Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы подозреваете Юлию?
– Теперь уже не подозреваю. Я уверен. Мне кажется, что и документы могла взять именно Юлия. Как я раньше не мог догадаться… Несколько дней назад на телевидении проводили какое-то ток-шоу, из тех, какие там обычно бывают, с глупыми вопросами и ответами. Туда Миша пригласил и Юлию. Вы же успели поговорить с ней. Она защищает диссертацию по психологии и поэтому считает себя ценным специалистом. А на ток-шоу случился конфуз. Она не набрала нужных баллов и в первом туре вылетела из игры. На следующий день она была очень расстроена, ни с кем не разговаривала. Нужно было видеть, как она переживала. Похоже, это был сильный удар по ее амбициям.
– И из-за этого она решила убить режиссера передачи? – скептически спросил Дронго. – Так не бывает, Борис Алексеевич.
– Если бы это была обычная девушка, я бы согласился с вами, – возразил Ратушинский, – но нужно знать Юлию. Бездна амбиций и невероятное самомнение. Она на работе ни с кем не общается, ни с кем не дружит. Только с руководством. Мне кажется, что вам следует обратить внимание на мои слова. Она была очень обижена на Денисенко, считала, что он ее подставил, представил в невыгодном свете.
Из гостиной вышел врач.
– Он умер пятнадцать минут назад, – сообщил он, – похоже на отравление, но симптомы странные. Говорят, что он умер внезапно. Где ваша жена? Мы должны посмотреть и ее.
– На втором этаже, – сказал Ратушинский. – Идемте, я вам покажу.
В сопровождении врачей он пошел на второй этаж, бросив на Дронго загадочный взгляд. Они поднялись наверх, а Дронго вернулся в гостиную. Юлия сидела на прежнем месте. Он не подошел к ней, лишь кивком поблагодарил Эдгара, который по-прежнему следил, чтобы никто не наступил на осколки бокала, понимая, как важно будет провести экспертизу пролитого коньяка.
– Врачи согласились со мной, – в голосе Евгении Алексеевны было легкое торжество. – Скорее всего, он съел какую-то гадость у себя на телевидении. Сейчас там показывают такую чушь, что не удивлюсь, если у них в буфете режиссеров травят старой колбасой и зараженной говядиной. Может, кто-то нарочно завозит к ним такие продукты.
Инна казалось окаменевшей. После того как врачи осмотрели уже остывающее тело ее мужа, надежд у нее не осталось.
Через несколько минут Ратушинский в окружении врачей спускался вниз.
– Ей нужен покой, – сказал седовласый доктор. – Обычный глубокий обморок. Такое случается. Пусть поспит, я сделал ей укол. А вы вызовите милицию. Мы не можем увезти тело, пока сотрудники милиции не зафиксируют факт смерти. Возможно, это отравление. Мы должны составить протокол.
– Вызовите милицию, – мрачно попросил Борис Алексеевич своего водителя. – Пусть приедут поскорее.
– Скоро не получится, – возразил врач помоложе. – Если есть подозрение, что человек умер насильственной смертью, то здесь должны быть не только сотрудники милиции, но и прокуратуры. Такой порядок.
– Делайте что хотите, – махнул рукой Ратушинский, – только бы поскорее все закончилось.
– Где можно помыть руки? – спросила пожилая медсестра. – Мне нужно снова подняться к вашей супруге.
– Ванная слева от входа, – показал Борис Алексеевич.
Резко повернувшись, хозяин дома направился в гостиную.
Дронго стоял на пороге и все слышал. Когда Ратушинский занял свое место, Дронго обратился к присутствующим:
– Сейчас сюда приедут сотрудники милиции и прокуратуры. Они будут осматривать помещение, поэтому нам придется отсюда выйти. Пока они не приехали, я хочу задать присутствующим один вопрос. Этот вопрос адресован прежде всего вам, господин Молоков. Я хочу знать, чей бокал разбит?
– Вы меня подозреваете? – В голосе Виталия Молокова прозвучало недоумение. – Вы думаете, что это я убил Мишу? Но зачем мне его убивать? – Он беспомощно оглянулся на жену.
– Я не говорил, что вы хотели его убить, – возразил Дронго. – Но вы разбили бокал. Чей это бокал? Кто-то из присутствующих не выпил свой коньяк. Ведь бокалов было столько же, сколько присутствующих здесь людей.
– Наверное, Майя Александровна, – предположил Молоков. – Она сидела дальше от стола…
– Нет, – возразил Ратушинский, указав на тумбочку, рядом с которой сидела его жена, – ее бокал стоит там, где она его оставила.
На тумбочке действительно стоял бокал с недопитым коньяком.
– Значит, не она, – удовлетворенно кивнул Дронго. – Наши с Эдгаром бокалы были у нас в руках. Кстати, я вышел на кухню, держа в руках бокал. Я не люблю оставлять напитки без присмотра. Старая глупая привычка. Значит, бокалов осталось шесть.
– Мой до сих пор стоит рядом со мной, – показал на свой бокал Ратушинский, – на нем даже можно найти отпечатки моих пальцев.
– Мой бокал на столе, – неожиданно подала голос Юлия, – на нем следы моей помады. Можете проверить.
При звуках ее голоса на лице Бориса Алексеевича мелькнуло странное выражение. Подозрение, недоверие, сомнение – все отразилось на нем.
– Мой тоже здесь, – у Молокова дрожал голос. – У меня руки обычно потеют. Вот он, – показал он дрожащей рукой на бокал, где можно было рассмотреть следы его пальцев. – Это мой бокал, – громко повторил он.
– А вот этот мой, – его жена указала на бокал, полный жидкости. Очевидно, Евгения Алексеевна не любила коньяк, даже такой дорогой, поэтому не притронулась к нему.
– Больше никого не осталось, – растерянно сказал Молоков, – Миша пил из своего бокала. Я разбил лишний.
– Нет, – возразил Ратушинский, – бокалов было ровно девять.
– Может быть, кто-то принес лишний бокал с кухни? – предположила Евгения Алексеевна. – Тогда получится девять.
– Все бокалы были на столе, когда ваш муж разбил один из них, – напомнил Дронго. – Значит, кто-то остался без бокала.
– Это была я, – неожиданно сказала Инна Денисенко. – Мне кажется, что разбился бокал Миши. И он взял мой. Наши бокалы стояли рядом. Мой слева, а Мишин справа. Его бокал разбился, и тогда он взял мой. Пили за женщин, и я подумала, что Миша должен поддержать этот тост.
Когда Инна произнесла последнюю фразу, голос ее дрогнул. Но женщина держалась, не позволяя себе сорваться.
– Разбился его бокал? – Дронго сделал ударение на слове «его».
Борис Алексеевич открыл рот, словно собираясь закричать. Но, заметив взгляд Дронго, сомкнул губы. Наступило гнетущее молчание.
– Тогда получается, что ваш муж выпил из вашего бокала, – произнес Молоков то, о чем думали все.
Присутствующие возбужденно задвигались, только Инна не шевельнулась. Она взглянула на тело мужа, потом на всех присутствующих, и тихо сказала:
– Это я должна была умереть. Он выпил из моего бокала.
Ратушинский был озабочен тем, что все обернулось подобным образом. Получалось, что его версия о причастности Юлии к смерти Михаила Денисенко оказалась неверной. Но Борис Алексеевич был не из тех, кто так легко соглашался с собственной оплошностью.
– Бокалы стояли рядом, – сделал он жест рукой в сторону стола. – Убийца мог ошибиться и в спешке насыпать яд в другой бокал. Перепутать бокалы. Ведь они стояли рядом.
– Да, – кивнул Молоков, – рядом.
Дронго молча смотрел на стол.
«Признание Инны Денисенко меняет ситуацию», – подумал он.
В гостиную вошли оба врача. Им нужно было сделать записи по поводу случившегося. Ратушинский пригласил медиков в столовую, примыкавшую к кухне, и теперь мрачно отвечал на их вопросы. Медсестра, которая спустилась вниз вместе с врачами, с любопытством разглядывала квартиру и всех присутствующих.
– Ваша супруга спит, – обратился седовласый врач к хозяину дома. – Лучше не будить ее до утра. А утром вызовите врача. Ваша кухарка сказала, что у нее больное сердце. Такой обморок может быть опасен.
– Понимаю, – кивнул Борис Алексеевич. – Мы обязательно вызовем нашего врача. Может, позвонить ему прямо сейчас?
– Не нужно. Она будет спать до утра. Лучше дайте ей возможность отдохнуть, – посоветовал второй врач.
– Что с ним случилось? – спросил Ратушинский шепотом, указав в сторону гостиной. – Он скончался от отравления?
– Может быть. Но смерть была мгновенной, на обычное отравление не похоже. Мы в таких случаях обязаны информировать милицию и прокуратуру. Они приедут и все проверят.
– Его могли отравить? – еще тише спросил Борис Алексеевич.
– Вам лучше знать, – хмуро ответил молодой медик.
Ему было не больше тридцати, на работу в «Скорую помощь» он устроился недавно. До этого более шести лет он проработал в Туле, приезжая на субботу и воскресенье к матери в Москву. Обычно вызовы были в подмосковные села, где в нищете и заброшенности жили одинокие старики. Он уже привык к покосившимся избушкам и старым пятиэтажкам. Элитарный дачный поселок его поразил. И тем более поразила роскошь в доме Ратушинского, хотя, с точки зрения очень богатых людей, на даче не было ничего особенного. Обладавшая тонким вкусом Майя Александровна не позволяла появляться в доме ничему кричащему, вызывающему и вульгарному. Здесь, в соответствии с высоким западным дизайном, все было просто и гармонично.
- Ангел боли: Путешествие по Апеннинам - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Путешествие по Апеннинам - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Удар бумеранга - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Смерть на холме Монте-Марио - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Ангел боли: Три четверти его души - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Взращение грехов - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Плата Харону. Океан ненависти. Сколько стоит миллион - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Смерть под аплодисменты - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Взгляд Горгоны - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Измена в имени Твоем - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив