Форма входа
Читем онлайн Кризис воображения - Константин Мочульский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Тихон рассказывает мальчику–нигилисту всю свою жизнь. «Ясные рассказы Тихона о жизни–и земной радости, о семье, отце, матери, братьях. Чрезвычайно наивные, а потому трогательные рассказы Тихона о своих прегрешениях против домашних, относительно гордости, тщеславия, насмешек (Так бы все переделал это теперь, говорит Тихон)». «Рассказы Тихона о своей первой любви, о детях: монахом жить ниже, надо иметь детей, и выше, когда призвание имеешь». «Дай Бог доброй ночи нам и всем зверям». «Пошел на послушание к мальчику. Слушается его… Про Тихона у мальчика иногда низкие мысли: он так смешон, он так ничего не знает, он так слаб и беспомощен, ко мне лезет за советами, но под конец он догадывается, что Тихон коренником крепок, как ребенок чист, мысли дурной иметь не может, смущаться не может, и потому все поступки его ясны и прекрасны».
Достоевский не стремится к воспроизведению исторического лица святого Тихона Задонского, он свободно творит свой образ святости. В основе его — приятие и благословение всего Божьего мира, «вселенская радость живой жизни», любовь к природе, к животным; утверждение духовной красоты творения, святости семьи и детей. Ложному аскетизму противоставляется деятельная любовь в миру и укорененность в земле, а космической духовности — новый христианский материализм. В Тихоне «Жития» мы узнаем уже старца Зосиму.
Записные тетради к «Бесам»[31] — это потоки расплавленного металла, на мгновение принимающие форму и снова ее взрывающие. Перед нами третий акт драмы, которую можно назвать «Борьба за спасение сильной личности». Первые два акта (первоначальный замысел «Идиота» и план «Жития великого грешника») кончились срывом. Великий грешник не спасся; он переходит в «Бесы» и ему дается имя: Николай Ставрогин.
Организующим мифом нового романа является евангельский рассказ об исцелении Гадаринского бесноватого. Им предопределяется двудольность композиции: с одной стороны гибель бесов, выходящих из человека и вселяющихся в стадо свиней; с другой — исцеление бесноватого и его сидение у ног Христа. Первая часть — это роман–памфлет, свирепое' обличение неправды петровской России от Чаадаева до нигилистов 60–х годов. Бесы русского, «европейского» лжепросвещения, изгнанные из русского народа, вселяются в «стадо свиней» — нечаевскую интернациональную организацию и гибнут в пучине крови и грязи. Второй частью должен быть образ исцеленной России, вернувшейся ко Христу. Две половины взаимно обусловливают друг друга; без второй — первая теряет смысл и оправдание.
Ни один роман не стоил Достоевскому столько муки и отчаяния, как «Бесы». Он писал друзьям о страшной пытке, которую ему пришлось пережить: об участившихся эпилептических припадках, о периодах полной прострации, о нестерпимом отвращении к своему произведению, об истреблении труда многих месяцев и новых судорожных попытках начать все заново. Результат этой борьбы нам известен: вторая половина картины не была написана, автору пришлось отказаться от главной идеи романа и пожертвовать выношенным в сердце образом исцеленной России, сидящей У ног Христа. Вместо символа света, побеждающего тьму — получилось полное торжество тьмы. «Записные тетради» отражают шаг за шагом исступленную борьбу писателя с неотразимо надвигающейся тьмой.
В каком образе воплотить новую Россию, приходящую ко Христу? Достоевский возвращается к наброскам «Жития». Нигилисту Нечаеву (будущему Петру Верховенскому) противопоставляется «грядущий русский человек» — Голубев (будущий Шатов).
Сначала он называется «учитель». «Смиренный и робкий характер. Рассеян и странен ужасно». «Показывает неоднократно чрезвычайную силу характера, смелость, храбрость». Автор колеблется: не сделать ли «учителя» «положительным лицом» романа? «Учитель все более и более в продолжении Романа вырастает в красоте. Начинает с смешного и кончает идеалом красоты вполне». В дальнейших заметках фиксируется идеология «учителя» — Голубева. «Идеи Голубева суть Мирение и самообладание и что Бог и Царство Небесное нУтри нас в самообладании, и свобода тут же». Между двумя полюсами — старой, гибнущей России (Нечаев—Верховенский) и новой, спасающейся (Голубев—Шатов) стоит неясная, сложная и сильная натура — князь (будущий Ставрогин). Первоначально это образ кающегося дворянина, с восторгом принимающего учение Голубева. «Князь не ожидал встретить Голубева. Встретив его, поражается, ужасается и поддается ему беззаветно».
И вдруг, неожиданно для автора, новое лицо — князь — начинает расти, наполняться собственной таинственной жизнью и диктовать автору свои законы. Достоевский пишет Страхову (9 октября 1870 г.): «…Потом летом опять перемена: выступило еще новое лицо с претензией на настоящего героя романа, так что прежний герой, стал на второй план. Новый герой до того пленил меня, что я опять принялся за переделку». А Каткову он сообщает о «новом герое»: «Я из сердца взял его».
29 марта 1870 года Достоевский записывает: «Голубева не надо… Без Голубева. Выходит, что главный герой романа князь. Итак, весь пафос романа в князе, он герой. Все остальное движется около него, как калейдоскоп. Он заменяет и Голубева. Безмерная высота». Функции Голубева переходят к князю (Ставрогину): он «новый человек», он приехал исправить в городе свои ошибки, обиды и пр. «Мирится с обиженными, сносит пощечину. Вступается за кощунство, отыскивает убийц и наконец торжественно объявляет воспитаннице (Даше), что отныне он русский человек. Он молится иконам и пр…» «Главная же идея (т.. е. пафос романа), что князь и воспитанница — новые люди, выдержавшие искушение и решающиеся начать новую, обновленную жизнь».
А дальше идет: «Нота бене: Задача: украсить и создать эту пару — князя и воспитанницу. Тут то и беда. Князь готовится в мировые судьи… Больше поэзии».
В этой фразе «тут то и беда» — выражены все колебания и сомнения автора. Что будет делать этот новый человек? Куда пойдет? Наметив образ «безмерной высоты», сверхчеловеческого величия сильной личности — Достоевский не видит для нее благополучного исхода. Неужели он пойдет в мировые судьи, женится на Даше и обречет себя на «бедность и труд»? Для Ставрогина — это жалкий и смешной конец. «Больше поэзии…»
Следуют отрывистые записи: «Ищет правду. Нашел правду в идеале России и христианства. Христианское смирение и самоосуждение». «Быть новыми людьми, начать переработку в самих себе». Другой вариант: «Я новым человеком не буду, слишком не оригинален, но я нашел наконец несколько драгоценных идей и держусь их. Но прежде всякого возрождения и воскресения — самообладание… Я теперь вижу, что и всех виноватее и всех хуже мы, баре, оторванные от почвы». Третий вариант: «Князь уверяет Шатова, что все тайны, как довести себя до совершенства и братства, даны православием и его дисциплиной: самосовершенствование».
Итак, «теория» спасения найдена: нужно переродиться через самоисправление, самообладание и самосовершенствование. Все эти моральные тирады князя звучат как то абстрактно и фальшиво. Новые Адам и Ева — князь и воспитанница, желающие «поскорее спасаться и новое племя начинать», — упрямо не оживают. Что в том, что они «спасутся», если человеческого в них ничего не останется?
Но почему вдохновенные речи князя о нравственности, самообладании, и христианстве — звучат так деревянно? Кажется, что Достоевский вдруг догадывается: князь — Ставрогин, родившись в воображении автора, зажил своей таинственной и зловещей жизнью и отказывается в повиновении: вкладывая в его уста свои идеи, автор насилует его подлинную природу. Он повторяет громкие и возвышенные слова, но они не звучат, потому что он им не верит. И вот, когда Достоевский открыл, что судьба его героя повинуется собственному закону, изменить который не властен его создатель, в этот момент в мир вошло придуманное им лицо, более реальное, чем множество реальных людей — гениальный образ Николая Ставрогина. Он появился не как спасающийся христианин, а как трагическая маска, от века обреченная на гибель. Ставрогин знает, что он без почвы, знает, что спасение только во Христе, знает, что без веры погибнет — и не верит. Умом он признает существование Бога и необходимость религии, но сердцем он не с Богом, а с дьяволом. В заметках к<Бесам» эта раздвоенность Ставрогина подчеркнута сильнее, чем в печатной редакции. «Любопытно, что он так глубоко мог понять сущность Руси, когда объяснял ее и воспламенял этим Шатова, но еще любопытнее и непонятнее то, что он, стало быть, ничему этому не верил».
В наброске к беседе Ставрогина с Тихоном раскрывается вся глубина его неверия. Вот это поразительное место: «С тавр. Да ведь зато я знаю, что если я уверую через 15 лет в Ьога, то со мной все равно произойдет ложь, потому что Ьго нет. Нет, лучше пусть я останусь несчастен, но с истиной, чем счастливый с ложью».
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Кризис воображения - Константин Мочульский бесплатно.
Похожие на Кризис воображения - Константин Мочульский книги
- Вера Церкви. Введение в православное богословие - Христос Яннарас - Религия
- Апология I представленная в пользу христиан Антонину Благочестивому - Мученик Иустин Философ - Религия
- Всемирный светильник. Преподобный Серафим Саровский - Вениамин Федченков - Религия
- Об ангелах и бесах - Константин Пархоменко - Религия
- КАК ОТНОСИТЬСЯ К ИСЛАМУ ПОСЛЕ БЕСЛАНА? - Андрей Кураев - Религия
- Вопросы священнику - Сергей Шуляк - Религия
- Преподобный Симеон Новый Богослов (949-1022) - Василий (Кривошеин) - Религия
- Грихастха-ашрам. Семейная духовная жизнь - Александр Хакимов - Религия
- Взгляд - Адин Штайнзальц - Религия
- «Я полюбил страдания...». Автобиография - Лука (Войно-Ясенецкий) - Религия
