Форма входа
Читем онлайн Прижизненное наследие - Роберт Музиль
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Больной начинает задаваться вопросами: сказывается его ускоряющееся выздоровление. Врач говорит ему:
"Критикуйте сколько хотите; дурное настроение - признак выздоровления", "Это легко понять", - огорченно отвечает возвращающийся к жизни.
ЭДИП ПОД УГРОЗОЙ
Хотя она злая и односторонняя,
эта критика не претендует на научную
объективность.
Если у античного человека были его Сцилла и Харибда, то у современного человека есть Вассерман и Эдип; ибо если ему удается избежать первого и успешно поставить на ноги потомка, он с тем большей уверенностью может полагать, что его потомка схватит второй. Можно, пожалуй, сказать, что ныне без Эдипа ничто не обходится - ни семейная жизнь, ни архитектура.
Так как сам я вырос еще без Эдипа, то по этим вопросам могу высказываться, конечно, лишь с большей осторожностью, но я восхищаюсь методами психоанализа. Я вспоминаю из своей юности следующее: когда на одного мальчишку другой обрушивался с ругательствами и первый при всем желании ничего не мог придумать, чтобы с равной силой ответить на удар, он просто пускал в ход словечко "сам", которое, вклиниваясь в передышку, поворачивало все оскорбления и кратчайшим путем посылало их обратно. И я очень радовался, когда при изучении психоаналитической литературы смог убедиться, что все люди, притворяющиеся, будто они не верят в безошибочность психоанализа, сразу же уличались в том, что у них были для этого свои причины, - причины, разумеется, тоже психоаналитического характера. Вот прекрасное доказательство того, что научные методы усваивают еще до наступления половой зрелости.
Но если медицинская наука применением принципа "с обратным приветом" напоминает о добрых старых временах почтовых дилижансов, то делает она это хотя и бессознательно, однако отнюдь не без глубокого психологического смысла. Ведь это одно из ее величайших достижений, что в эпоху нехватки времени она приучает беспечно пользоваться временем, прямо-таки с легкостью транжирить этот летучий продукт природы. Едва отдавшись в руки врачевателя душ, человек, зная лишь, что лечение, конечно, когда-нибудь кончится, уже полностью удовлетворяется результатами. Нетерпеливые пациенты, правда, быстро освобождаются от своего невроза и сразу же предоставляют себя новому неврозу, но кто по-настоящему вошел во вкус психоанализа, тот не торопится. Из спешки дня он вступает в комнату своего друга, и пусть снаружи мир разрывает на куски его механическая энергия, здесь царит еще доброе старое время. Участливо его спрашивают, как он спал и что видел во сне. Родственные чувства, которыми сегодняшняя жизнь полностью пренебрегает, снова обретают свое естественное значение, и он узнает, что то, что сказала тетя Густа, когда служанка разбила тарелку, вовсе не смешно, а, если вдуматься, куда содержательней, чем высказывание Гете. Не будем уж обращать внимание на то, что, оказывается, совсем не неприятно поговорить о шариках, которых у тебя не хватает в голове, особенно если шариками этими может поиграть ребенок. Ведь важнее, чем все по отдельности, да и вообще самое важное это то, что человек после лечения нежным гипнотическим поглаживанием снова начинает чувствовать себя мерой всех вещей. Веками ему рассказывали, что своим образом действий он обязан культуре, имеющей гораздо большее значение, нежели он сам; и когда мы в период жизни последнего поколения все же избавились наконец от большой части культуры, то снова взяли верх новшества и открытия, рядом с которыми отдельный человек сам себе казался ничтожеством. Но вот психоанализ берет этого захиревшего одиночку за руку и доказывает ему, что он должен обладать только мужеством и половыми железами. Пусть же он, психоанализ, существует вечно! Таково мое желание профана; но я думаю, оно совпадает с желанием специалистов.
Поэтому меня беспокоит одно предположение, которое, возможно, вытекает из моего невежества, а может быть, оно и правильно. Ибо, насколько мне известно, упомянутый выше эдипов комплекс ныне больше, чем когда бы то ни было, стоит в центре теории; почти все явления сводят к нему, и я опасаюсь, что через одно-два поколения не будет больше никакого Эдипа! Представим себе, что он порожден характером маленького человечка, которому доставляет удовольствие сидеть на коленях у матери и который испытывает ревность к отцу, вытесняющему его оттуда. Что, если у матери не будет больше "коленей"? Понятно, на что тут намекают: "на коленях" это ведь не только та область тела, для которой создано слово в самом узком его смысле, но оно психологически означает все извечно материнское в женщине, ее лоно, мягкое тепло, успокоительную и баюкающую нежность, оно означает даже - не без основания - и юбку, чьи широкие складки образуют таинственное гнездо. В этом смысле основополагающие ощущения психоанализа определенно порождены одеждой семидесятых и восьмидесятых годов, а никак не лыжным костюмом. Или же посмотрим на купальное трико: ну где сегодня "колени"? Когда я пытаюсь представить себе, как могли бы эти бегающие и плавающие кролем девичьи и женские фигуры, которые сейчас в моде, осуществить страстное психоаналитическое желание эмбрионально вернуться к "коленям", то я не вижу, при всем признании их своеобразной красоты, почему бы следующему поколению не захотеть с такой же охотой сидеть на коленях у отца.
Но что тогда будет?
Не получим ли мы вместо Эдипа - Ореста? Или же психоанализ должен будет отказаться от своего благословенного воздействия?
III. ИСТОРИИ БЕЗ ИСТОРИЙ
Geschichten, die keine sind
ВЕЛИКАН АГОАГ
Перевод А. Вознесенского
Когда герой этого маленького повествования - а он и в самом деле заслужил, чтобы его так называли, - закатывал рукава, на свет Божий являлись две руки, тонкие и нежные, как бой часов в гостиной. И женщины тепло отзывались о его образованности, но "ходили" с другими, о которых отзывались не так тепло. Лишь однажды некая пышная красавица ко всеобщему удивлению удостоила его большего внимания: ей доставляло удовольствие бросать на него нежные взоры, пожимая при этом плечами. И после недолгой заминки с выбором ласкового прозвища, что обычно бывает в начале всякого романа, красавица назвала его "мой бельчонок".
Вследствие этого в газетах он читал исключительно спортивные новости, причем с особым усердием - в той их части, где речь шла о боксе, и в особенности - о спортсменах-тяжеловесах.
Жизнь его не была счастливой, однако поисков путей к физическому совершенству он не оставлял. Так как денег для того, чтобы вступить в какое-нибудь атлетическое общество, ему не хватало, а также потому, что, по новейшим воззрениям, спортивный успех не зависел больше от презренных физических данных, а был триумфом морали и духа, совершенства этого он искал в одиночку. Уединившись в своей комнате, где его никто не видел, он закидывал правую руку за спину и старался дотянуться до предметов, расположенных от него слева, или наоборот. Когда он одевался, мысль его напряженно работала над тем, чтобы сделать это занятие возможно более утомительным. А поскольку каждый мускул у человека имеет свою пару, то если один разгибается, другой - сгибается, и наоборот: когда первый сокращается, последний растягивается, поэтому при всяком движении ему удавалось создавать себе невообразимые трудности. Можно даже сказать, что в течение всего дня он как бы состоял из двух совершенно разных людей, которые непрестанно боролись друг с другом. Когда же вечером, на исходе прожитого со всей возможной пользой дня, он устраивался на отдых, то перед сном собирал остаток сил и еще раз напрягал все мышцы, над которыми еще имел власть; как кусочек мяса в когтях хищной птицы, до тех пор, пока усталость не брала верх, мертвая хватка не разжималась, и только тогда он, как в пропасть, проваливался в сон. Само собой разумеется, что при таком образе жизни он просто не мог не стать несокрушимо сильным. Однако, прежде чем это случилось, он ввязался в уличную ссору и был изрядно поколочен какой-то жирной человекообразной тушей.
В этом позорном бою душа его была сильно уязвлена, жизнь его приняла совсем другой оборот, и долгое время оставалось под вопросом, сможет ли он вообще жить безо всякой надежды. Спас его тогда автобус. Случайно он оказался свидетелем того, как огромная рычащая машина переехала атлетически сложенного молодого человека, и этот несчастный случай, столь трагичный для самой жертвы, сделался для нашего героя началом новой жизни.
Атлет был, так сказать, отсечен от жизни, подобно тому, как с доски снимают стружку или с яблока срезают кожуру; автобус же, неприятно удивленный, лишь неловко отъехал в сторону, остановился и пялился во все свои глаза. Зрелище было печальное, но наш герой сразу почувствовал свой шанс и вскарабкался в чрево победителя.
Так это случилось, так это и осталось с тех пор навсегда: за пятнадцать пфеннигов он получал право в любое время, когда ему было угодно, залезать в нутро исполина, перед которым всем спортсменам приходилось отпрыгивать в сторону. Исполина звали АГОАГ. Весьма вероятно, что означало это Автобус Городского Общества Атлетической Гимнастики; ибо сегодня даже тот, кто верит в свое чудо, не вправе вполне отказываться от трезвого взгляда на вещи. Итак, наш герой сидел в верхнем салоне автобуса; он был теперь так велик, что совсем перестал различать карликов, суетящихся внизу на улице. Казалось невероятным, чтобы ему вообще было о чем с ними разговаривать. Когда карлики испуганно отпрыгивали в сторону, это радовало нашего героя. Переходили ли они через проезжую часть, он бросался на них, как кот на воробьев. На крыши элегантных авто, которые пугали его прежде своей важностью, он глядел теперь, ощущая собственную сокрушительную силу, - так человек с ножом в руке смотрит на разгуливающих по двору куриц. Кстати сказать, ему вовсе не требовалось при этом богатое воображение, достаточно было одного здравого смысла. Ведь если правду говорят, что человека делает его платье, то чем хуже в таком случае автобус? Чудовищная сила, которой располагает человек, часто существует вне его, подобно латам, что он надевает на себя, или винтовке, которую вешают за спину; и если рыцарской доблести не мешает надежная броня, то чем помешает ей автобус? Или взять, скажем, героев из всемирной истории: разве не было слабое, изнеженное удобствами тело их ахиллесовой пятой, разве не заключался секрет их непобедимости в аппарате власти, которым они умели окружить себя? А как быть, думал наш герой, вырастая в собственных глазах, со всеми теми вассалами спорта, вместо придворных окружающими королей бокса, бега и плавания - начиная с менеджера и тренера до самого последнего рабочего, который уносит окровавленные ведра или накидывает халат на плечи спортсмена? Собственной ли силе они обязаны своим положением или только лучам чужой?.. Несчастный случай, как видно, сильно вдохновил нашего героя.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Прижизненное наследие - Роберт Музиль бесплатно.
Похожие на Прижизненное наследие - Роберт Музиль книги
- Беатриче Ченчи - Франческо Доменико Гверрацци - Проза
- Мадам - Александр Бессонов - Проза
- Любовь по-французски - Коллектив авторов - Проза
- Братоубийство - Франц Кафка - Проза
- Свадебные приготовления в деревне (в сокращении) - Франц Кафка - Проза
- Голодарь - Франц Кафка - Проза
- Дети на дороге - Франц Кафка - Проза
- Призрачный снимок - Эрве Гибер - Проза
- Женщина подглядывает за неверным мужем с помощью стеклянного глаза - Роберт Батлер - Проза
- Камень и боль - Карел Шульц - Проза
