Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись в Петербург, Блок решает бросить ненавистный ему юридический факультет и перейти на филологический, но опасается, что отец будет недоволен и прекратит посылку денег. Наконец, после долгих колебаний он сообщает Александру Львовичу об этой «важной перемене в жизни» и уверяет, что «к практическим наукам» он совершенно неспособен; только «леность и бессознательность» побудили его выбрать юридический факультет, как самый легкий. Теперь же он чувствует «вполне определенное стремление к филологическим знаниям».
Неожиданно отец отвечает согласием и одобрением. Блок пишет ему благодарное письмо, с необычной для него откровенностью: «Моя новая деятельность не только примиряется, но и совсем сливается с созерцательностью, свойственной мне лично (потому что я почти никогда не созерцаю пассивно) и более я уже не вижу прежнего раздела, что еще более способствует моей „ясности“». Ему «ужасно нравится» профессор философии А.И. Введенский; он посещает лекции профессора Ф.Ф. Зелинского и приват-доцента Ернштедта, «понимающих всю суть классической древности». В письме цитируются Библия, Фалес и стихи Владимира Соловьева. В конце приложено стихотворение:
Ранний час. В пути незрима
Разгорается мечта.
Намеки на «созерцательность» и «ясность» и цитаты из Соловьева – многозначительны. Под «деятельностью» прилежного студента-филолога скрывается другая «потаенная» его жизнь.
В записной книжке № 1 находим следующую заметку: «В Знаменье видел я вещий сон. Что-то провалилось во времени, и ясно явилась мне она, иначе ко мне обращенная, и раскрылось тайное. Я видел, как семья отходила, а я, проходя, внезапно остановился в дверях перед ней. Она была одна и встала навстречу и вдруг протянула руки и сказала странные слова туманно о том, что я с любовью к ней. Я же, держа в руках стихи Соловьева, подавал ей, и вдруг это уже не стихи, а мелкая немецкая книга, и я ошибся. А она всё протягивала руки – и занялось сердце. И в ту же секунду на грани ясновидения, я, конечно, проснулся. И явно должно было быть так, ибо иначе неземное познал бы и уже как бы наяву – самый сон обратился бы в состояние пророчествования».
Так в подсознании влюбленного Ее образ связывается с поэзией Соловьева, в Ее суровости открывается «тайная нежность» и – «на грани ясновидения» – небесное соприкасается с земным.
А в действительности Любовь Дмитриевна по-прежнему была далека и недоступна. «Сентябрь прошел сравнительно с внутренним замедлением», – записывает Блок. Л.Д. уже опять как бы ничего не проявляла. В октябре начались новые приступы отчаяния. («Она уходит, передо мной – „грань богопознанья“».)
6 октября датировано стихотворение «Ты уходишь от земной юдоли», кончающееся строфой:
Покидай бессилье мирозданья,
Твой покой теперь ненарушим.
Предо мною – грань богопознанья,
Неизбежный сумрак, черный дым.
«Я испытывал сильную ревность», – продолжает он в «Дневнике», – (без причины видимой). Знаменательна была встреча 17 октября…» Ее образ теряет земные очертания – бесплотная, прозрачная, лучезарная, она – небесное видение.
Одна, в цветах, я жду другой весны.
Идите прочь – я чую серафима,
Мне чужды здесь земные ваши сны.
(17 октября 1901)
«К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызывал двойников… Л.Д. ходила на уроки к М.М. Читау, я же ждал ее выхода, следил за ней и иногда провожал ее до Забалканского с Гагаринской-Литейной (конец ноября, начало декабря)». Об этих ожиданиях стихи 27 ноября:
Я долго ждал – ты вышла поздно,
Но в ожиданья ожил дух,
Ложился сумрак, но бесслезно
Я напрягал и взор и слух.
И вот – она уже не бесплотный ангел в розах осеннего заката; она «волшебница» «в белой вьюге, в снежном стоне»… Впервые звучат «петербургские мотивы» холода, мрака, метели:
Ты в белой вьюге, в снежном стоне
Опять волшебницей всплыла,
И в вечном свете, в вечном звоне
Церквей смешались купола.
В тот же день в письме к тетке С.А. Кублицкой Блок заявляет, что в этом году он не так зависит от «гнета погоды», потому что «начинает чувствовать под ногами настоящую мистическую почву, „неподвижный ключ жизни“, неподвижный всегда и при всех обстоятельствах».
Дневник заканчивается тревожной записью о возникновении «двойника», о первых, еще неясных шорохах «шевелящегося хаоса».
«Появился мороз, – пишет Блок, – „мятель“, „неотвязный“ и царица, звенящая дверь, два старца, „отрава“ (непосланных цветов), свершающий и пользующийся плодами свершения („другое я“), кто-то „смеющийся и нежный“. Так кончился 1901 год».
Кто этот двойник, это «другое я», откуда он? Почему обручен он с царицей «холодом зим»?
Неотвязный стоит на дороге,
Белый – смотрит в морозную ночь.
Я – навстречу в глубокой тревоге,
Он, шатаясь, сторонится прочь.
Поэт охвачен тоской, «томим бессмертием», а двойник, белый, безжизненный, «торжествует победу могилы». В морозную ночь, белым призраком в белой метели в мир Блока входит смерть. И он знает: это его «другое я».
За 1901 год Блок написал несколько сот стихотворений: только небольшая часть их была впоследствии включена поэтом в цикл «Стихов о Прекрасной Даме».
В 1937 году в сборнике «Литературное наследство» был опубликован юношеский дневник Блока 1902 года. Этот «человеческий документ» огромной важности позволяет нам впервые проникнуть в тайную жизнь поэта и понять трагическую историю его любви к Л.Д. Менделеевой. Перед нами открывается новый, доселе нам неведомый образ Прекрасной Дамы.
В январе 1902 года Блок записывает свои мысли о поэзии, о Вечной Женственности и символизме. «Стихи – это молитва. Сначала вдохновенный поэт слагает ее в божественном экстазе. И всё, чему он слагает ее – в том кроется его настоящий Бог… А если так, есть Бог и во всем, тем более не в одном небе бездонном, айв „весенней песне“, и в „женской любви“ (Тютчев)». Размышления о поэзии и личные переживания для него неотделимы. Он продолжает, но уже о себе: «Весна январская, – больше чаянье и чуянье весны, чем сама весна – затрепетала и открыла то, что не ясно и не сильно еще носилось над душой и мыслью…И всё ждал видения, ждал осени. А не было еще. Иначе зазвучало и иначе откликнулось. Или только кажущееся?.. Выступая на защиту, я крещусь мысленно и призываю ту великую Женственную тень, которая прошла передо мной „с величием царицы“ (Полонский) и воплотилась в звенящей бездне
- Любовь поэтов Серебряного века - Нина Щербак - Биографии и Мемуары
- Игорь Северянин - Вера Николаевна Терёхина - Биографии и Мемуары
- Сказки матери (сборник) - Марина Цветаева - Биографии и Мемуары
- История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 - Джованни Казанова - Биографии и Мемуары
- Живая мозаика - Людмила Константиновна Татьяничева - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Александр Грин - Алексей Варламов - Биографии и Мемуары
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Здравствуйте, Эмиль Золя! - Арман Лану - Биографии и Мемуары
- Ганнибал у ворот! - Ганнибал Барка - Биографии и Мемуары