Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом отрывке нашей поэмы мифа — апофеоз Петра его обожествление. Его воля названа роковой. Почему? Означает ли это осуждение его дела? Конечно, нет. Роковая она потому, что дерзнула преступить пределы, положенные человеческому творчеству. Законы, наложенные на волю человека, нарушены. На бой вызваны космические силы. Действующим лицом трагедии становится самый рок. Покарает ли он Медного Всадника, как карал всякого, дерзнувшего выступить на борьбу с ним в античной трагедии? Пророчески насторожился поэт перед разверзшейся бездной грядущего.
Будет еще не одна схватка света (творящего гения) и мрака (безликих стихий). Ведь темные силы хаоса и после победы космократора Мардука «превращали все светлое в мрак».[212] Восстали укрощенные стихии против града чудотворного строителя. Но не одолеть его мрачным стихиям. Пушкин верит в судьбу Петра творения. Трагедия разрешается не на античный лад.[213] Гений человеческий является мощным властелином судьбы.
… Утра лучИз-за усталых, бледных тучБлеснул над тихою столицейИ не нашел уже следовБеды вчерашней. БагряницейУже покрыто было зло.В порядок прежний все пришло.
В поэме Пушкина есть еще один герой неведомый античной трагедии. Этот герой — рядовой человек, сознающий свое право на личное счастье. Это — герой нового времени, индивидуалистической культуры, на почве которой прозвучали слова: человек — самоцель. После восстания укрощенных Петром стихий наступил самый напряженный момент поэмы: бунт маленького человека, потомка тех, на чьих плечах создался Петербург, строился мир новой России.
Кругом подножия кумираБезумец бедный обошелИ взоры дикие навелНа лик державца полумира.Стеснилась грудь его. ЧелоК решетке хладной прилегло,Глаза подернулись туманом,По сердцу пламень пробежал.Вскипела кровь. Он мрачен сталПред горделивым истуканомИ зубы стиснув, пальцы сжав,Как обуянный силой черной,«Добро, строитель чудотворный!»Шепнул он, злобно задрожав«Уже тебя!..» И вдруг стремглавБежать пустился.
После восстания стихий, бунт одного из миллионов принесенных в жертву русской государственности. Конец один и тот же. Торжествует Петр.
ПоказалосьЕму, что грозного царя,Мгновенно гневом возгоря,Лицо тихонько обращалось…И он по площади пустойБежит и слышит за собойКак будто грома грохотаньеТяжело-звонкое скаканьеПо потрясенной мостовой.И озарен луною бледной,Простерши руку в вышинеЗа ним несется Всадник МедныйНа звонко скачущем коне.И во всю ночь, безумец бедный,Куда стопы ни обращал,За ним повсюду Всадник МедныйС тяжелым топотом скакал.
Всмотримся теперь уже прощальным взглядом в Медного Всадника. Представим себе, как «грозного царя, мгновенно гневом возгоря, лицо тихонько обращалось». В ритме его движения мы ощутим ритм строф Пушкина:
Как будто грома грохотаньеТяжело звонкое скаканьеПо потрясенной мостовой.
Мистерия закончилась. Победил Медный Всадник. Кто он, этот Георгий Победоносец новой России, на огненном коне, повергающий во прах змия! Попирая стихии, попирая судьбы маленьких людей, влечет он великую страну в неведомое будущее…
* * *Он стоит перед нами и теперь, олицетворяя в себе миф Петербурга. Как в каждом мифе, скрыта и в нем правда зловещего преданья, быль, преображенная творческим сознанием в космогонический миф.
Великие силы вызвали к жизни Петербург, страшные препятствия стояли на пути его развития, но с ясною верою можно и нам вместе с Пушкиным взирать на его будущее.
Красуйся, град Петров, и стойНеколебимо, как Россия,Да умирится же с тобойИ побежденная стихия;Вражду и плен старинный свойПусть волны финские забудутИ тщетной злобою не будутТревожить вечный сон Петра!
ЛИТЕРАТУРА
Начало Петербурга.
Гассерт, К Города М. 1912 г.
Райков, В. Е. На чем стоит Петербург?
Немиров, Гр. Петербург до основания.
Петров, П. Н. История Санкт-Петербурга.
Князьков, С. Очерки из истории Петра Великого.
Грабарь, И. История русского искусства (выпуск XIII).
Столпянский. П. Н. Санкт-Питербурх.
Его же. Петропавловская крепость.
Курбатов, В. Я. Петербург.
Божерянов, И. Невский проспект.
Миф о строителе чудотворном.
Вундт, Миф и религия.
Брикнeр, А. Г. История Петра Великого.
Соловьев, С. М. История России от древнейших времен, т.т. XIV–XVI.
Смирнов, П. С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII в.
Грабарь. История русского искусства (выпуск IX).
Собко, Н. Фальконе. Библ. словарь.
Белинский, В. Г. Сочинения Александра Пушкина.
Мережковский, Д. С. Вечные спутники. Пушкин.
Брюсов, В. Медный Всадник. Пушкин, т. III. Изд. Брокгауз-Ефрон.
Текст Медного Всадника по изд. Брокгауз-Ефрон и по изданию Комитета популяризации художественных изданий (с рис. Александра Бенуа).
КОММЕНТАРИИ. Быль и миф Петербурга
Данное исследование Н. П. Анциферов — приверженец метода «наглядного познания истории»[214] — облекает в форму экскурсионной разработки. В предисловии он указывает, что книга основана на двух типах экскурсий: культурно-исторической («Начало Петербурга»[215]) и литературной («Медный всадник»[216]), и соответственно состоит из двух частей.
Как отметил в своей рецензии И. М. Гревс, работа носит характер «удавшегося пособия для экскурсий по городу».[217] В первой части книги, отталкиваясь от общих методологических принципов учителя и собственных «экскурсиеведческих» опытов, Анциферов предлагает «план сложной экскурсии» из трех циклов, дает рекомендации по ее проведению, останавливается на условиях и истории возникновения Петербурга.
Вторая часть — «Миф о «строителе чудотворном» — является «вполне оригинальным созданием» ее автора.[218] Она представляет собой специальное обращение Анциферова к петербургскому мифу, «получившему свое преломление в «Медном всаднике» (с. 57).
Первое мифологическое «прочтение» пушкинской поэмы намечено Анциферовым уже в «Душе Петербурга» (с. 66–71), где дается скорее не научная, а поэтическая интерпретация «петербургской повести»: космогонический миф и его поздние разновидности (легенды об основании города и его демиурге, о борьбе Георгия Победоносца со змием) «соположены» здесь пушкинскому тексту, «просвечивают» сквозь него и отраженный в нем памятник Петру I.
Подобный подход к поэме «Медный всадник» не случаен: его следует сопоставить с пробудившимся в начале XX в. в науке, искусстве и литературе особым интересом к мифу. Напомним, что символисты видели в нем воплощение мирового всеединства, «мерцающего» сквозь различные личины мира. Это представление, легшее в основу их литературного творчества, нашло отражение в устремлении «прозревать черты древнего мифа» в художественных текстах нового времени.
Особая «мифологизирующая аура» создалась в эти годы вокруг «петербургской повести». Как отметил современный исследователь, «в эпоху экспансии символизма «Медный всадник» — и поэма Пушкина и монумент Фальконе, в образ которого неизбежно был инкорпорирован пушкинский сюжет, воспринимался под знаком «мифа».[219] Таким образом, первоначальная анциферовская трактовка поэмы Пушкина выдержана в ключе символистских неомифологических тенденций.
В настоящей книге, возвращаясь к теме отражения мифа в «Медном всаднике», исследователь стремится выявить источники легенд о строителе города и проследить процесс мифологизации исторической реальности.
Сводя воедино варианты мифа о всемирном потопе, Анциферов рассматривает легенду о «строителе чудотворном» как новейшую модификацию этого древнего мифа, который подобно «потоку реки… исчезает под почвой, во мраке струит свои незримые воды и внезапно выступает из-под земли» (с. 60). О мифогенной природе петровского времени свидетельствуют бытовавшие тогда слухи, апокрифы, пророчества, приведенные на страницах книги. Опираясь на работы о мифе теоретика символизма В. И. Иванова и этнопсихолога В. Вундта, автор настоящего исследования приходит к мысли о существовании особого «мифотворческого сознания», которое проявляется в переломные, кризисные периоды истории. «Из… соприкосновения исторических событий с мифотворческим сознанием родился миф о строителе чудотворном, получивший гениальное оформление в поэме Пушкина — Медный всадник» (с. 55).
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Джин Шинода Болен. Богини в каждой женщине - Джин Болен - Культурология
- Колесницы в пустыне: тайны древней Африки - Николай Николаевич Непомнящий - Исторические приключения / Культурология
- Беседы о русской культуре - Юрий Михайлович Лотман - История / Культурология / Литературоведение
- Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…» - Александр Павлович Люсый - Кино / Культурология / Литературоведение
- Быт и нравы царской России - В. Анишкин - Культурология
- Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии - Наталья Петрова - История / Культурология
- Музееведческая мысль в России XVIII-XX веков: Сборник документов и материалов - Коллектив авторов - Культурология
- Модные увлечения блистательного Петербурга. Кумиры. Рекорды. Курьезы - Сергей Евгеньевич Глезеров - История / Культурология
- Семиотика мифа об Орфее и Эвридике - Арам Асоян - Культурология