Происходит изменение и в отношении к некоторым ключевым проблемам кризиса I в. до н.э. Меняется отношение к римским завоеваниям и римскому империализму. Если классическая историография (Т. Моммзен, Т. Франк, М.И. Ростовцев, Л. Омо){493}, признавая факт агрессивности Рима, огромные бедствия, причиненные покоренным народам, жестокость римских властей, грабеж провинциалов и порабощение населения, все же, по большому счету, оценивала римское завоевание со Знаком «плюс», то теперь положение несколько изменилось. Оправдание римского завоевания можно считать характерной чертой эпохи огромных колониальных империй. Рим принес цивилизацию народам Западной Европы (испанцам, галлам, жителям северобалканских областей), на востоке он защитил греко-эллинистический мир от варварских нашествий и собственных неразрешимых проблем. Он создал единое экономическое, политическое, правовое и культурное пространство на всем протяжении Средиземноморского бассейна и заложил фундамент западноевропейской цивилизации.

Современная историография дает более сложную картину. Традиция отчасти сохраняется, однако в послевоенный период, характерный явным переосмыслением завоевательной и имперской идеи, появляется все большее число исследований, содержащих критику римлян или сомнения в благах «римского мира»{494}. По мнению многих ученых, римская экспансия не отвечала интересам самого римского народа и проводилась в интересах эгоистичной и коррумпированной политической элиты, мало считавшейся с интересами собственного общества. Еще меньше благ Рим принес покоренным народам. Помимо прямого ограбления, римлян обвиняют в том, что их победы прервали прогрессивное историческое развитие местных цивилизаций (напр. в Испании или Галлии){495}. Завоевание Цезарем Галлии, ранее оценивавшееся как глубоко позитивное явление, теперь достаточно часто подвергается критике не только в плане методов его ведения, но и в плане исторических результатов. Другим различием является распространенное в современной науке мнение о различии природы современного империализма, основанного на экономической и политической экспансии, и империализма античного и вообще «доиндустриального», исходящего, прежде всего, из политических, национальных, престижных, культурных и иных установок{496}. Иными словами, завоевание Галлии теряет свой смысл с точки зрения практических нужд Рима.

Другой комплекс проблем связан с темой кризиса конца 2–1 в. до н.э. Выше мы уже затрагивали эту тему[97], сейчас отметим, что многие ученые отмечают прогрессивные явления в экономике того времени и не считают, что кризис носил столь глубокий и системный характер. В этом случае, миссия Цезаря теряет свою исключительность, а его реформы — свое эпохальное содержание.

Наконец, если в 1930–50-е гг. господство теории «личных партий» было фактически безраздельным (Г. Штрассбургер, Р. Сайм, Л.Р. Тэйлор, Г. Скаллард, А. Афцелиус и др.){497}, то начиная с 1960-х гг. исследователи все больше и больше следуют традиции М. Гельцера, пытаясь примирить ее с моммзеновской теорией. Вероятно, наиболее полно эта позиция отражена в ANRW и «Кембриджской античной истории» второго издания, двух, вероятно, крупнейших общих изданиях по интересующему нас периоду{498}. Общее отношение выражено в статьях Р. Броутона в ANRW и Э. Линтотта в САН.

Полагая, что ни одно современное серьезное исследование невозможно без привлечения и основательного исследования просопографии, Р. Броутон, однако, не считает ее универсальной отмычкой к решению всех проблем. Люди из одних и тех же кланов подчас находились по разные стороны политических баррикад, а деятельность политиков далеко не всегда определялась их личными связями{499}. Э. Линтотт полагает, что поддержка со стороны родственников, как правило, касалась личных вопросов и ситуаций, когда тот или иной политический деятель оказывался под непосредственной угрозой его личности (судебный процесс, финансовые трудности, личная безопасность и т.п.), но, хотя личное и политическое были тесно связаны, эта взаимопомощь далеко не всегда распространялась на политические вопросы{500}. В то же время оба автора отмечают самостоятельность сословно-классовых позиций всадничества, плебса, армии и италийских союзников и считают, что серьезные политические конфликты имели в своей основе глубинные причины экономического, политического и идеологического характера{501}. Оба исследователя указывают на необходимость учета классовых и сословных интересов и политических программ, а если политические связи создавались родственными отношениями, то достаточно часто происходил и обратный процесс{502}.

Происходит и частичное восстановление теории единой партии популяров, что особенно решительно отрицала наука 1930–50-х гг. Если некоторые из ее представителей (Г. Штрассбургер, Л.Р. Тэйлор) признавали наличие оптиматов, но решительно отрицали существование партии популяров (считая термин применимым только к отдельным лицам или программам), то другие отрицали даже единство оптиматов (Р. Сайм). Напротив, большинство исследователей 1960–90-х гг. (П. Брюнт, Ф. де Мартино, Э. Грюэн и др.) все же склонны признавать наличие того или иного варианта единых политических группировок, идейнополитических течений или «партий», идейных течений или политических стилей. Так, Хр. Мейер, автор, возможно, наиболее полно исследовавший тему популяров, дает полный список политиков, именуемых таким образом в источниках{503}. Несмотря на то, что популяры объединяли политиков разного толка, авантюристов и реформаторов, умеренных и радикалов, карьеристов и аристократов, Хр. Мейер признает наличие определенного политического стиля, характерного для популяров и выраженного в совокупности лозунгов, методов, принципов организации и определенной направленности законодательства{504}.

Эти теории изменили и взгляд на Цезаря. Его, в какой-то степени перестают воспринимать как фигуру глобального масштаба, создателя новой цивилизации, оказавшего особое влияние на мировую историю и все больше и больше помещают в контекст римской политической жизни, понятий, реформ и столкновений интересов конкретных людей. Снова восстанавливается образ Цезаря-популяра, причем, популяра достаточно умеренного толка, и одновременно исчезает образ Цезаря-монарха, пытавшегося принести на римскую почву принципиально новые концепции.

Э. Эдкок, автор статьи в первом издании «Кембриджской истории» считал, что у Цезаря не было никакого стремления к царской власти, а его реформы были, главным образом, направлены на стабилизацию римской политической системы{505}. Тезис о республиканизме, консерватизме и традиционализме Цезаря развивается в трудах Р. Сайма, Дж. Бальсдона, Л. Виккерта, Л. Радитцы, Дж. Коллинза и др.

Так Р. Сайм не считает Цезаря революционером и не видит необходимости отрывать его от римской почвы. Он считае'т диктатора реалистом, римлянином до мозга костей и политическим деятелем достаточно консервативного плана.

Цезарь не стремился создать монархию, тем более, в ее эллинистическом варианте, довольствуясь положением диктатора. Его монархизм был вынужденным, а стремление создать эллинистическую монархию является вымыслом новейшей историографии. Настоящим лидером революции стал Октавиан Август, который и создал новую империю{506}.

Монографию Дж. Бальсдона признают, наравне с монографией М. Гельцера, лучшей современной монографией о Цезаре. Отмечая его аристократизм и стремление к защите собственной dignitas, Дж. Бальсдон, однако, считает Цезаря представителем умеренной центристской позиции, которую он занял, вероятно, в период гражданской войны между Марием и Суллой или, во всяком случае, в период начала своей политической карьеры, когда получил предложение Лепида{507}. Перед Цезарем открывались три пути: он мог отказаться от традиций семьи и перейти в лагерь сулланцев, Но, что было более естественно, он мог примкнуть к вооруженной оппозиции Лепида или Сертория. Тем не менее молодой политик избрал третий вариант — традиционную политическую карьеру (военная служба, выступления на форуме, в суде и т.п.){508}. Вместе с тем он все больше и больше осознавал слабость и неэффективность позднего «республиканизма» и сенатского правления. Не испытывая сожаления по поводу старых учреждений и. порядков, он был готов разрушить пришедшую в негодность государственную машину.

Важнейшим достижением Цезаря было завоевание Галлии и, по мнению Дж. Бальсдона, мы вполне можем доверять «Запискам» Цезаря, хотя бы по той причине, что, когда он их писал, были живы многие участники и современники событий{509}. Дж. Бальсдон высоко оценивает военные дарования Цезаря, его быстроту, умение находить неожиданные решения и уверенность в себе, которую полководец умел внушить своей армии. Победив Галлию, Цезарь приступил к наведению порядка в Риме и римской державе.

1 ... 157 158 159 160 161 162 163 164 165 ... 187

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Юлий Цезарь. Политическая биография - Алексей Егоров бесплатно.

Похожие на Юлий Цезарь. Политическая биография - Алексей Егоров книги

Юлий Цезарь - Филипп Фриман - История
Гай Юлий Цезарь. Злом обретенное бессмертие - Геннадий Левицкий - История
Квинт Серторий. Политическая биография - Антон Викторович Короленков - История
Юлий Цезарь - Глеб Благовещенский - История
Митридат против Римских легионов. Это наша война! - Михаил Елисеев - История
Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов - История / Культурология / Прочая научная литература
Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман - История / Публицистика
Анатомия войны: Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь и их великие победы - Александр Андреев - История
Право - Азбука, Теория, Философия, Опыт комплексного исследования - Сергей Алексеев - История
Вожди в законе (СИ) - Фельштинский Юрий Георгиевич - История

Оставить комментарий