бумагах некую старую отцовскую анкету, где в графе «дети» рядом с его, Игоря, именем, отчеством и годом рождения значилось еще одно – Наталья. Кто такая? Написано же черным по белому (желтовато-серому): дочь! Причем по датам получалось, что сестра старше его чуть ли не на девять лет. Вот тебе и на… Он просил сестренку (или братика), а та, оказывается, уже была, почему-то, однако, утаиваемая от него. Где она и что с ней – можно было только гадать.
Тут и вправду что-то крылось, какая-то семейная тайна, в которую надо было еще проникнуть. То ли сам Игорь не родной ребенок (родители-то немолоды). То ли у отца раньше была другая семья…
В общем, темно.
Он разволновался и долго сидел перед ящиком с разбросанными вокруг бумагами, вперив взгляд в ветхий, несколько подыстершийся по краям, пожелтевший листок.
Сразу сгустилось. Вокруг него и, отдельно, вокруг родителей. Как если бы – гром среди ясного неба – узнал, что он сам – вовсе не он, а некто, то есть вообще неведомо кто, приемный, усыновленный, сбоку припеку, в то время как…
Родителям он ничего про свое открытие не сказал, не бросился с недоуменными вопросами, но как-то стал вдруг иначе себя ощущать, более весомо, что ли. Не хотелось сразу разрушать. Не все, оказывается, так просто. Если родители не желали, чтобы он знал, пусть так. Значит, есть какая-то причина. Каждый имеет право на тайну (теперь и у него), хотя, конечно, немного обидно: не от кого-нибудь же скрывали – от него. И потом, может, ему и впрямь лучше не знать…
Вот только почему?
Позже объяснилось. Зыбкое такое основание: не хотели ему говорить, пока не повзрослеет – вдруг неправильно воспримет? Ну там начнет ревновать или еще что. И сестра, пока ему не исполнилось шестнадцати, при нем ни разу не появлялась, а если и появлялась, то только в его отсутствие (он и не ведал).
Партизанщина какая-то.
Почему, спрашивается, он должен неправильно понять? Он-то, наоборот, всегда тяготился своим одиночеством, тем, что единственный. И вот оказывается… Впрочем, так ли это теперь было важно, тем более что все равно сестра жила в другом городе?
«А я знаю…» – сказал, усмехнувшись, когда родители неожиданно объявили, что хотят посвятить его в один семейный секрет.
Откуда?
«Знаю, и все…»
С того момента и стало проясняться.
В Смоленске у сестры уже была своя семья, муж и два сына, а также ее мать, та, другая женщина, как бы первая жена отца, хотя вовсе и не жена (так ни за кого больше и не вышла замуж).
Сестра преподавала в музыкальной школе, попутно давала частные уроки, а в свободное время они с мужем играли в теннис, любили кататься за городом на лыжах, ну и так далее.
А еще она была удивительно похожа на отца, гораздо больше, чем сам Игорь. Вроде как отец, но в женском обличье. Несуразность.
В себе он его чувствовал, а в ней – видел. В разрезе и цвете глаз, в крыльях носа, в губах, абрис которых почти точно повторял отцовские. Надо же!
Любопытно, что мать (Игоря, имеется в виду) относилась к ней как-то особенно тепло. Восхищалась постоянно: Ната такая, Ната сякая, она и музыкант, и преподаватель замечательный, и человек чрезвычайно отзывчивый. Как бы с неким укором в адрес сына: если бы и тот…
А может, испытывала перед сестрой вину: отец ведь с ними жил, а не с той, другой женщиной и ее (и его соответственно) дочерью (вроде как увела его), или даже видела в ней чуть ли не дочь (как-то проговорилась, что всегда мечтала о дочери).
Потом у сестры случилось несчастье. Заболел и скоропостижно умер муж, она осталась одна с еще несовершеннолетними пацанами. Мать с восхищением рассказывала, как Ната самоотверженно ухаживала за больным, до самого последнего часа. И теперь, говорила, крутится как заводная, потому что зарплаты и пенсии, которую назначили ей после смерти мужа, на жизнь не хватает: ребята-то растут…
Довольно долго сестра не приезжала, два или три года, но потом снова стала появляться.
Обычно к ее приезду готовились, как к празднику. И мать Игоря, пожалуй, ждала едва ли не с большим оживлением и нетерпением, чем отец, теперь уже – после недавнего инфаркта – не такой бойкий и веселый, как прежде, а если и веселый, то с какой-то подспудной, словно бы затаенной грустью.
Тем не менее за столом (рюмка коньяка) отец просто лучился: как же, все встретились (за исключением той женщины), его дети, сын и дочь, пусть и сводные. У других отнималось, у отца прибавлялось.
Игорь меж тем недоумевал, как это она ничуть не держит обиду, на отца имелось в виду (ну и на них на всех заодно): без него ведь росла, в одиночестве, а он лишь изредка наезжал, год от года все реже, а когда дочь стала совсем самостоятельной, и вовсе перестал – здоровье не то…
Это Игорю отец достался в полной мере, даже и теперь, но ведь как оценить? Есть и есть…
Догадывался, впрочем: без отца плохо.
Однажды рассказала, как радовалась приездам отца. Всегда веселый он был, шутил постоянно, байки всякие смешные – забавлял ее, ну и, разумеется, водил куда-нибудь, в кино или в парк на карусели, мороженое покупал в вафельном стаканчике, на пианино быстро что-то подбирал, как настоящий музыкант. Подарки привозил.
Улыбалась, вспоминая: счастье, ну да, для нее так и было – настоящее счастье: прижаться, за руку подержать, на коленке покачаться…
Они смотрели на него из окна и прощально махали руками. Девочка стояла коленями на подоконнике, а мать поддерживала рукой щупленькое тельце, и оба махали удаляющейся фигуре. Вот он остановился на минуту, полуобернулся к ним в последний раз, рука несколько раз ответно рассекла воздух.
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Веселые истории про Антона Ильича (сборник) - Сергей и Дина Волсини - Русская современная проза
- Элегiя на закате дня - Олег Красин - Русская современная проза
- Правда о золоте Кубанской рады. Информация. Мистика. Приключения - Владимир Болховских - Русская современная проза
- Анфиса в Стране чудес - Наталья Рубанова - Русская современная проза
- Голос моря (сборник) - Виктор Меркушев - Русская современная проза
- Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
- Полиция Бога - Виталий Васильев - Русская современная проза
- Рассказ в стихах «Ночной разговор», или Сказка-матрёшка «Про Мирана, про перо и про кое-что ещё». Книга 1 - П. Саяпин - Русская современная проза
- Тени иного. Рассказы - Алекс Ведов - Русская современная проза