Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Фриц был удовлетворен. Однако не успели мы устроиться в шезлонгах, как к нам подошел мужчина в безупречно скроенном темно-синем костюме, невозможно жарком для пляжа, а следом за ним официант. Мужчина в синем протянул руку и произнес на практически безупречном немецком:
— Позвольте, пожалуйста, представиться, герр и фрау Мандль. Меня зовут Николо Монтелло. Я — один из владельцев отеля Excelsior.
— А, рад познакомиться, господин Монтелло, — ответил Фриц и протянул руку для пожатия.
— Когда я услышал о том, как небрежно с вами обошелся один из наших служащих, я пришел в ужас. Представитель самого дуче просил нас проявить по отношению к вам и вашей жене высочайшее итальянское гостеприимство в ваш медовый месяц, а мы так оплошали. Пожалуйста, позвольте вас заверить, что с этого момента ваше пребывание в отеле Excelsior будет похоже на сказку.
— Мы будем очень благодарны, господин Монтелло.
Мужчина низко поклонился, знаком подозвал официанта и приподнял серебряную крышку над подносом, который тот держал в руках. Под ней оказалась бутылка Chateau Haut-Brion — даже я знала, что это очень дорогое вино. Без единого слова от господина Монтелло рядом возник второй официант со столиком, покрытым льняной скатертью, и поставил его между нашими шезлонгами. Третий официант принес поднос со свежим инжиром и дынями, такими же, какие я видела у других отдыхающих, и свежими дарами моря. Все четверо поклонились и удалились.
Мы уселись в шезлонги. Потягивая вино, Фриц вскрыл панцирь омара у хвоста. Улыбнулся мне и сказал:
— Что я тебе говорил, ханси? Деньги и власть всегда торжествуют.
Глава двенадцатая
14 августа 1933 года
Венеция, Италия
Рокот басов набирал темп, а с ним и вой труб, и грохот барабанов. Слова популярной джазовой песенки звучали все быстрее, я закрыла глаза и отдалась бешеному ритму мелодии Дюка Эллингтона.
Американский джаз-банд из четырнадцати человек весь вечер не сходил со сцены Chez Vous, джазового клуба отеля. Центром этого фешенебельного ночного клуба, с роскошными цветочными орнаментами на потолке и девятиметровыми фонтанами, была внутренняя сцена. Она, в свою очередь, выходила на открытую сцену и сад, освещенный сотнями гирлянд, по которым бегали разноцветные огоньки.
Постояльцы и несколько случайных гостей собрались на открытой танцевальной площадке, где каждое лето, в течение всего сезона, выступали легендарные певцы, такие как Коул Портер, а от столика в самом центре, предоставленного нам господином Монтелло, открывался превосходный вид на это зрелище. Женщины в вечерних платьях, тонких, как паутинка, украшенных блестящей отделкой, отплясывали со своими партнерами самые неистовые танцы — линди-хоп, шэг, — едва поспевая за стремительным темпом. Глядя на этих беззаботных танцоров, невозможно было поверить, что папины тревоги могут иметь под собой хоть какую-то почву. Неужели антисемитский гитлеровский фашизм способен пустить корни и разрастись среди этого шумного веселья?
Мы с Фрицем присоединились к клубным развлечениям часов в десять: до пяти отдыхали на пляже, до семи попивали коктейли на террасе в купальных костюмах и шелковых кимоно, как и все прочие постояльцы отеля, а затем, переодевшись в вечерние костюмы, наслаждались долгой и элегантной трапезой в изысканной розовой столовой. Мне до смерти хотелось тоже потанцевать, но за два дня, проведенных в Excelsior, я заметила, что мой муж предпочитает держаться на некотором расстоянии от общей толпы. Точнее, меня держать на расстоянии.
Тогда, на пляже, после того как мы покончили с вином и угощениями, присланными господином Монтелло, Фриц извинился и отошел. Откуда ни возьмись налетел ветерок, сильным порывом вырвал у меня из рук модный журнал и понес по песку. Я сунула ноги в туфли и поднялась, чтобы догнать его, но далеко уйти не успела: какой-то мужчина соскочил с шезлонга и поймал журнал.
С измятым номером Modenschau в руке мужчина подошел ко мне.
— Parlez vous Francais?
— Да, — ответила я по-французски.
— Прошу прощения, что не сумел поймать ваш журнал раньше, пока он не успел измяться, — сказал он и протянул мне журнал. Мужчина был моложе Фрица — может быть, чуть за двадцать, — и значительно выше ростом, и к тому же блондин.
Я подняла на него глаза, щурясь от солнца, и поблагодарила. Мы обменялись несколькими вежливыми и малосодержательными фразами об изменчивой погоде, и тут вернулся Фриц. По тому, как сжались у него челюсти, я поняла: ему не нравится, что я разговариваю с другим мужчиной. Пусть даже это совершенно невинный разговор.
— А вот и мой муж, — сказала я мужчине по-французски, думая этим умиротворить Фрица, но тут же вспомнила, что он не знает этого языка.
Фриц властно обнял меня за талию и спросил по-немецки, обращаясь к нам обоим:
— Что здесь происходит?
Тон у него был явно обвинительный.
Я хотела рассказать о спасении журнала, но мужчина вклинился в разговор и на ломаном немецком спросил, не хотим ли мы сыграть в джин или в нарды с ним и его друзьями.
Фриц притянул меня к себе и стиснул так крепко, что я еле могла дышать.
— Благодарю, но мы с женой предпочитаем уединение.
Быстрая песня Дюка Эллингтона резко оборвалась, и в центр сцены переместились духовые. Они заиграли медленное, с плавными переливами, вступление к Night and Day Коула Портера, и танцплощадка опустела. Я догадывалась, что Фрицу придется по душе и поредевшая толпа, и тягучая мелодия: я уже усвоила, что танцы под зажигательные джазовые песни он находит непристойными.
Я поднялась со стула и встала перед ним, слегка покачивая бедрами в недвусмысленном приглашении к танцу. Он тоже встал, и мы заскользили по полу в плавном тустепе. Группа исполняла инструментальную версию, без слов, но я нашептывала ему на ухо:
Ночью и днем
Только с тобой,
Под солнцем, под звездами и под луной…
Он заулыбался, и я поздравила себя с маленькой победой: все-таки мне удалось вытащить его танцевать. Еще несколько пар присоединились к нам, хотя их было куда меньше, чем танцующих под две предыдущие быстрые песни, и мы с Фрицем продолжали радостно кружиться. Два немолодых господина одобрительно поглядывали на меня, и я заметила, какое гордое лицо стало у Фрица. Кажется, ему хотелось, чтобы мной восхищались, но лишь издали. Когда глазеющие
- Одна в мужской компании - Бенедикт Мари - Классическая проза
- Жена мудреца (Новеллы и повести) - Артур Шницлер - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая - Максим Горький - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 22. Истина - Эмиль Золя - Классическая проза
- Солнце живых (сборник) - Иван Шмелев - Классическая проза
- Христа распинают вновь - Никос Казандзакис - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза