Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вижу, ты надолго запомнил тот день, — сказал я. — Запомнишь и сегодняшний. Ты уже обзавелся новым мечом взамен того, что я отнял у тебя?
— Не обольщайся, поединка не будет, — ответил он. — Я не считаю себя обязанным поступать с тобой согласно рыцарскому кодексу. Я просто прикажу моим людям убить тебя. Как бешеную собаку. Как ядовитую тварь.
— А ты не боишься за своих людей, Мордашка? Что, если я забрызгаю их ядовитой слюной? — спросил я, оглядывая темное, ощетинившееся копьями пространство. Дело было плохо.
— Кто там с тобой, оруженосец? — спросил Мордашка.
Перегрин притаился за моей спиной как мышонок. Даже дышать, кажется, перестал.
— Этот человек, — сказал я сухо, — в отличие от меня, не бешеная собака и не ядовитая тварь. И он не наносил тебе обид. Надеюсь, ты позволишь ему уйти.
— Нет, — с металлом в голосе ответил Мордашка. — Если ты об этом просишь — нет.
— Ты не тронешь его.
— Он умрет на твоих глазах. Жизнь четверых моих друзей стоит много больше, чем ты думаешь.
— Ты не тронешь его, сукин сын, подлец! — взъярился я и, спохватившись, тихо добавил: — Пожалуйста…
Бог знает на что я был готов — упрашивать, торговаться, рвать зубами глотки, но Перегрин вдруг повернулся к Алеку и незнакомо низким голосом произнес:
— Не хотите ли получить обратно свое оружие, сударь? «Отвага и гордость», не так ли?
— Дай сюда! — немедленно отозвался Мордашка, властно протягивая руку.
Послышался звук вынимаемого из ножен меча, и все такой же неузнаваемый голос Перегрина:
— Попробуйте взять, сударь. А то что-то не вижу я в вас ни гордости, ни отваги.
Обнажая меч, я успел подумать, что кое-чему малыш все же у меня научился и, судя по всему, он стоящий парень, жаль, узнал я об этом поздновато. Всадники надвинулись, плотнее смыкая кольцо.
— А ну, кто вечной жизни захотел? — весело заорал я.
Я был готов к тому, что бой кончится для меня очень быстро. Но он все длился и длился. Каждое из копий, направленных на нас, казалось мне неким существом, хищным, сильным, но не слишком проворным. И я с ледяным наслаждением окорачивал снующие в потемках длинные жала, бормоча: «Один есть! Еще один! И еще!» Меч вращался в руке, послушный, как никогда.
Перегрин творил что-то уж вовсе невероятное. Я чувствовал его движения, уверенные и сильные, слышал звон стали и глухие удары о щит. Кто-то из нападавших взвыл, потом с визгом повалилась чья-то лошадь. «Не нр-равится?» — послышался ликующий хриплый вопль, и у меня мелькнула мысль, что человек, лихо дерущийся рядом со мной, — кто угодно, только не Перегрин.
И вдруг из редеющего кольца копий навстречу мне вырвалось одно, и я понял, что мощный удар его я не смогу ни отразить, ни ослабить. Оставалось только увернуться, но позади был Перегрин, его спина, не защищенная даже кольчугой.
«Кончено», — подумал я и малодушно зажмурился, ожидая боли.
Целая вечность прошла, и, не дождавшись, я открыл глаза. Не было ни копья, ни воина, его метнувшего, ни лошади. На их месте быстро и беззвучно закручивалась какая-то темная воронка, и силуэты всадников рядом с ней зыбко дрожали и вытягивались, точно отражения в воде.
— Назад, все! — дико закричал Алек, заржали и заметались лошади, и мне показалось, что я снова теряю зрение — все вокруг подернулось сумрачной рябью, задрожало и исчезло. Погасли тусклые сумерки, оборвались звуки, и в оглушающей тишине земля медленно ушла из-под ног. Я намертво вцепился в рукоятку меча, сразу потеряв представление о том, где верх, где низ. Меня мягко перевернуло несколько раз, потом я снова очутился на ногах, и все возвратилось: дождь, ветер, темная стена деревьев слева, мое собственное тяжелое дыхание и бешеные удары сердца.
— Мордашка! — позвал я, настороженно поводя мечом.
Вокруг было пусто.
— Все, — выдохнул Перегрин, бросая щит.
— Неужто удрали?
— Нет. Не удрали. Не успели.
Он снова был прежним, и голос у него был прежним, но назвать его Перегрином или малышом я не решился.
— Ты не ранен, друг? — спросил я.
— Нет, — он тихо опустился на траву, — я только… устал. Пожалуйста, не спрашивайте меня сейчас ни о чем, я потом все расскажу, после…
— А еще врал, что мечом не владеет, — проворчал я.
— Я не врал, — ответил Перегрин и повалился на бок. Схватив его за плечи, я увидел широкие темные пятна у него на рукавах и на груди и его запрокинутое лицо, залитое кровью.
— Ч-черт, ты все-таки ранен!
— Нет-нет… — прошелестел он, не открывая глаз. — Это чужая кровь. Я тут, кажется, убил кого-то… Я устал…
Я сел, устроив его голову у себя на коленях. Перегрин надолго замолчал. Несколько раз я склонялся к нему, чтобы убедиться, дышит ли он. И вдруг он заговорил, едва слышно, медленно, как умирающий:
— Замок дорожит вами. Он будет помогать вам всегда, где бы вы ни были… Всеми способами… Я не обманывал, я действительно не умею обращаться с оружием. Но я оказался рядом, когда вам угрожала опасность, и замок… заставил меня… защищать вас.
— Право, не стоило, — сказал я. — Я бы отлично справился в одиночку. Это была лучшая драка в моей жизни, клянусь!
— И вы никогда еще не чувствовали такой отваги и силы, — подхватил Перегрин и слабо улыбнулся. — Сила замка текла сквозь нас обоих. Вы приняли ее, почти не заметив, как свою собственную. Но для меня она оказалась слишком велика… Вернее… Я ведь совсем иной, чем вы. Она мне несвойственна, она как бы… взламывала меня изнутри… Если это еще хоть немного продлилось бы, я… не знаю, что бы со мной было. Но он пощадил меня. Он сам завершил бой.
— А эти?.. Куда они делись?
— Они умерли. Это все, что вам нужно знать.
Он снова закрыл глаза и, помолчав, промолвил:
— Отныне, князь, вы непобедимы.
5
Мы праздновали вторые сутки. Вначале я устроил для парней настоящий воинский пир по обычаю моей родины, где полагалось пить из одной полуведерной чаши и есть мясо с боевых кардженгрских ножей. А теперь за длинным столом в большом сводчатом зале сидели все обитатели замка: солдаты, слуги, конюхи, кухарки. Все уже вполне освоились за господским угощением. Стоял гомон, весело взвизгивали женщины, кто-то пел, кто-то колотил в такт по столу оловянными мисками, а несколько слабаков, вроде Барга Длинного, уже валялись под столом. Перед походом я решил основательно опустошить погреба, в особенности же не пожалел запасов вина.
Бессчетное число раз выпили мы за мастера Перегрина, моего названого брата, за наши будущие победы, за моих солдат, каждый из которых, сражаясь рядом со мной, будет равен сотне.
Перегрин, располагавшийся по правую руку от меня, молчал, потихоньку цедил вино и только рассеянно улыбался, когда народ, галдя, поднимал кубки в его честь. Задумчивость эта мне не нравилась. Я хлопнул Перегрина по плечу, пригнув его к столешнице, и сказал:
— Тебе не о чем беспокоиться, малыш. Запомни, все завоеванное мною будет принадлежать также и тебе. Мы будем неразлучны, вслед за моим именем непременно будут произносить твое. Мы разделим пополам славу и богатство. У тебя не будет невыполнимых желаний, ты будешь указывать пальцем и говорить: хочу этот город, эту драгоценность, эту женщину, а я буду дарить, дарить, дарить…
— А если тебе покажется, что я требую слишком много? — спросил он, поднимая на меня глаза.
— Нет, — рассмеялся я. — Разве ты можешь потребовать слишком много, честнейший, благороднейший, деликатнейший Перегрин? И что значит «слишком»? Для тебя я не пожалею ничего, кроме короны империи. Чего ты хочешь сейчас, говори!
Он не раздумывал ни минуты:
— Сейчас я хотел бы хорошенько выспаться, перед тем как отправиться в путь.
— В какой еще путь? — не понял я. — Ты что, уйти хочешь, что ли?
— Завтра утром, с твоего позволения. Я думал остаться в Даугтере, чтобы изучить его до конца. Но после истории с этими всадниками все вдруг стало так ясно… Оказывается, Даугтер совсем простой замок, я даже не ожидал.
— Значит, ты не желаешь быть при мне? — уточнил я.
— Видишь ли, Дан… — Он задумался.
Дальнейшая его речь была туманна и витиевата, но в основном ее смысл сводился к тому, что у нас с Перегрином разные дороги, хоть мы и братья теперь. Я вглядывался в его лицо, стараясь разгадать, хитрит он или действительно не понимает, от какой чести отказывается.
— Что ж… — медленно сказал я. — Желание моего брата — закон, даже если это очень глупое желание. Ты сможешь уйти, когда захочешь, Перегрин.
Он расцвел, рассыпался в благодарностях и извинениях. Я уже не сомневался, что он хитрит, и, наклонившись к его уху, вкрадчиво спросил:
— Могу я узнать, драгоценный братец, куда ты так неудержимо рвешься?
И Перегрин охотно и радостно поведал мне о Серебряном Холме, что по ту сторону гор Порубежья, в самом сердце Заброшенных Земель. Его сплошь покрывают странные бледные заросли, каких нет больше нигде, и в лунные ночи холм возвышается над лесом как груда тусклого серебра. Много рассказывают про это место удивительных и жутких историй, в которых невозможно отделить правду от вымысла, ибо никто из рассказчиков на холме не был. Говорят, например, что на вершину можно взбираться хоть целую жизнь, и конца этому восхождению не будет, пока не повернешь обратно. А вернешься — окажется, что прошло всего-то несколько часов, даже отсутствия твоего никто не заметил. Так один мальчишка — давно, в те времена, когда на Заброшенных Землях еще жили люди, — ушел утром и к обеду вернулся домой стариком. Говорят про колодцы на вершине, глянув в которые можно увидеть небо с незнакомыми созвездиями. Говорят про стеклянные башни, появляющиеся из воздуха…
- Королевская битва - Косюн Таками - Социально-психологическая
- Между светом и тьмой... - Юрий Горюнов - Социально-психологическая
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Папина лапа в моей руке - Дэвид Левин - Социально-психологическая
- Мерцающий мир - Владимир Соколовский - Социально-психологическая
- Мужичок на поддоне - Анатолий Валентинович Абашин - Детективная фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Дом за вашим небом - Бенджамин Розенбаум - Социально-психологическая
- Апелляция кибер аутсайдера - Семён Афанасьев - Попаданцы / Социально-психологическая
- Город и звезды. Конец детства - Артур Чарльз Кларк - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Адам & Адам - Глеб Соколов - Социально-психологическая