Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пак Чем Ди и его жена сами были похожи в ту минуту на сказочных героев песни, которую они с таким увлечением исполняли.
Их песню прервал приход Куак Ба Ви. Он шел в дом матери Сун И, но, заслышав веселый шум у Пак Чем Ди, решил завернуть на огонек. Он только что выпил чашку вина, и голова у него немного кружилась. Войдя в комнату, он прямо от порога пустился в пляс, чувствуя неодолимое желание выказать радость, переполнявшую его сердце.
— Хо-о-рошо!..
Песня, дробь барабана, веселый танец — что за великолепное было зрелище!
Куак Ба Ви не умел танцевать, и, глядя на его неуклюжие движения, Пак Чем Ди покатывался со смеху.
Плясун наконец остановился, присел там, где танцевал, и — словно только что пришел в себя — спросил, недоуменно оглядываясь вокруг:
— Я вижу, в этом доме сегодня семейное торжество! По какому случаю, друзья?..
Пак Чем Ди рассказал ему о радостных событиях этих дней, о том, как хорошо стало им теперь жить…
— Вон оно в чем дело! Ну, а я сегодня малость выпил… Плохо, что ты-то совсем сух, Пак Чем Ди!
— Ничего, мне и так весело.
— Ну, тогда продолжай свою песню, а я вам еще станцую!
— Так и быть, Куак Ба Ви!.. Я спою сейчас нашу крестьянскую песню. Ты, жена, бей в барабан, а ты, Куак Ба Ви, танцуй! Идет?
— Насчет меня не беспокойся!.. Затягивай-ка поскорее песню!
Пак Чем Ди скова запел:
Слушай меня, хлеборобы!Слушай меня, хлеборобы!Ныне пришла к нам свобода —Будет богат урожай,Э-хе-я, наш урожай!Слушай меня, хлеборобы!Слушай меня, хлеборобы!Дал Ким Ир Сен нам землицу -Счастливо мы заживем!..Э-хе-я, как заживем!Слушай меня, хлеборобы!Слушай меня, хлеборобы!Снимем большой урожай мы -Пусть расцветает страна,Э-хе-я, наша страна!..
Песня эта была вдохновенной импровизацией Пак Чем Ди, она понравилась всем и еще больше подняла настроение. Куак Ба Ви танцевал, не жалея башмаков, со всем усердием, на какое был способен.
— Песня о Хын Бу не напомнила ли вам о крестьянах Северной Кореи? — спросил он.
— Это верно, напомнила, — сказала жена Пак Чем Ди. — Только Хын Бу ласточки принесли чудесные тыквенные семена, а мы и без ласточек стали богатыми!
Попыхивая своей трубкой, в разговор вступил старик Пак Чем Ди:
— Да, дорогие… Мы, крестьяне, никому не делали зла… Мы работали в поте лица и получали за это от помещиков и японцев пинки да пощечины. Так и Хын Бу. Он тоже гнул спину в три погибели, надрывал последние силы. И над ним тоже издевались… Вот и выходит — одна у нас с ним судьба!.. Помните, на собрании сельского комитета докладчик говорил то же самое.
— Хорошо он говорил!
Слова Пак Чем Ди заставили Куак Ба Ви вспомнить свою жизнь. Что он видел в прошлом? Шесть лет тюрьмы… Гибель сестры и матери… Измена жены… Десять лет одиноких скитаний по чужим селам… Батрачество… И не такие ли, как Ноль Бу, погубили семью, искалечили жизнь Куак Ба Ви? Ах, если бы умершие могли воскреснуть! Как они радовались бы сейчас вместе с ним!.. Острая боль сжала сердце Куак Ба Ви.
Казалось бы, что общего между земельной реформой и старинной легендой о Хын Бу? Но в этой легенде отразилась жизнь народа. Ноль Бу — кровопийца-помещик; он и ему подобные грабили, притесняли, угнетали простых честных тружеников, вроде Хын Бу… Это была правда. И эта правда была близка и понятна корейским крестьянам, увидавшим свет новой жизни.
Освобождение Кореи открыло им путь к счастью. Земля была большим богатством, чем то, которое получил Хын Бу, распилив свои тыквы. В легенде богатство пришло к одному человеку, а тут все крестьяне Кореи стали свободными тружениками. Сбылась их давняя, заветная мечта.
Воспрянув от векового сна, крестьяне поняли, что они работают теперь на самих себя, на свою родину, строят под руководством своего вождя Ким Ир Сена новое государство; они поняли, что чем самоотверженней они будут трудиться, тем счастливей и зажиточней будет жизнь, тем краше, богаче будет страна.
2В детстве Пак Чем Ди пристал к бродячим музыкантам. К четырнадцати годам исколесил с ними многие южные провинции: Чолла, Кёнсан, Чхунчхон. Он выучился песням Юга и, хотя прошло уже много времени, не забыл этих песен и нередко распевал их. Однажды он попал из-за этого в неприятную историю.
Это было в позапрошлом году. Пак Чем Ди, как обычно, отправился в волость, чтобы получить паек по карточкам. Но ему отказали, и Пак Чем Ди возвратился домой с пустыми руками.
Полновластным хозяином волости был крупный помещик Сон Чхам Бон. Он пользовался покровительством японцев; большие связи в генерал-губернаторстве имел и его старший сын, член провинциальной управы.
Младший сын Сон Чхам Бона пошел по коммерческой линии. Используя связи и положение своего брата, он распоряжался в волостном продовольственном пункте выдачей основных продуктов питания — риса, сои и чумизы. Кроме того, он занимал по совместительству должность инспектора отряда местной самообороны.
Захватническая война японских милитаристов, прикрываемая пышными и лживыми лозунгами, вконец разорила Корею. Выкачав сырье и продовольствие из страны, японцы ввели повсеместно карточную систему. Это тяжело отразилось на положении корейского населения, которое и без того бедствовало. Даже в деревнях стало туго с продовольствием. Японцы отобрали у крестьян почти весь урожай и посадили их на паек.
Выдачей продовольственных карточек ведала волостная управа. Продовольственный пункт мог отказать в выдаче продуктов. Так и получилось с Пак Чем Ди. Сыну Сон Чхам Бона было известно, что Пак Чем Ди арендует у его отца землю, и он не дал старику продуктов, да еще накричал на него: у тебя, мол, есть участок, обойдешься и без пайка.
Паек выдавали три раза в месяц на десять дней вперед. В дни выдачи у продовольственного пункта вырастала огромная очередь. Получить продукты можно было лишь в порядке живой очереди, и поэтому каждый старался прийти пораньше. Впрочем, этот порядок существовал не для всех. Уличные и квартальные старосты, те, кто проживал в волостном центре и числился в отряде местной самообороны, — словом, все японские прихвостни пропускались вне очереди. А старики и женщины, пришедшие сюда за сорок-пятьдесят ли, оттеснялись в самый хвост. Мизерный паек они получали только под вечер, а то и вовсе не получали и, измученные, с пустыми руками, возвращались в голодные деревни далеко за полночь.
Паек выдавался только взрослым — по два хопа и два дяка[26] риса на человека. Да и что это был за рис! Одно только название: в крупе было две трети примесей.
И за горстью такого риса люди приходили в волость издалека и считали себя счастливыми, если им выдавали его.
В продовольственном пункте придирались к каждой мелочи: то карточки не в порядке, то число не сходилось. Люди, получающие пайки, должны были постоянно находиться возле лавки; здесь то и дело проводилась перекличка; отлучишься на минуту — и тебя вычеркнут из списка. А то лавчонку и совсем закроют, заявив, что крупы больше нет. Изнуренные женщины с детьми за спиной, одичавшие от голода старики целыми днями простаивали у лавки под нещадно палящим солнцем в надежде получить хоть что-нибудь. А кончалось все тем, что на лавчонке вывешивалось роковое объявление: «Сегодня пайки выдаваться не будут». И голодные, усталые люди разбредались, понурив головы, по проселочным дорогам. Иные из женщин, присев возле лавки на землю, плакали навзрыд, умоляя заведующего продовольственным пунктом:
— Ой, господин наш добрый, пожалейте нас, бедных, спасите нашу жизнь! Мы уже третий день голодаем! Как же мы можем ждать еще десять дней? Сделайте милость, не откажите в помощи!
Но сын Сон Чхам Бона был неумолим. Он самодовольно ухмылялся: перед этими зависящими от него людьми он чувствовал себя властным и сильным.
— Ну, чего ты ревешь? Да хоть всю ночь здесь проплачь, все равно ничего не получишь! «Голодаем!» Кто тебе велит голодать?.. Ну-ка, убирайся отсюда! Я одно и то же повторять не люблю!..
Жесток и безжалостен был отпрыск помещика Сон Чхам Бона — под стать японским колонизаторам. Никто не решался вступать с ним в спор: люди боялись впасть в немилость и вовсе лишиться права на получение пайка.
Налоги выжимали из крестьян все, что у них было, и они брели из дальних глухих деревень в волость, чтобы встретить здесь лишь оскорбления и попусту потерять время, особенно дорогое в страдную пору. Это было похоже на то, как если бы человек отдал кому-нибудь принадлежавшую ему грушу, а потом стал на коленях умолять, чтобы тот бросил ему хоть объедки. Но этот пример не передает, конечно, всего трагизма жизни корейских крестьян: действительность была во сто крат тягостней.
- Цирк "Гладиатор" - Порфирьев Борис Александрович - Историческая проза
- Осколок - Сергей Кочнев - Историческая проза
- Солдатский долг - Константин Рокоссовский - Историческая проза
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- Век Екатерины Великой - София Волгина - Историческая проза
- Чингисхан - Василий Ян - Историческая проза
- Лето Господне - Иван Шмелев - Историческая проза
- Тайны индейских пирамид - Милослав Стингл - Историческая проза
- Вернуться живым - Николай Прокудин - Историческая проза