Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина, в конце концов, и сама поверила в этот гнусный предрассудок и стала считать себя нечистой. Она пряталась, чтобы разрешиться от бремени. Она краснела, когда любила и делала мужчину счастливым. Она, вообще столь трезвая в сравнении с мужчиной, она, питающаяся почти везде только овощами и плодами, она, так мало отдающая природе, она, сохранившая в силу молочного и вегетарианского режима чистоту невинных племен, почти просила прощения за то, что существует, живет, исполняет закон жизни. Кроткая мученица стыдливости, она подвергала себя пыткам, была готова скрыть от всех, почти уничтожить божественное свое лоно, трижды святое, откуда родится и вечно вновь родится человек-бог.
Средневековая медицина занимается исключительно высшим и чистым существом (то есть мужчиной), которое одно может стать священником и одно может у алтаря служить Богу. Она занимается и животными. С них она начинает. Думает ли она о детях? Редко. О женщине? Никогда!
Тогдашние романы с их ухищрениями представляют прямую противоположность жизни. Если не считать придворного быта и благородного адюльтера, обычных сюжетов этих романов, то женщина выступает в них везде в виде бедной Гризельды, рожденной для того, чтобы испытать всю скорбь: ее часто бьют, никогда не лечат. Чтобы люди занялись женщиной, чтобы они низвергли старые обычаи и стали лечить женщину против ее собственного желания, для этого нужно было, чтобы заговорил Дьявол, ее старый союзник и доверенный в Раю, и ведьма, это чудовище, все делавшее наоборот, вразрез с миром церковным. Женщина, это бедное существо, так мало ценила себя. Она пряталась, краснела, не хотела говорить. Ведьма, ловкая и хитрая, угадывала, что происходит в ней, проникала в ее душу. Она сумела, наконец заставить ее заговорить, вырвала у нее ее маленькую» тайну, победила ее упорство, ее вызванную кротостью и стыдливостью нерешительность. Женщина предпочитала лучше умереть, лишь бы не подвергнуться такому испытанию.
Ведьма-варварка заставила ее жить.
X. Колдовство, любовные напитки
Да не подумает читатель на основании предыдущей главы, что я задался целью обелить, оправдать безусловно мрачную невесту дьявола. Если она часто делала добро, то она могла делать немало и зла. Нет такой силы, которая порой не злоупотребляла бы своим могуществом. А ведьма царила в продолжение трех столетий, в переходное время между умиравшим старым и едва зачинавшимся новым миром. Церковь, которая в религиозной борьбе XVI в. обретет некоторые силы (по крайней мере для борьбы), в XV в. погрязла в грязи. Прочтите правдивое ее описание, сделанное Клеманжи. Дворянство, гордо украсившее себя новыми доспехами, падает тем более тяжко на полях Креси, Пуатье и Азинкура. Вся знать в плену у Англии. Прекрасная тема для насмешек! Буржуа и даже крестьяне смеются, пожимают плечами. Отсутствие сеньоров, думается, немало приободрило устроителей простонародного шабаша, который всегда существовал, но тогда мог принять вид огромных народных праздников.
Что за сила у этой возлюбленной Сатаны, которая лечит, предсказывает, угадывает, вызывает души усопших, которая может околдовать человека, превратить его в зайца, в волка, может помочь найти клад, может заставить влюбиться. Последняя способность, особенно страшная, превосходит все остальные. И как не допустить, что душа страстная, чаще всего уязвленная, иногда крайне извращенная, не воспользуется этой способностью ради ненависти и мести, а иногда и ради злой или нечистой шутки.
Все, что когда-то говорили исповеднику, теперь говорят ей. Признаются не только в грехах уже совершенных, но и таких, которые еще только хотят совершить. Она держит каждого в руках, зная его постыдные тайны, его признания в самых грязных желаниях. Ей доверяют заодно страдания тела и души, пламенные вожделения бурлящей крови, настойчивые бешеные желания, рассказывают о тонких иглах, которые колют и вновь колют тело.
Все приходят к ней. Ее не стыдятся. Говорят напрямик. К ней приходят за жизнью, за смертью, за лекарствами, за ядами. Девушка в слезах просит сделать аборт. Мачеха (обычная средневековая тема) заявляет, что ребенок от первого брака мужа ест слишком много и живет слишком долго. Печальная жена жалуется, что каждый год у нее родятся дети для того лишь, чтобы умереть. Она умоляет о жалости, научается замораживать наслаждение, делать его бесплодным. Вот далее молодой человек, готовый — все равно какой ценой — купить огненный напиток, способный взволновать сердце благородной дамы, заставить ее забыть разделяющее ее от него расстояние, бросить взор на своего маленького пажа.
* * *Брак в эту эпоху облекается лишь в две формы, и обе они крайние.
Гордая наследница лена, приносящая с собой в брак троны или большие владения, какая-нибудь Элеонора Гиенская, имеет на глазах у мужа свой штат любовников и мало стесняется. Оставим в стороне романы и поэмы. Бросим лишь взгляд на действительность, прогрессирующую вплоть до разнузданной чувственности дочерей Филиппа Красивого, до жестокой Изабеллы, рукой своих любовников посадившей на кол Эдуарда II. Бесстыдная дерзость феодалки обнаруживается поистине дьявольски в гордом чепчике с двумя рогами и в других наглых модах.
Однако в этот век, когда классы начали немного смешиваться, женщина низшего происхождения, вышедшая замуж за барона, должна бояться самых суровых испытаний. Об этом красноречиво повествует правдивая история Гризельды, кроткой, нежной и терпеливой. Я убежден: историческая сказка о Синей Бороде является народной редакцией этой истории. Если феодал убивает и так часто меняет своих жен, то только потому, что они его вассалки. Он совершенно иначе считался бы с дочерью или сестрой барона, который мог бы ему отомстить. Если подобная корректура основательна, то нужно думать, что сказка эта относится к XIV в. и не восходит к более ранним векам, когда феодал не осмелился бы взять жену ниже его в социальном отношении.
В трогательной новелле о Гризельде заслуживает внимания то обстоятельство, что во всех своих испытаниях героиня не опирается, по-видимому, ни на благочестие, ни на другую любовь. Она, без всякого сомнения, верная, чистая и целомудренная жена. Ей в голову не приходит искать утешение в другой страсти.
Из этих двух женщин феодальной эпохи — Наследницы и Гризельды только первая имеет своих cavalieri serventi, только она председательствует на «дворах любви», только она покровительствует низкорожденным любовникам, ободряет их, только она (как Элеонора) провозгласит формулу, тогда ставшую классической: «Между супругами любовь невозможна.
Отсюда скрытая, но пламенная и страстная надежда зарождается не в одном юном сердце. Хотя бы ценою союза с дьяволом молодой человек хочет, очертя голову, броситься в водоворот любовных приключений. В столь крепко построенном феодальном замке Сатане открывается дверь. Имеет ли такая опасная игра какие-нибудь шансы? Нет, отвечает благоразумие. А если Сатана ответит: «Да!?
Необходимо вспомнить, какие грани возводила даже среди знати феодальная гордость. Слова обманчивы. Между рыцарем и рыцарем большое расстояние.
Рыцарь-знаменосец, сеньор, приводивший королю целую армию вассалов, оглядывал с величайшим презрением сидевших за его длинным столом бедных, безземельных рыцарей (самое смертельное оскорбление в глазах средних веков, вспомним Иоанна Безземельного). С каким же презрением должен был он относиться к простым слугам, оруженосцам, пажам и т. д., которых он кормил остатками со своего стола! Сидя на самом низу стола, близко у выхода, они слизывали блюда, часто пустые, посылаемые им гостями, сидевшими наверху, у очага. Благородному сеньору и в голову не приходило, что сидевшие там, внизу, люди могли осмелиться поднять глаза на прекрасную хозяйку, на гордую наследницу лена, восседавшую около его матери. Прекрасно мирясь с любовью какого-нибудь иностранца, официального кавалера дамы, носившего ее цвета, он жестоко наказал бы дерзость того из слуг, который отважился бы взглянуть так высоко. Вот истинный смысл бешеной ревности сира дю Файеля, смертельно оскорбленного не тем, что у жены имелся любовник, а тем, что этим любовником был один из его слуг, дворецкий (простой сторож) его замка Куси.
Чем глубже, непроходимее была пропасть между дамой — наследницей и оруженосцем, пажем, имевшим только свою рубашку — даже платье он получал от сеньора, — тем сильнее было продиктованное любовью искушение перешагнуть эту пропасть.
Мысль о невозможном возбуждала молодого человека. И вот однажды, когда он мог покинуть замок, он побежал к ведьме за советом. Достаточно ли любовного напитка, волшебных чар? А если их недостаточно, нужен ли особый пакт, особый договор? Он нисколько не остановился бы и перед необходимостью отдаться Сатане.
- Гаргантюа и Пантагрюэль - Франсуа Рабле - Европейская старинная литература
- Письма - Екатерина Сиенская - Европейская старинная литература / Прочая религиозная литература
- Сочинения - Макиавелли Никколо - Европейская старинная литература
- Гаргантюа и Пантагрюэль — I - Рабле Франсуа - Европейская старинная литература
- Тристан и Изольда - Жозеф Бедье - Европейская старинная литература
- Роман о Тристане и Изольде - Кристьен де Труа - Европейская старинная литература
- Три вестъётские хроники - Эпосы - Европейская старинная литература
- Мемуары - Гасьен де Куртиль - Европейская старинная литература
- Младшая Эдда - Снорри - Европейская старинная литература
- Избранное - Франсиско де Кеведо - Европейская старинная литература