Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я очень люблю своих друзей, поэтому и устроился работать, чтобы сделать приятно Греку и другим. И это было ему приятным, он видел, что я не бездельничаю, а, как и он, зарабатываю какую-то копейку, занимаюсь, как он говорил «социально полезным делом». Ну так мне было приятно, что Грек был счастливым из-за этого. Разве я мог отказаться от работы, когда она делала счастливым человека? Хотя сам социум был мне равнодушным, я клал на него. Так как я знал, что социум — это быдло, и есть лишь единицы настоящих людей, которые не являются овощами и не живут по принципу «жрать — срать», которые имеют право что-то говорить, и будут через определенное время руководить всем этим. Ну, во всяком случае, я мечтаю об этом. Этот социум должен был играть лишь единую роль — производство материальных благ. Духовного блага создавали сверх люди, так как они это умели. Власть писателям, поэтам, художникам и просто свободным! Тупые овощи должны производить материальные блага! Да и работал я не очень упорно, без фанатизма. Часто сидел и писал какие-то письма или очерки для будущих книг. Я писатель, а это не работа, это удовлетворение. Это создание собственного мира, который потом, со временем, возможно, с бумаги перейдет в реальность. Работа лишь однажды принесла мне удовлетворение. Это была весна 2002 года и я, только ради того, чтобы заработать лишнюю копейку, заключил договор с госпожой Т., та что из Б'ЮТ, о том, что буду работать на нее на протяжении двух недель, получая за это по двадцать гривен за восемь часов работы. Оплата почти как в США! Работа была красивой, мне нравилось. Я приходил каждый день в светлый и просторный офис и занимался созданием агитационного материала. Во время работы мы (а нас было несколько десятков людей) пили водку и курили прямо на рабочих местах, засовывая окурки в принтеры. Возвращался я домой с двадцаткой в кармане да еще и веселый после полбутылки водки «Охотничьих забав» за 5,5 гривен. Удовлетворение состояло в том, что делать особо и не надо было ничего, мы просто пили водку и я имел возможность изучать людей, путем общения, и чтение их будто книг.
Я иду на кухню и разжигаю плиту. Ставлю на нее чайник и сажусь на стул. Довольно холодно. Отопление включили лишь несколько дней назад и квартира еще не успела прогреться надлежащим образом. Включаю радио и начинаю слушать новости. Сначала рассказывают новости политики: против Кучмы какой-то судья — идиот возбудил уголовное дело. Вот чудной человек этот судья! Приятно жить в стране, где есть такие веселые и чудные люди! Потом новости спорта: Филадельфия сыграла с Айлендерз 3:3, это уже не очень весело, особенно для Грека, так как он поставил на Филадельфию пять долларов. Закипает чайник и я смотрю на часы, вижу, что уже почти восемь. Иду будить Грека. Грек спит крепко. Даже дождь не мешает нему. У него спокойно на души и это уже хорошо. Его покой указывает на то, что у него нет антисоциальных мыслей, в отличие от меня. В моменты когда эти мысли слишком настырно лезут в голову, мы пьем водку, а потом бегаем за домом по просторам городской свалки и кричим будто бешеные обезьяны. Мысли иногда не дают спать, встаешь и бьешься головой о стену. Это выглядит сумасшествием, но обывателю не понять таких людей как я. Это довольно аристократическое увлечение биться спьяну головой о стену, это не то что читать Достоевского и пить шампанское в ванной.
Я уже возле Грека. Одним движением срываю с него простыню и дико начинаю кричать во всю глотку: «Aufstehen!» Грек подскакивает и первые несколько секунд перепугано смотрит на меня, будто я пришелец с Плутона. А я стою смеюсь и кричу: «Aufstehen!» и бью себя ладонями по коленям. Грек начинает материться и встает. Он злится, что я так негуманно его разбудил! Ха! Гуманность! Привыкай дорогой друг! Гуманность расслабляет человек, который всегда должен быть готов к войне! Когда тебе отбивают почки за городом тяжелыми ударами стальных носков, вот где гуманность! Мы идем на кухню и я наливаю нам по чашке душистого чая и намазываю хлеб домашним вареньем. Грек еще не окончательно проснулся, поэтому, большей частью, молчит. У меня же расположение духа замечательное, да и встал я уже довольно давно, поэтому без усталости рассказываю ему о последних новостях из футбола и политики. Пусть человек начинает свой день с тем, чем ему нравится, даже если эти новости плохие. Мы пьем чай и разговариваем. Грек снова начал меня поучать: «Вот не хочешь ты работать, Дмитрий, хорошо, что я тебя заставил пойти в суд этот, хоть какую-то копейку и имеешь, да и то, разве это деньги? У тебя столько свободного времени! Устраивайся еще где-то, работай как я, на двух роботах, или ты думаешь, это очень хорошо, что я работаю как лошадь, зарабатываю деньги, а ты у меня на шее сидишь? Тебе не стыдно у меня деньги теребить и просить?»Нет, не стыдно, " — отвечаю я и улыбаюсь. Вижу, что Грека это выводит из психического равновесия, вообще он нервный человек, как и почти все люди, много нервничает из-за всяких пустяков. И вот эти его поучения ко мне, ну разве он не понимает, что этим самым лишь разрушает свою нервную систему, а для меня его речи вообще ничего не значат? Чудной человек. Эти разговоры он начинает почти каждый день, в особенности, когда просыпается в плохом настроении. Когда я прихожу после работы (если не зайду в какое-то кафе выпить бокал пива, я чаще покупаю пиво домой), то сажусь писать свою книгу, или просто смотрю на небо и встречаю появлений звездочек радостными воплями. Грек, как всегда, приходит позднее. Он работает на двух роботах, и лишает себя наслаждения встречать первую звезду на небосклоне. Приходит Грек разнервничавшийся, и, если к его приходу я успеваю выпить все пиво и не оставляю ему даже бутылки, нервничает еще больше и кричит на меня. А я сижу счастливый и улыбаюсь.
Грек тратит деньги, которые заработает, на новую одежду, пищу и платит за квартиру да и еще мне дает. А я покупаю на свой заработок книги и пиво, а еще подаю нищим и калекам. Грек свирепствует из-за это, он говорит мне, что не будет покупать пищу для меня, что я хожу в старой и рваной одежде. Ну так и что? Когда он говорит, что не будет покупать пищу для меня, я понимаю, что это фарс. А новая одежда, ну зачем мне новая одежда? У меня есть парадный костюм, чтобы сходить в театр. Я же не обезьяна какая-то. У меня есть несколько классных добротных вещей, которые я с удовольствием таскаю. Нахуя мне эта пидорская хуйня, разные пиджаки, туфли, плащи? Я понимаю, что мое поведение может уже скоро добить Грека и он выгонит меня прочь, но не делаю из этого трагедии. Хотя, это и маловероятно, так как он держится меня. Ему, чтобы он не говорил (а говорит он скорее из зависти, что я могу, а он нет) нравиться слушать отрывки из моих книг и общаться со мной на такие темы, на которые он хуй пообщается с представителем обычного социума. Но, если даже это произойдет, он меня выгонит, у меня много друзей, найду где жить, в худшем случае поеду к Лясерже в Париж.
А еще у нас с Греком разные литературные вкусы. Он любит читать Кинга, так как он снимает напряжение, а я читаю Нвцше, Миллера и Уэлша, так как напряжения в моей жизни не хватает, и эти книги служат не только его генератором, но и источником информации, которую я беру из них и от людей, которых встречаю. Читая талантливые книги, кусочек таланта останется и у тебя, примерно так написано в рецензии в одному из романов Лимонова. Грек идет принимать душ, а я начинаю мыть посуду, смываю жир с тарелок и убираю крошки со стола. В этот день я иду снова на работу в Хозяйственный суд города Киева, так, как я делал уже 72 раза в течение последних трех месяцев, и как буду делать вплоть до тех пор, пока меня не выгонят оттуда. Прежде чем покинуть квартиру, я, пользуясь тем, что Грек сидит в туалете и напевает что-то из репертуара группы ABBA, лезу в карман его куртки, которая висит прямо здесь в коридоре, и нахожу две гривны на проезд в один конец и чашку кофе в обеденный перерыв. Быстренько выхожу из квартиры: в подъезде довольно темно, не смотря на то, что солнце уже давно встало, свет почти не попадает сюда сквозь маленькие окошки, которые находятся под самым потолком, где висит маленькая тусклая лампа, которая иногда светит ночью слабым, будто дыхание умирающего, светом, но чаще она просто висит, обрастая насекомыми и пылью. Воздух, как и свет, почти не попадает сюда. Эта вонь уже стал обычной для тех, кто живет здесь, она не изменяется на протяжении последних лет и объединяет в себе такую гамму запахов, как запах мочи, гниющего буряка и старых вещей, а также довольно приятный запах жаренного картофеля, который попадает сюда из соседней квартиры.
Есть еще новый запах, который я ощутил лишь сегодня, это запах гниющего мяса, будто какое-то животное умерло и его оставили разлагаться на молекулы именно здесь. Этот запах противно-сладкий. Потом я узнаю, что это была мертвая кошка, которая застряла в мусоропроводе, она там подохла, а потом ее там жрали более мелкие живые существа, наподобие трупных червей. Осторожно шагаю к лифту, стараясь не вступить только что начищенными ботинками в лужу блевотины, и обходя спящего здесь бомжа деда Ивана. Как рассказывает Грек, со слов хозяйки квартиры что мы снимаем, дед Иван живет здесь уже по крайней мере десять лет. Это место на шестом этаже стало для него отчим домом, он к тому же стал обычной фигурой здесь, как будто слился с побитыми стенами, тьмой и грязным полом. Он вместе с ними составляет часть интерьера нашего парадняка.
- Trip-2. Лондонский сип - Дмитрий Факофский - Контркультура
- Овощи души - Егор Кизим - Контркультура
- Лучше, чем секс (Better than Sex) - Хантер Томпсон - Контркультура
- Возвращение - Дзиро Осараги - Контркультура
- Дикие ночи - Сирил Коллар - Контркультура
- Классно быть Богом (Good to Be God) - Тибор Фишер - Контркультура
- Прикосновение - Галина Муратова - Драматургия / Контркультура / Периодические издания / Русская классическая проза
- Книга россказней - Дмитрий Калин - Контркультура
- Words of War - Apkx - Контркультура / Поэзия / О войне
- Чтоб я сдох! - Олег Механик - Контркультура / Юмористическая проза / Юмористическая фантастика