насчёт палки…
– Вот значит как… Тогда я пошла. Книжки читать. Обед можешь готовить сам. Или отца попроси, он лучше знает.
– А ну, стоять!
Непонятно, с чего именно сегодня в голове у Хендри переклинило. Может, день выдался неудачный, а может, чем-то городские сплетницы особенно сильно укололи с утра, но он побагровел и решился с помощью кулака поучить хорошим манерам излишне забалованную родителем невестку. Размахнулся ударить со всей силы Лейтис по спине. Девушка на такие примитивные выпады не попадалась лет с тринадцати. Ушла в сторону, попутно взяв Хендри на болевой приём, и направила его в шкаф с посудой. Дальше – что Ренан, что Ислуин всегда наставляли не оставлять за спиной противника – схватила с печи раскалённую сковородку и добавила Хендри по спине.
– Йа-а-а-а-а, – раздался по округе крик, переходящий в визг: и сама сковородка была горячая, а ещё на ней в масле жарился лук для супа.
– Да как ты!.. – жених очнулся от ступора, схватил нож…
Всё-таки Лейтис питала к парню тёплые чувства, поэтому лишь ткнула парня в нервный узел, выбивая нож, одновременно направила уже бывшего жениха головой в соседний шкаф. Ломать руку или оставлять на спине метку на память второй сковородой девушка не стала.
– Тварь. Чтобы больше вокруг меня не крутился. Забудь моё имя и где живу.
Затем с гордым видом вышла на улицу, прошла шагов пять, сорвалась и побежала… чтобы угодить в объятия Ислуина.
– Спокойно, спокойно, девочка моя. Я рядом.
– Он… они…
– Я видел. Ты молодец. Я рядом, держись.
Ислуин крепко прижал девушку к себе, ощущая, как её начала бить мелкая дрожь. Дальше посмотрел на выскочившего следом Хендри – похоже, руку ему Лейтис сломала или вывихнула. Поглядел на высыпавших на шум и крик соседей.
– Хендри. Человек, способный поднять руку на мою дочь – мерзкий негодяй. Что ты, что твой сын. Оба вы мерзавцы, недостойные волоса моей дочери. Значит, правильно мне рассказали, значит, и насчёт остального не врали про тебя. А я-то не поверил, хотел подойти сначала, поговорить как мужчина с мужчиной без лишних глаз. Помолвку считаю разорванной. Подавитесь.
Ислуин снял с пальца Лейтис кольцо. Демонстративно на него плюнул и бросил в пыль под ноги бывшему жениху, выскочившему вслед за отцом. После чего придерживая Лейтис, которую не держали ноги, медленно пошёл к дому. И никак не мог понять, хорошо всё случившееся сегодня или нет? Вроде и свадьба точно отменилась, и намёк соседи услышали. Вон явно начали перешёптываться, поглядывая на Хендри – и чего такого нехорошего про него намекал почтенный аптекарь? К вечеру и слухи вспомнят, и остальное додумают больше чем надо. Успех… только почему с каждым шагом на душе крепнет очень странное ощущение, что Ислуин тоже остался в дураках?
***
Остаток дня и первая половина ночи оказались в жизни Ислуина не самыми лёгкими, хотя случалось в его биографии много и разного. Сначала пришлось долго успокаивать Лейтис: у девушки – стоило им переступить порог дома, и на них перестали пялиться прохожие – началась самая натуральная истерика. Когда Лейтис наконец-то успокоилась и только легонько всхлипывала «что дальше», магистр не нашёл ничего умнее, чем показать собранный на Хендри компромат. Не только то, как он во время поездок в соседний Торфинс захаживал к любовницам, но и как посещал бордели. Причём самого низкого пошиба из тех, где хозяева разрешают издеваться над проститутками.
Дальше, чтобы Лейтис больше даже не задумывалась насчёт помириться, Ислуин показал ей уже сфабрикованные доказательства, что папаша вроде бы и сынка по этим борделям таскал. Вот, мол, какой он – в лицо говорил одно и называл единственной, а за глаза… Всё равно теперь проверять Лейтис не станет, а словам бывшего жениха «не было такого» никто не поверит. Особенно учитывая, что про папашу-то чистая правда… Магистр не ожидал, что в результате получит новую истерику, ещё сильнее прежней. Причём второй раз успокоить Лейтис получилось только сварив специальное лекарство – на сильных магов Жизни любые обычные препараты действуют очень слабо, а потом с трудом удалось девушку скрутить и заставить микстуру выпить.
Когда всё наконец-то закончилось, а Лейтис уснула, магистр ушёл в свою часть дома. И вот уже который час сидел у себя в кабинете и был в преотвратном настроении. Причём настолько, что позволил себе выйти из образа добродушного и простоватого вдовца-алхимика, который тщательно выстраивал с первого дня, едва они с Лейтис приехали в здешний небольшой городок. Все эти годы выбранного облика Ислуин придерживался, даже если оставался как сейчас: один, в комнате без окон, в своём доме с многократно проверенной защитой от любого подглядывания. Но сегодня дорогие камзол и жилет валялись на полу, поверх них удобно пристроились два щегольских остроносых башмака. Их хозяин в это время меланхолично развалился в кресле, закинув ноги на стол и закатав штанины выше колен так, что чулки не проглядывали, как положено, сквозь многочисленные вертикальные прорезы штанов, а совершенно неприлично оказались выставлены на всеобщее обозрение. Да и завязки на рубахе распущены, поэтому изделие дорогого портного лишилось всех красивых складок и напоминало грубую одёжу неумытого крестьянина. Если к этому добавить занятие почтенного господина аптекаря – бросать метательную стрелку в мишень… стыдоба!
Ислуин в очередной раз бросил стрелку, попав в самый центр своего парадного портрета, пролевитировал стрелку обратно в руку и усмехнулся: магия в облик мягкохарактерного пухлячка Ивара не лезла ещё больше. Все пять лет, пока они жили в Тейне, он раз в месяц заказывал магические компоненты у местного лицензированного гильдейского чародея. Пусть и хотелось каждый раз дать недоучке по рукам. Следом, при взгляде на истыканную картину, пришла ещё одна мысль: видела бы жена бургомистра, которая и вручила ему портрет на завершение их интрижки, как он использует её подарок. И видел бы это сам бургомистр. Наверняка знает, что романтические отношения аптекарь Ивар заканчивал в глубоком душевном расстройстве, даже со слезами – как и остальные поклонники его неблаговерной. Небось, и письма сохранил, и ещё чего-нибудь. Ведь не просто так старый хрыч женился на самой натуральной шлюхе, а чтобы иметь возможность надавить на любого из более-менее заметных жителей города. И тем приятнее будет оставить обоих с носом, когда господин вдовый глупышка-алхимик, который до сих пор раз в два-три месяца пишет дамочке проникновенные письма, вдруг исчезнет. Со здешним болотом пора заканчивать.
«Я – баран. Как любят говорить местные,
