Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Говорите, говорите, не стесняйтесь, — подбодрил меня старик.
— Я и говорю. Статью, которую не написали вы, написал я. Я выдвинул свои предположения по поводу содержания этого документа. Я собираюсь вынести на суд общественности действительно научные заключения. Все это — только мой труд. — Старик помахал руками, словно хотел мне возразить что-то, но я не стал его слушать. — Да, это мой труд. Никто с этим спорить не будет. Но, учитывая то, что документ первым открыли все-таки вы, я намерен сделать вам такое предложение. Просмотрите мою статью. Если пожелаете что-то добавить — подумаем. Предложите какие-то изменения — обсудим. Но я полагаю, в ней нечего ни убавлять, ни добавлять. Вам надо лишь внимательно прочитать. А потом поставить свою подпись. Статья будет опубликована как наша общая.
Старик по-мефистофельски усмехнулся. Точно боясь, что я совершу какое-нибудь насилие, он отнес голубую папку, которую все это время продолжал прижимать к груди, на свое место и с силой задвинул стекло полки.
— Нет! — Он заложил руки за спину и, как был в носках, зашагал по газетной дорожке от двери к окну, от окна к двери. Газеты так и зашуршали у него под ногами. — Нет! Нет! Нет!
— Почему? — спросил я и поднялся со стула.
— Я не могу подписываться под статьей, написанной другим человеком.
— Тогда напишите сами. И мы объединим наши статьи.
— У меня нет времени, — сказал старик. — Я… — замямлил он, — я… мне не хочется писать.
— Тогда прощайте. Я буду публиковать статью за своей подписью.
— Вы не имеете на это права! — закричал старик. Голос его был пронзительно тонок и остр. Мне показалось, у меня разорвутся барабанные перепонки.
— Почему?
— Первым открыл я.
— А я говорю — я.
— Но ведь это не так. Вы же сами видели. Ты же сам видел, голубчик. — Теперь он поочередно называл меня то на «ты», то на «вы». — Только что убедился. Открыл я. Я первооткрыватель.
— Как и кому вы сможете доказать это? — спросил я. — Кто поверит, что вы, вот именно вы, зачем-то держали все это в тайне столь долгое время?
Старик не ответил. Плечи его обвисли, голова беспомощно свесилась на грудь. В одно мгновение он вновь превратился в жалкого, сморщенного старичка, каким я привык его видеть обычно.
— Если бы вы были способны на такое коварство, я бы не встал на вашем пути, но вы… — Старик снова своими длинными худыми пальцами коснулся ворота моего пальто. — Вы очень порядочный и трезвый молодой человек, к тому же глубоко образованный. Не подумайте, что я льщу. Я наблюдал за вами все эти шесть месяцев. Вы чисты и благородны. Скажите, скажите, пожалуйста, разве это достойно человека — втоптать меня в грязь, как червяка какого-нибудь, как козявку… присвоить себе документ? Конечно, юридически вы правы. Но как это все будет выглядеть с моральных позиций?
Старик был прав в своих рассуждениях. Да, я сам по себе нашел этот документ, но у меня не хватит совести обнародовать его без согласия человека, обнаружившего его первым. Но своего решения я все же менять не стал. Дал старику две недели сроку. Пусть напишет статью. И тогда мы опубликуем материал под двумя фамилиями. Ну, а если не напишет — что ж, тогда у меня руки развязаны.
Так вот я и познакомился с сотрудником архива, стариком Саметом. Так мы надели общий хомут, доставивший нам потом обоим много страданий.
В молодости человек часто бывает жесток. Безжалостен. Самет-аксакал и без того-то был плох здоровьем, страдал сердцем. Сейчас вот как подумаю, так это, пожалуй, я виноват, что болезнь его обострилась, я в том повинен, что он раньше положенного сошел в могилу.
Так получалось, что до последнего времени мне часто отказывали в нужных папках, в таких причем, в которых, как мне казалось, я мог бы найти и для себя много интересного. Почему-то именно этих папок не оказывалось на месте. То у них корешок меняли, то переплет. В общем, находились какие-нибудь причины, и в результате папок я не получал. Естественно, после того как я узнал, что Самет-аксакал работает в архиве, у меня не могло не возникнуть подозрений.
Без лишних выяснений я отправился прямо к начальству. Все папки оказались на месте. Самету-аксакалу как следует выговорили за невыполнение требований заказчика, а я, получив наконец пропыленные папки, направился в зал.
Теперь Самет взял себе за правило каждый день к концу работы архива поджидать меня у выхода. И всякий раз, как я видел его, у меня холодело сердце. Мне не хотелось верить в то, что произошло, но как тут было не верить — ведь я видел. Однако от приглашений зайти к нему домой я отказывался наотрез. Избегал всяких разговоров с ним, только спрашивал коротко:
— Написали?
У Самета тотчас начинал дрожать подбородок, он буквально утрачивал дар речи.
— Хорошо, — говорил я. — У вас осталось еще три дня.
Три дня проходили, и мы снова встречались у выхода.
— Закончили? — спрашивал я. — Ладно. Даю вам еще пять дней. Не от любви к вам. Просто мне сейчас самому некогда. Я нашел кое-что весьма интересное. Тот материал рядом с этим — ничто.
Через пять дней происходило такое.
— Добавляю вам еще семь дней, — говорил я. — Не от почтения к вашему возрасту, а оттого, что занят. Сегодня я еще кое-что нашел. Погодите! Это только начало. Я весь ваш архив переверну вверх дном. Посижу еще с полгода, так другим здесь и делать будет нечего. Будьте здоровы. И про статью не забывайте.
Не жалел я его. Не обращал внимания ни на годы его, ни на болезнь. Но уж он отыгрался на мне!
Осень только еще наступила, а я уже закончил сбор материала для диссертации. И вот тогда-то этот старик снова привязался: пошли да пошли к нему домой. Что говорить, все-таки неспокойно было у меня на душе. И я пошел. Я не сомневался, что некоторые незнакомые науке факты, которыми я располагал теперь, окажутся в папках старика. Но — о ужас! Чтобы он знал весь мой материал, который по крохам, по крупицам я собирал целый год! Все опять оказалось у Самета, все ему уже было известно.
Я не знал — или мне удивляться, или огорчаться… Мозг мой отяжелел, голову ломило так, что казалось — череп вот-вот расколется. Я был близок к помешательству. Но я не сдался. Я запел ему свою старую песенку. А он затянул свой старый припев. Лишь в одном не оставалось сомнений: в этой нашей схватке победил он, а я
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков - Советская классическая проза
- Победитель - Юрий Трифонов - Советская классическая проза
- Мы были мальчишками - Юрий Владимирович Пермяков - Детская проза / Советская классическая проза
- Мешок кедровых орехов - Николай Самохин - Советская классическая проза
- Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
- Сплетенные кольца - Александр Кулешов - Советская классическая проза
- Песочные часы - Ирина Гуро - Советская классическая проза
- По старой дороге далеко не уйдешь - Василий Александрович Сорокин - Советская классическая проза
- Долгие крики - Юрий Павлович Казаков - Советская классическая проза