Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Нет... то есть я пытался, но не нашёл для себя ответа.
- Если бы большинство наших людей мучились этим так же как вы... вопросом, почему мы такими стали? Мы бы нашли путь к спасению души народа нашего.
- Батюшка, я всё-таки так и не пойму в чём наш... этот вселенский грех... В том, что многие перестали верить в Бога, порушили церкви?
- Это уже следствие того большого греха. Он в том, что народ наш сотворив себе кумиров, подменил ими Господа в своём сознании. Человек не может без веры, если он не верит Господу, значит верит Сатане, его ставленникам.
- Ставленникам... это вы Ленина имеете в виду?
- Как именовать лжебога не имеет значения... ему нельзя поклоняться как Богу. Это самый тяжкий грех. За это кара постигла египтян, римлян, византийцев-ромеев и другие, некогда великие народы, чей след истёрся в Истории.
- Но почему тогда Бог допускает такие грехи?
- Бог не вмешивается в дела людские, он наблюдает куда идут, чем живут люди... народы и воздаёт по делам. За правду прибавляет, за неправду ... Нам надо много молиться, работать и делать добра, чтобы добро пересилило то зло, что мы творили, поддавшись чарам сатаны... Только не надо думать, что мы, ныне живущие, к тому злу не имеем отношения. Потомкам не уйти от ответственности, отцы, дети и внуки это одно целое.
- Ну, хорошо, мы грешили... а эти, которые сейчас нас унижают, вытесняют... они что праведники?
- Сын мой, гордыня и озлобление тоже тяжкий грех. И те малые народы, что избрали это оружие во взаимоотношениях с нами, впадают именно в этот грех. И дело тут не в том, что они какие-то особые, или плохие. Они борются за своё место под солнцем, за будущее своих детей и считают себя совершенно правыми... также как и наши предки после семнадцатого года. А то, что это они делают за счёт кого-то... это они грехом не считают... Мы должны осознать, что дело не в них... Вообще наша судьба не зависит от армян, азербайджанцев, чеченцев... также как она не зависит от американцев, или немцев. Она зависит от нас, всё дело только в нас. Это мы, потеряв веру, предав Бога, стали бессильными, разобщёнными, не чтим родителей, не защищаем братьев, сестёр, православных соседей. Мы настолько слабы, что даже не можем противостоять одурманенным гордыней и злобой маленьким народам, противостоять их бытовой агрессии. И если мы не обретём веру, не вернёмся в лоно Бога... мы тоже исчезнем.
- А эти... злые, гордые... они на наших землях поселятся?
- Не думаю... они ведь не верой сильны, а ненавистью, да крепостью семейно-клановых уз – это временный источник силы. И у них без истинной веры нет будущего.
- Так что же тогда будет... если мы?...- Николай рывком приподнял голову с подушки и вопросительно смотрел.
В изолятор, бесшумно приоткрыв дверь, заглянул врач, но увидев, что больной и священник увлечённо беседуют, тут же вновь осторожно прикрыл.
- Надо думать не о гибели... даже в отдалённой перспективе, а верить, что мы прозреем, покаемся, и с именем Господа вновь обретём силу. И вам, сын мой, тоже не о смерти думать надо.
Николай уже не мог держать голову на весу, он бессильно откинулся на подушку, продолжая неотрывно смотреть на священника, словно боясь упустить его из виду даже на секунду. Отец Никодим достал из складок рясы белоснежный платок отёр лоб и быстро перекрестился. Прочитав немой вопрос в глазах Николая он улыбнулся:
- Признаюсь, я не был готов к такого рода разговору... но с Божьей помощью...
Больной вдруг часто заморгал, будто собираясь заплакать. Впрочем, слёзы у него так и не появились, но он заметно разволновался.
- Батюшка... вы... я... спасибо... жаль,- Николай словно лишившись последних сил уже не мог прямо держать голову на подушке и уронил её вбок.
- Вам плохо!?- забеспокоился священник.
- Нет, нет... напротив,- упадок сил длился лишь мгновение,- мне давно не было так хорошо... покойно... Только обидно... что всё это... слишком поздно. Не знаю если бы я не умирал... наверное и исповедоваться бы не захотел... Верно говорите... гордыня, а если проще, по нашему, дурость. Все мы такие, задним умом... или как я, перед смертью, умнеем.
- Всё в руках Господа... за неправду он убавляет, а за правду прибавляет,- не забывайте от этом, - священник поднялся со стула.- Я бы мог призвать вас молится во спасение, оставить у вас тексты молитв, но думаю, это вам сейчас не нужно... главное, что у вас в душе...
Отец Никодим вновь оказался в колонии, через несколько месяцев, когда ветры гоняли по улицам степного города снежные вихри. Несколько заключённых выразили желание креститься.
После исполнения обряда, священник долго искал глазами среди тюремной администрации врача. Наконец узрел его. Поздоровавшись, спросил:
- Вы помните, летом я был у вас в больнице... я исповедовал умирающего заключённого?
Врач отреагировал мгновенно:
- Как же, как же, помню... Вы знаете, невероятно, но он выжил... да-да...
Сердце отца Никодима учащённо забилось и если бы... Он бы наверняка пал на колени, и воздал хвалу...
- ... Попраны все медицинские постулаты. Я показывал коллегам снимки его лёгких до и после. Не верят, говорят это снимки разных людей. За такое короткое время невозможно такое преображение. Чудеса! Он уже почти два месяца как выписался. Часто вижу его, он же под постоянным наблюдением. Сейчас такое впечатление, что он и не болел совсем. На работу уже ходит, надеется на досрочное. В последний раз когда приходил, послушал я его и говорю, кажется дорогой, в моей помощи ты больше не нуждаешься... Если хотите могу посодействовать, что бы вы могли с ним встретиться?
Отец Никодим покачав головой отошёл от, казалось, не собиравшегося умолкать врача. На лице священника была запечатлена не мирская удовлетворённость. Он не сомневался, что Николай и в его помощи больше не нуждается.
НЕ ПРЕСТИЖНОЕ УБИЙСТВО
рассказ
Васил Мендреску попал в этот подмосковный поселок где-то в году 2004. До того он, приехав из Молдовы, несколько лет пытался найти непыльную и денежную работу в Москве, но таковой, естественно, не нашел. Куда бы он ни устраивался, на стройку, в дворники…, по прошествии самое большее двух-трех месяцев от него спешили избавиться. Причем не всегда инициатива исходила от работодателей. Даже земляки-молдаване не желали терпеть его в своих бригадах, ибо Васил, то бишь Василий являлся несусветным лентяем. Так и не зацепившись в Москве, Василий прежде чем окончательно вернуться на родину, решил навестить сестру, которая как раз и жила в Подмосковье. Впрочем, жила, не совсем точно сказано. Мария, годом младше Василия, тем не менее, в Россию приехала гораздо раньше брата, еще в девяностые, здесь вышла замуж за армянина, родив от него в период с девяносто шестого по две тысячи пятый год, аж четверых детей. При этом все семейство, не имея постоянного угла, кочевало из одного небольшого городка в другой, третий, так же и по поселкам. Они надеялись, что найдется-таки какой-нибудь сердобольный мэр – глава администрации, который выделит им, не гражданам России, пустующий дом под жилье. Таких домов в частных секторах подмосковных городов и поселков имелось предостаточно, но вот вселять туда многодетную армяно-молдаванскую семью никто не торопился. Потому им приходилось те же пустующие дома снимать. Надолго ни в одном из этих снимаемых домов интернациональная семья не задерживалась, ибо не имела средств для оплаты. Как только подходил срок платежа, они покидали временное жилище, оставляя после себя кучи мусора, а то и прихватывая с собой кое что из вещей хозяев.
Из вышесказанного нетрудно сделать вывод, что плодовитый муж сестры Армен особым трудолюбием тоже не отличался и ни на одной работе долго удержаться не мог. Из-за этой столь не характерной для армянина «черты характера», объясняемой слабостью здоровья, шурина Василия даже не привечали его родственники, тоже осевшие в Подмосковье и в отличие от него пристроившиеся довольно неплохо. Так что шурин являлся в своей среде изгоем и не только потому, что «позорил нацию» своей ленью, но в немалой степени и потому, что женился не на армянке, а на молдаванке. Впрочем, из досужих разговоров стало известно, потому и не женился, что ни одна армянка не захотела идти за патологического лентяя, к тому же не то действительно очень болезненного, не то симулирующего болезни, чтобы ничего не делать. Тем не менее, детей он «делал» регулярно. На что же эта семья жила?... У большинства русских людей имеется труднообъяснимая черта: насколько они не любят богатых, настолько снисходительны и добры к бедным и многодетным. Причем почему-то пороком не считается не только бедность, но как бы «по умолчанию» и часто ей сопутствующая лень. Едва интернациональное семейство поселялось на новом месте, к ним сразу же приходили сердобольные бабушки и, прослезившись при виде обносившихся, болезненного вида детишек, тут же спешили предложить помощь: кто мешок картошки, кто сетку лука, кто старую ношенную одежду своих детей и внуков…
- АРМЕЙСКИЕ БУДНИ сборник рассказов - Виктор Дьяков - Современная проза
- БУМЕРАНГ повесть - Виктор Дьяков - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- ТАСС не уполномочен заявить… - Александра Стрельникова - Современная проза
- Конкурс комплиментов и другие рассказы от первого лица - Нестерова Наталья - Современная проза
- Москва Нуар. Город исковерканных утопий - Наталья Смирнова - Современная проза
- Кто-то,с кем можно бежать - Давид Гроссман - Современная проза
- Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Зори не гаснут - Леонид Гартунг - Современная проза