Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Узнать о подобном было бы чрезвычайным везением для каждого, кто не является непосредственным участником заговора.
— Вот с этим как раз все обстоит благополучно, Хавьер. А успех будет зависеть от того, насколько ценной для них окажется моя жизнь.
Некоторое время Фалькон и Якоб молча глядели друг на друга, дымок, медленно струясь между пальцев Якоба, поднимался вверх, расплываясь, как облачко, вокруг бритой его головы.
— Так что же? — спросил Якоб.
— Не могу поверить словам, которые ты только что произнес.
— Мы были наивными, Хавьер. Мы были дурацкими идеалистами. И не случайно, что вербовать меня поручили именно тебе. Во всех этих службах имеются люди, умеющие оценивать наличие у человека тех или иных качеств — сильных сторон или определенных слабостей, — нужных для выполнения той или иной задачи. Я не пытаюсь определить, хорошо ли ты умеешь манипулировать людьми и оказывать на них давление, но в том, что в определенных обстоятельствах ты способен насильственным путем вырвать у человека ту или иную информацию или же…
— Или же проявить изворотливость и гибкость, необходимую для достижения соответствующего результата, — подсказал Фалькон.
— НРЦ ты нужен. Они знают твою биографию, знают, что, в отличие от большинства людей, ты сумел преодолеть зашоренность и ограниченность взглядов, что мыслишь ты шире. Тебя так воспитали. А ты воспитал меня, передав это качество мне. Мы понятия не имели о том, с какими людьми нам придется общаться. Наверное, мы воображали их своим подобием и думали проникнуть в их мир, не порывая с миром обыденным, не меняя коренным образом своей жизни. А что получается? Мы оказались среди беспощадных фанатиков, загоняющих нас в угол, насилием заставляющих нас повиноваться, а откажешься, тогда…
Фалькон окинул взглядом сгустившийся сумрак комнаты. Вся эта встреча — в тайном мадридском убежище, весь этот разговор, обсуждение неведомых опасностей, грозящих вот-вот погрузить в страшную пучину, показались ему настолько нереальными, что ему мучительно захотелось одним движением выпрыгнуть на поверхность, но как ныряльщик, преследуемый стаей акул, все же помнит об опасности кессонной болезни, так и он чувствовал необходимость помедлить и не действовать слишком резко и импульсивно.
— Ты намекаешь, что предоставишь нам информацию о готовящемся террористическом акте и тем самым позволишь заблаговременно задержать группу Абдуллы, арестовать и…
— Что неизбежно явится моим крахом как члена МИБГ, и я буду немедленно убит.
— Нет, — отрезал Фалькон.
— Да, — сказал Якоб. — Другого пути нет.
— Но ты же понимаешь, что, если такое произойдет, Абдулла кончит тюрьмой, где еще теснее сблизится с радикалами, наводняющими испанские тюрьмы, и на свободу он выйдет еще более яростным террористом, чем до своего заключения. Так что все, чего ты добьешься, — это собственной гибели. Можешь поверить моему опыту. И Пабло, и другие мои коллеги из НРЦ, думаю, не раз встречались с такого рода ситуацией. Наверняка они знают, как надо тут действовать, и смогут дать совет.
— Ты мой друг, — ответил Якоб. — Ты втянул меня во все это. То есть я хочу сказать, я делал то, что хотел делать, и ты был единственный, кому я мог доверять. Я не желаю, чтобы ты ставил в известность остальных. Как только ты это сделаешь, я потеряю контроль над ситуацией. Руководить станут они и, поверь мне, преследовать при этом станут собственные интересы, а вовсе не мои. Ты и оглянуться не успеешь, как без всякого твоего ведома окажешься в капкане, со всех сторон окруженный увеличительными зеркалами, и не будешь знать, куда повернуться, к кому броситься. Ведь это мой сын, Хавьер, и я не могу допустить, чтобы он превращался в орудие в чьих-то руках, чтобы он оказался втянутым в чужую игру, чтобы он убивал людей, вообразив незрелым своим умом, что в убийстве и членовредительстве и есть…
— Ты слишком волнуешься, Якоб, и разум твой зашкаливает. Пока что это все твое воображение.
— Нет. Скорее во мне говорит мое марокканское воспитание, — сказал Якоб. Вскочив, он забегал по комнате, руки его потянулись к старым, еще детским шрамам, обнажившимся теперь на бритой голове. — Я очень волнуюсь, а когда волнуюсь, то не могу держать себя в руках, не могу успокоиться, вернее, могу, но только одним-единственным способом. Знаешь, каким?
Фалькон ждал, когда Якоб опять появится в поле его зрения, но тот перегнулся через спинку его кресла и приблизил к нему лицо, так что в ноздри Фалькона пахнуло табачным перегаром его дыхания.
— Я представляю себе Абдуллу в безопасности, спасенным от всего этого… кошмара. А себя воображаю под погребальными пеленами, но видящим сквозь них солнечный свет и чувствующим ветерок, играющий в складках материи. И на меня нисходит покой, такой полный, какого при жизни я не испытывал!
— Попробуй лучше вообразить другую картину, Якоб. Не надо быть таким фаталистом. Представь себя дома с Абдуллой, женатым, в окружении детишек, твоих внуков. Лучше стремиться к этому, чем к смерти или тюремным решеткам.
— Я бы и стремился, если б это не было пустым мечтанием. Совершенно недостижимым и нереальным. Мальчик уже целиком и полностью в организации. О девушках, женитьбе, детях он и не помышляет. Нормальная жизнь ему теперь видится убогой и жалкой. Он презирает свою былую беззаботность, сожалеет о времени, даром потраченном в детских забавах и увеселениях. Все его прошлое, его отрочество кажется ему неразумным. Вернуться к этому опять он ни за что не пожелает. Вся же ирония заключается в том, что новая его жизнь мне видится кошмарным заблуждением, шагом в пропасть. Это дорога в преисподнюю, к смерти, краху и мучениям. В то время как я содрогаюсь, вспоминая гибель двухсот женщин и детей в Багдаде, воскрешая в памяти этот черный дым, эти обугленные останки, Абдулла лишь улыбается блаженной улыбкой, воображая райское счастье, дарованное устроителю этого зверства.
— Значит, после того как неделю назад он отправился в лагерь боевиков, ты виделся с ним? — спросил Фалькон, недоумевая, как мог Якоб все это в точности знать.
— Первоначальной целью моего принятия в ряды МИБГ, — сказал Якоб, уклоняясь от ответа и, видимо, желая выиграть время, — была подготовка одной из террористических акций за рубежом. А это означает, как ты понимаешь, что я имел беспрецедентный доступ в боевое крыло МИБГ. Как только Абдулла сообщил мне свою новость, я получил разрешение посетить тренировочный лагерь. Я провел там некоторое время и не раз вечерами имел возможность пообщаться с Абдуллой наедине и тем самым почувствовать произошедшую в неокрепшем мозгу мальчика глубокую перемену.
— Но командира боевого отряда ты так и не видел?
— Нет, я же сообщил тебе, что он был в отъезде, — сказал Якоб. Отвернувшись от Фалькона, он разглядывал задернутые шторы. — А мою благодарность за высокую честь, мне оказанную, я передал ему через одного офицера.
«Да правда ли все это?» — подумал Фалькон, подходя к стоявшему возле окна Якобу. Они обнялись, и, глядя через плечо друга, Фалькон увидел свое смущенное лицо отраженным в единственном в комнате зеркале.
— Ты знаешь меня так хорошо, друг, — сказал Якоб, щекоча своим дыханием шею Фалькона.
«Знаю ли? — подумал Фалькон. — Так ли это на самом деле?»
7
Скоростной поезд AVE Мадрид-Севилья, пятница, 15 сентября 2006 года, 22 часаЕсли в поезде, направлявшемся из Севильи в Мадрид, он чувствовал волнение с оттенком паранойи, то на обратном пути его мучили и язвили черви сомнения и неуверенности. Темнота снаружи позволяла видеть в окне лишь свое озадаченное лицо, отражаемое оконным стеклом, а когда поезд набрал скорость, отражение стало подрагивать и колебаться в такт колебаниям его смятенного ума.
Якоб не только запретил Фалькону что-либо сообщать коллегам по НРЦ, но уже и запустил разработанный самолично план по спасению Абдуллы и исключению его из рядов МИБГ. Якоб упросил высокие чины боевого крыла МИБГ ходатайствовать перед их командиром о скорейшем поручении его сыну ответственного задания с тем условием, что продумывать всю операцию и руководить ее осуществлением будет он, Якоб.
— Зачем ты это сделал? — спросил его Фалькон. — Ведь все, что нужно нам в этой ситуации, — это время.
— А важнее времени на данном этапе, — отвечал Якоб, — показать им, как я польщен тем, что выбор их пал на моего сына. Промедление тут грозит обернуться тем, что доверять мне станут еще меньше и будущее моего сына вообще будут определять без меня. Только так я мог вклиниться, сунуть ногу в дверную щель.
Высокое начальство размышляет, сказал Фалькону Якоб, и наутро ему следует прибыть в Рабат, где, как он полагает, ему сообщат решение. Новость эта, конечно, была не слишком обнадеживающей, но, безусловно, не давала повода к охватившей Фалькона паранойе. Началось все с судорожных корчей беспокойства и страха. Фалькон пытался не обращать на них внимания — так человек с острым приступом аппендицита пытается уверить себя, что это всего лишь газы. Он то находился один на один с человеком, сумевшим стать ему близким другом, общаясь с ним так доверительно, как, казалось ему, в свое время общался он только с отцом, Франсиско Фальконом. А в следующую секунду перед ним был человек, доверять которому он больше, видимо, не мог. Мешало вкравшееся сомнение. Их заключительное объятие возле задернутой оконной шторы было попыткой укрепить связывавшие их узы, но невидимый непроницаемый барьер все равно не исчезал и так и остался.
- Владивосток - МИК РЭД - Детектив / Классический детектив / Крутой детектив
- Не загоняйте убийцу в угол - Хосе Мариа Гелбенсу - Детектив
- Раненое сердце – идеальная мишень - Лариса Соболева - Детектив
- Будет ночь — она вернется... - Лариса Соболева - Детектив
- Бульдожья хватка - Роберт Бейли - Детектив
- Тупик - Е. Ермак - Детектив
- Идол прошедшего времени - Ирина Арбенина - Детектив
- Звонок другу - Фридрих Незнанский - Детектив
- Призрак в машине - Грэм Кэролайн - Детектив
- Подарок дервиша - Игорь Афонский - Детектив