Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И оно должно было быть принято, ибо со следующего дня (3 августа) в Москве начинается серия встреч Шуленбурга и Молотова, которые вполне можно охарактеризовать как самые настоящие переговоры, но секретного качества, которые и завершились визитом Риббентропа в Москву 23-го числа. Но так как суть одновременно ведущихся переговоров была взаимоисключающей, то 2 августа на Политбюро просто технически нельзя было принять решения о серьезной работе по достижению в обоих направлениях заявленного (ожидавшегося) результата. Подписание итогового документа возможно было только в одном из них. Но теоретически мог быть и такой вариант, что 2 августа могли принять решение окончательно определиться во время переговоров. Дескать, посмотрим, какая из сторон предложит более выгодные условия, те и подпишем.
Но вариантов было всего два: или подписать какую-то конвенцию с западными демократиями против Германии, или договориться с Германией о разделе сферы влияния в Восточной Европе (против западных демократий). Если бы главной была первая цель, то достичь ее можно было раньше. Но к началу августа позиции всех участников были хорошо известны, из-за чего перспектива до чего-то договориться была туманной. Точнее говоря, не было такой перспективы. Поляки наотрез отказались предоставить свою территорию войскам восточного соседа, А правительства стран Прибалтики отказывались всерьез обсуждать идею каких-то гарантий на основе в том числе и термина «косвенная агрессия» (на чем настаивал Советский Союз). Но если бы у Сталина было серьезное желание договориться о чем-то в этой теме, то и действовать ему надо было более реально на основе компромиссов и при взаимном учете интересов. Но этого не наблюдалось. А отсюда возникает вывод, что более важной целью для него был договор с Германией. На это же указывают некоторые события, которые произошли весной — в начале лета 1939 г.
Важным событием оказалась отставка Максима Литвинова с поста наркома иностранных дел 3 мая 1939 г. Формально Сталин объяснил это «серьезным конфликтом» между Молотовым и Литвиновым. Фактически фигура Молотова оказывалась более удобной для проведения переговоров именно с немцами.
3 мая 1939-го была среда. Предыдущие три дня (воскресенье, 30 апреля — вторник, 2 мая) были выходными — праздничными. Когда же мог возникнуть этот конфликт? Скорее всего когда-то раньше. И надо полагать, в связи с какими-то важными событиями. А важные события (как правило) обсуждаются на важных совещаниях. Есть ли информация о каком-то большом совещании в апреле 1939 г.? Оказывается, есть. «Правительственное совещание» (по версии советского посла в Англии И.М. Майского) состоялось в апреле 1939-го:
«Учитывая как английскую, так и французскую позиции, правительство СССР 17 апреля 1939 г., т. е. через три дня после того, как британское правительство сделало нам предложение о предоставлении односторонней гарантии Польше и Румынии, выдвинуло свое предложение. Суть его сводилась к трем пунктам.
1. Заключение тройственного пакта взаимопомощи между СССР, Англией и Францией.
2. Заключение военной конвенции в подкрепление этого пакта.
3. Предоставление гарантий независимости всем пограничным с СССР государствам, от Балтийского моря до Черного.
Передавая наше контрпредложение Галифаксу, я сказал:
— Если Англия и Франция действительно хотят всерьез бороться против агрессоров и предотвратитъ Вторую мировую войну, они должны будут принять советские предложения. А если они их не примут…
Тут я сделал красноречивый жест, смысл которого нетрудно было понять.
Галифакс стал заверять меня в полной серьезности стремлений англичан и французов, но мысленно я сказал себе: «Факты покажут».
Одновременно с присылкой наших контрпредложений М.М. Литвинов вызвал меня в Москву для участия в правительственном обсуждении вопроса о тройственном пакте взаимопомощи и перспективах его заключения. 19 апреля я покинул Лондон. Мне неприятно было видеть нацистскую Германию с ее свастикой и «гусиным шагом» солдат, и я решил ехать в Москву кружным путем. Самолет доставил меня из Лондона в Стокгольм, а оттуда в Хельсинки, здесь я сел в поезд и через Ленинград прибыл в Москву. По дороге я остановился переночевать в Стокгольме и имел здесь большую и интересную беседу на текущие политические темы с моим старым другом (еще со времен эмиграции) послом СССР в Швеции A.M. Коллонтай.
На правительственном совещании в Москвея должен был давать самые подробные сведения и объяснения о настроениях в Англии, о соотношении сил между сторонниками и противниками пакта, о позиции правительства в целом и отдельных его членов в отношении пакта, о перспективах ближайшего политического развития на Британских островах и о многих других вещах, так или иначе связанных с вероятной судьбой советских контрпредложений. Информируя правительство, я старался быть предельно честным и объективным. Я всегда считал, что посол должен откровенно говорить своему правительству правду и не создавать у правительства никаких иллюзий… На том памятном совещании в Кремле, повторяю, я рассказывал правду, только правду, и в итоге картина получалась малоутешительная. Тем не менее правительство все-таки решило переговоры продолжать… Ибо как на этом совещании, так и в частных разговорах со знакомыми мне членами правительства я все время чувствовал одно: «Надо во что бы то ни стало избежать новой мировой войны! Надо возможно скорее договориться с Англией и Францией!»
Обратном возвращался тем же путем, но из Стокгольма я полетел не прямо в Лондон, а по пути заехал или, вернее, залетел в Париж:, чтобы лучше ознакомиться с настроениями французского правительства в отношении пакта. Наш посол во Франции Я.З. Суриц, человек большой культуры и широкого политического кругозора, охотно посвятил меня во все детали парижской ситуации.
— Не знаю, чем закончится англо-французский спор, однако настроен я пессимистически…
На следующий день после возвращения из Москвы, 29 апреля, я посетил Галифакса. Находясь под московскими впечатлениями, я долго и горячо доказывал министру иностранных дел важность скорейшего заключения тройственного пакта взаимопомощи и настойчиво заверял его в самом искреннем желании Советского правительства сотрудничать с Англией и Францией в борьбе с агрессией. Галифакс слушал меня со скептической улыбкой и, когда я спросил, принимает ли британское правительство наши контрпредложения, весьма неопределенно ответил, что оно еще не закончило своих консультаций с Францией. Это подействовало на меня как холодный душ.
3 мая М.М. Литвинов был освобожден от обязанностей народного комиссара иностранных дел, и на его место назначен В.М. Молотов. Это вызвало тогда в Европе большую сенсацию и истолковывалось как смена внешнеполитического курса СССР».
Можно ли узнать подробности об этом «правительственном совещании»? Когда оно состоялось? Кто был среди участников? Оказывается, можно. Из других источников. Причем из них следует, что 17 апреля правительство СССР (в лице наркома Литвинова) не только выдвинуло свое предложение Англии (против Германии). Но в этот же день в другой европейской столице (в Берлине) другой советский посол (А.Ф. Мерекалов) выполнил другое правительственное поручение и посетил статс-секретаря Министерства иностранных дел Германии Э. фон Вайцзеккера, вручил тому ноту и провел с ним беседу. Поводом послужили возникшие по вине немецкой стороны проблемы с выполнением двух советских военных контрактов на заводах фирмы «Шкода» в Чехии после занятия ее немецкими войсками 15 марта. Но беседа коснулась не только этого. Вайцзеккер намекнул, что немцам нет интереса выполнять военные заказы для СССР, который заявляет о желании заключить антигерманский пакт с Англией и Францией. Мерекалов воспользовался этими словами и «поднял ряд политических вопросов» (по тексту из «Меморандума Вайцзеккера»). В частности, о положении дел в Центральной Европе, о немецких отношениях с Польшей, о германо-русских отношениях. Мерекалов заявил, что СССР не планирует использовать против Германии существующие противоречия между ней и западными державами. И что СССР был бы не против улучшить с ней отношения. А также он сказал, что собирается выехать в Москву «через несколько дней». Зачем? Подробности можно почитать в журнале «Военно-исторический архив» (№ 12 за 2002-й) в статье кандидатов наук В.И. и Е.А. Тоболиных «Миссия полпреда Алексея Мерекалова».
Послом в Германии он стал в начале мая 1938 г. До этого был 1-м заместителем наркома внешней торговли СССР (родился в 1900-м, окончил Московский химико-технологический институт и Высшие инженерные курсы Академии внешней торговли). Предложение поехать в Берлин ему сделал Молотов 12 апреля 1938 г. Сначала Мерекалов попытался отказаться, так как обстановка в Германии сложная, он не знает немецкого, а знает английский. Но на следующий день это задание ему повторил Сталин на Политбюро. Верительные грамоты он вручил 5 июня. А с ноября 1938-го советско-германские отношения стали медленно улучшаться. На новогоднем приеме 12 января 1939 г. Гитлер, подойдя к Мерекалову, неожиданно для других задержался на 15 минут и провел с ним любезную беседу на бытовые темы. (А с другими послами только обменялся рукопожатиями.) Реакция Сталина оказалась такой, что отныне все сообщения из посольства в Берлине должны были поступать непосредственно к нему, минуя наркома Литвинова.
- Дипломатия в новейшее время (1919-1939 гг.) - Владимир Потемкин - История
- Броня на колесах. История советского бронеавтомобиля 1925-1945 гг. - Максим Коломиец - История
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- «Черная смерть». Правда и мифы о боевом применении штурмовика ИЛ-2. 1941-1945 - Дмитрий Дёгтев - История
- «Черная смерть». Правда и мифы о боевом применении штурмовика ИЛ-2. 1941-1945 - Дмитрий Зубов - История
- День "М" - Виктор Суворов - История
- 1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так! - Игорь Пыхалов - История
- Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров - Биографии и Мемуары / История / Политика
- 22 июня: Никакой «внезапности» не было! Как Сталин пропустил удар - Андрей Мелехов - История
- Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс - История