Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, перед тем как перейти к рассказу о последующих событиях в отношениях между Советской Россией и Германией, надо бросить беглый взгляд на ситуацию в России того времени.
«Удержат ли большевики государственную власть?»
Иностранец, живший в Москве в 1920 году, имел куда лучшие возможности выяснить истинную обстановку в Советской России, чем может это сделать сегодня (то есть конец 1940-х – начало 1950-х годов – время триумфа сталинского правления. – Ред.). Если наше передвижение было строго ограничено, то это было связано скорее с нарушением транспортной системы, чем с соображениями государственной безопасности. Советские органы государственной безопасности в то время еще не считали необходимым предотвратить все контакты между немногими иностранцами, официально проживавшими в Москве, и местным населением. Многие личности, известные в правительстве, в обществе или в интеллектуальных кругах добольшевистской России, и те, кто обладал богатыми знаниями и опытом, все еще находились в Москве (их еще не выслали, как в 1922-м, не перестреляли и не отправили в лагерь. – Ред.) и были только рады завести знакомство с иностранцами. В моей конторе, ее зале ожидания, а временами даже на лестнице всегда толпились оппозиционеры, пришедшие за помощью в личных вопросах, желавшие поговорить с иностранцем-некоммунистом либо пытавшиеся вовлечь меня в антибольшевистские заговоры. Если имелись какие-либо факты или слухи, которые могли свидетельствовать о неспособности режима удержаться у власти, я всегда был уверен, что узнаю об этом у этих посетителей. С другой стороны, правительство и сама правящая партия еще не стали столь закрытыми и неприкасаемыми, каковыми они являются сегодня (то есть в 40—50-х годах. – Ред.). Соперничавшим внутри партии фракциям было разрешено публиковать свои взгляды на официальную политику партии.
Период с осени 1918 года по март 1921 года стал известен под названием военный коммунизм. Это был период, в течение которого большевистскому режиму пришлось непрерывно сражаться за свою жизнь против сил, обладавших, казалось, существенным перевесом. (Перевеса у разрозненных противников большевистской власти не было, практически всегда на фронтах наблюдался значительный, иногда в несколько раз, перевес сил Красной армии, как в численности, так и в вооружениях. – Ред.) Правящая партия сама была серьезно расшатана оппозиционными движениями в своих рядах. Кроме того, деятельность оппозиционных партий еще не была окончательно ликвидирована. На территориях, находившихся под контролем партии, лояльность крестьянства сменилась пассивным сопротивлением (а также вспыхивавшими в разных местах восстаниями, беспощадно подавляемыми латышскими, китайскими, венгерскими и другими карательными частями. – Ред.); даже верность городского пролетариата дошла до критической точки и в марте 1921 года вылилась в открытое восстание в Кронштадте. (Автор многого не знает. В Кронштадте восстали моряки (от 27 тыс. и более, разные данные), а восстания рабочих были в Ижевске, Воткинске, Астрахани и других городах. – Ред.) На периферии территории, находившейся под господством большевиков, представляли угрозу контрреволюционные армии, поддерживаемые войсками интервентов-союзников, хотя Белая гвардия в основном была разбита к середине 1920 года.
Острые требования борьбы не на жизнь, а на смерть превратили Советскую Россию в осажденную крепость, а ее экономику – в военную экономику, имевшую единственную цель – разгром врага. В этот «героический период Великой Российской революции», как назвал его один советский писатель, крестьянин был вынужден отдавать государству всю свою продукцию, кроме небольшого количества, которое было значительно ниже прожиточного минимума. Городское население было посажено на скудный рацион, который распределялся крайне нерегулярно. Не имея топлива и сырья, многие заводы прекратили работу. Рабочие бежали в деревню, где надеялись уцелеть в условиях голода. Торговля практически замерла, частично из-за ускорившейся национализации, а частично – из-за отсутствия товаров, к тому же курс рубля быстро падал.
Эта хаотичная обстановка еще более осложнялась, и в то же время, по убеждению, бытовавшему тогда среди коммунистических лидеров, считалось (естественно, это не афишировалось. – Ред.), что такой хаос приведет прямо и быстро к настоящему коммунизму. Они считали, что общественная структура, ради которой они совершали революцию, буквально «за углом». Финансовая политика большевиков, основанная на доктрине «отмирания» денег в коммунистическом обществе, иллюстрирует их веру. Девальвация рубля систематически поддерживалась. Народный комиссар финансов Крестинский (сменивший в августе 1918 года полного невежду Гуковского. – Ред.) даже опубликовал брошюру под названием «Как быстрее всего заставить рубль обесцениться до нуля».
Личные трудности, которые пришлось перенести каждому (отнюдь не каждому. Имевшие солидный паек и иное обеспечение «ответственные работники» жили неплохо, а многие – разгульно. Рядовые члены партии имели твердый паек. «Классово чуждые» просто умирали с голоду. – Ред.) в России, были огромны, потому что правительство не обращало внимания на потребности населения. Например, для поездки по железной дороге требовалось официальное разрешение, которое выдавалось только тогда, когда государство было заинтересовано в этой поездке. Правда, железные дороги, как и почта, работали бесплатно; но все они были ненадежны в своей деятельности. В наших конторах и наших домах работников Германской организации по оказанию помощи топливо кончилось в начале 1921 года. Мы дрожали от холода, потому что из-за высоких снежных сугробов, которые никто не собирался расчищать, мы не были в состоянии доставить на телегах горючее для наших автомобилей. Продовольственный паек был настолько скуден, что некоторые мои работники были на грани истощения. К счастью для меня, я, вероятно, был более крепкого здоровья; во всяком случае, довольно неплохо устоял перед этими трудностями.
Все новости о нищете в России и трудном положении советского правительства с готовностью публиковались прессой западных стран. В своих попытках продемонстрировать, что дни большевистского режима сочтены, иностранная печать не только сообщала о трудностях, но и преувеличивала их и выдумывала дополнительные. Одной из моих постоянных задач была корректировка впечатления, которое производила такая манера изложения событий среди моего руководства в германском МИДе. Весь конец осени 1920 года официальные германские круги продолжали считать, что большевистский режим продлится недолго, и по-прежнему переоценивали как силу внутренней оппозиции, так и белых армий. И даже некоторые из тех, кто впоследствии целиком посвятил себя делу укрепления советско-германской дружбы, в те ранние годы продолжали поддерживать активные контакты с белыми элементами.
Некоторые из разговоров о том, что режим вот-вот развалится на куски, могли быть подкреплены серьезным доказательством, хотя ретроспективный взгляд сегодня показывает, что даже этого доказательства было недостаточно. Но некоторые из теорий о неизбежном падении режима были основаны на полностью иллюзорных, нетипичных аргументах; например, были люди, утверждавшие, что русский народ никогда не станет терпеть правительство с таким большим числом евреев. Не отважусь на подсчеты, какая часть такого рода мнений была основана главным образом на попытках выдать желаемое за действительное.
Много писем написал я Шлезингеру и барону фон Мальцану в МИДе, стремясь придать тревожным вестям из России надлежащую перспективу. Я обращал их внимание на то, что широкие массы населения в самом деле сыты по горло большевистским правлением, но, несмотря на это, нет причин полагать, что какая-то значительная часть этого населения желает возврата к дореволюционному порядку[22].
И я предупреждал их, что, несмотря на все новости, сообщающие о негативных сторонах большевистского режима, несмотря на голод, холод и озлобленность среди широких масс народа, советское правительство пока после каждого кризиса становится все сильнее и прочнее. Силы, которые могли бы вначале уничтожить его изнутри, быстро исчезают. Все попытки уничтожить режим извне с помощью интервенции провалились главным образом потому, что интервенция осуществлялась недостаточными военными средствами, силы интервенции были разрознены и они были совершенно не способны принять во внимание нужды русского народа. Я полагал, что конец советскому режиму могла бы положить политически осознанная и хорошо подготовленная в военном отношении кампания, предпринятая сообща всеми европейскими странами. Но я не думал, что Европа в то время была вообще в состоянии собрать необходимые материальные и идеологические силы. (Европа и США и не собирались этого делать – их устраивал хаос в России. – Ред.)
- Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика - Виктор Безотосный - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Германо-итальянские боевые операции. 1941–1943 - Илья Мощанский - История
- Маленькая всемирная история - Эрнст Х. Гомбрих - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Петр Великий и его время - Виктор Иванович Буганов - Биографии и Мемуары / История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- Другая победа. Если бы победил Гитлер - Коллектив авторов - История
- История Дальнего Востока. Восточная и Юго-Восточная Азия - Альфред Крофтс - История
- Карл Великий: реалии и мифы - Олег Валентинович Ауров - История