— Я думаю, ты ценишь его слишком мало, — сказал Алексей Григорьевич, — и в этом кроется настоящая опасность, единственная, которую я могу усмотреть. По–моему, Потемкин — человек, обладающий мужеством, сильной волей и постоянством. Но ввиду того, что ты уже сделал эту неосторожность, — продолжал он, пока Григорий Григорьевич злобно бормотал про себя какие‑то слова и в различные формы сгибал, а затем снова выпрямлял свой кубок, — надо отнестись ко всему как к совершившемуся факту и суметь ловко обойти его. Не мог же ты ожидать, чтобы женщина с умом и темпераментом Екатерины не пожелала искать разнообразия в любви; тем более что ты сам не раз подавал ей пример.

— Пустяки! — воскликнул Григорий Григорьевич. — Какое мне дело до этого? Пусть она развлекается, как хочет! В разнообразии жизнь. Но что она выбрала как раз этого Потемкина, которого, как она отлично знает, я ненавижу, что она осмеливается поднимать его до себя открыто перед всем светом и назло мне, — это доказывает, что дело идет не о простом увлечении, что она ищет не мимолетную забаву, но хочет сбросить с себя долг благодарности по отношению к тебе и мне… И горе ей, если мое подозрение окажется основательным!

— Успокойся, успокойся, — сказал Алексей Григорьевич, — твои угрозы нелепы, даже если бы ты мог их исполнить. Ступени трона Екатерины — опора нашей власти, и если бы мы разрушили этот трон, мы сами погибли бы под его развалинами. Великий князь Павел Петрович никогда не простит нам, что мы возвели на престол его мать, даже в том случае, если бы мы помогли ему возложить корону на его голову.

— Великий князь Павел Петрович? — прошептал про себя Григорий Орлов. — Но есть еще другой наследник престола из династии Романовых…

— Ради Бога, замолчи! — испуганно воскликнул Алексей Григорьевич. — Замолчи и брось такие сумасбродные мысли, которые тебя и всех нас могут столкнуть в бездну. Поверь мне, возвести Екатерину на престол было легче, чем свергнуть ее, после того как ее власть пустила такие глубокие корни и русское войско под ее знаменами одержало столько блестящих побед. Она — не Петр Третий; она начала бы борьбу не на жизнь, а на смерть, и даже победа была бы нашей гибелью. Нет, нет, это не путь к устранению внезапно всплывшей опасности, которая будет тем меньше, чем меньше мы будем раздувать ее. Не раздражай Екатерину!.. Она не потерпит власти над собой; смотри на ее милость к Потемкину как на легкое развлечение; ты этим легче всего достигнешь того, что она и сама будет смотреть на это так же. Не наводи ее сам на мысль сравнивать с тобой ее нового фаворита. Это — первая задача для тебя и для меня. Мы должны выказывать любезность и уверенность в нашем положении императрице, Потемкину и всему свету, так как пока лишь мы сами можем поколебать наше положение, и никто другой, даже государыня, не посмеет коснуться его. Поверь мне, Екатерина благодарна из чувства и из расчета; она знает, чем обязана нам и как еще теперь нуждается в нашей поддержке, а эта благодарность императрицы — лучшая опора для нас, чем страсть женщины к тебе. Пусть эта страсть охладеет, любовь будет искать разнообразия, но наше положение будет еще крепче, если мы не будем нуждаться в этой слабой и шаткой опоре. Чем более мы будем выказывать спокойствия, любезности, уверенности, тем легче нам удастся уловить случай, чтобы снова отбросить в прежнее состояние этого Потемкина, если бы ему вздумалось быть для императрицы больше, чем игрушкой.

— Ты, быть может, прав, — сказал Григорий Григорьевич, смотря на брата, — я последую твоему совету; весьма возможно, что и сегодня уже я не сдержал себя, выказав свое неудовольствие; весь двор снова должен увидеть меня веселым и спокойным, и сам Потемкин не испытает чувства удовлетворения от мысли, что я боюсь его.

— Так‑то лучше! — сказал Алексей Григорьевич. — А я буду настороже, буду выслеживать и наблюдать, стараясь подкопать землю под его ногами, чтобы было достаточно легкого толчка, если бы пришлось повалить его.

— Еще одно, — сказал Григорий Григорьевич, — я показал тебе казака на плацу во время парада.

— В самом деле, — со страхом, побледнев, произнес Алексей Григорьевич, — сходство ужасающе; только казачья шапка и борода делают его менее заметным; такое лицо может сделаться опасным.

— Несомненно, — сказал Григорий Григорьевич, — и потому, прошу тебя, вели тотчас же, не теряя ни минуты, схватить этого казака и заключить его в особое помещение в крепости.

— А на что он может тебе понадобиться? — спросил Алексей Григорьевич. — Было бы жестокостью заставлять бедного парня страдать за эту игру природы.

— Прежде всего, — возразил Григорий Григорьевич, — никто не должен видеть его, особенно здесь, в Петербурге, где все еще помнят Петра Третьего; сначала он должен быть спрятан за крепкими затворами, затем я выведаю от него, знает ли он сам о своем роковом сходстве. Если нет, то его просто можно отослать в какую‑нибудь далекую местность, где никто не знал покойного государя.

— Пойду скорей исполнить то, что ты сказал, — произнес Алексей Григорьевич, осушая свой кубок, — через час казак будет передан коменданту крепости со строгим приказом о том, чтобы никого не пропускать к нему и чтобы даже часовые у его дверей не видели его. Ты же следуй моему совету и, что бы ни случилось, старайся сдерживаться!..

Он пожал руку брата и вышел вон.

Григорий Григорьевич мрачным взором посмотрел ему вслед.

— Я последую его совету, — сказал он, — но он слишком доверчив; он не знает Екатерины, он не знает, как она способна лицемерить. Я последую его совету, но я также пойду своей дорогой и буду готовить свои средства, чтобы освежить благодарность Екатерины, если это понадобится, и дать почувствовать, как необходима для нее сильная рука, которая соорудила ей трон и которая одна только в состоянии поддерживать его.

Он лежал, закутанный в тулуп, думая, размышляя и выпивая один за другим кубки того огненного напитка, который всякого другого привел бы в бесчувственное состояние, а на него не оказывал никакого вредного влияния.

В это время вошел камердинер и доложил, что купец Петр Севастьянович Фирулькин просит милости быть принятым на несколько минут.

— Фирулькин? Что еще надо этому плуту? — воскликнул Орлов. — Но все равно, пусть войдет, мне в настоящее время нечего делать.

Фирулькин вошел. На нем был еще более поразительный и яркий костюм, чем утром; еще стоя у дверей, он сделал необычайно глубокий и почтительный поклон, который, вследствие стремления Фирулькина казаться легким и элегантным, произвел такое комическое впечатление, что Григорий Григорьевич Орлов громко расхохотался.

— Знаешь ли, что ты кажешься необычайно смешным, старый плут? — воскликнул он. — Почему ты не носишь овчинного тулупа и шапки, как подобает настоящему русскому, как и я сам это делаю? В сущности, ты заслужил бы, чтобы я отправил тебя в этом франтовском французском одеянии в Сибирь; там ты убедился бы, насколько лучше подходит к тебе шуба.

На минуту Фирулькин побледнел и с ужасом отступил назад; он отлично знал, что Орлов был из тех, кто может серьезно привести в исполнение такую случайную мысль, появившуюся у него под влиянием минутного настроения.

Но его вялое лицо снова быстро приняло свое обычное сладкое, улыбающееся выражение, и он, приблизившись на шаг, сказал:

— Ваша светлость! Я уверен, что вы изволите милостиво шутить с вашим преданным слугою. Я счастлив тем, что в состоянии увеселить вашу светлость, и меня радует то, что мой высокий доброжелатель и покровитель находится в таком веселом расположении духа, так как в этом случае я Могу надеяться, что маленький знак моей любви и почтения, который я хотел бы положить к ногам вашей светлости, наймет у вас ласковый прием. С последним караваном, пришедшим ко мне из Персии, — продолжал он, вынимая из кармана бархатный футляр, — я получил бриллиант, равного которому по чистоте воды и игре нет; а так как мне известно, что мой высокий и милостивый покровитель любит эти камни, то я осмелился приказать вставить этот бриллиант в кольцо и прошу вас, ваша светлость, милостиво соизволить принять его от меня.

Фирулькин раскрыл футляр и подал его князю, в униженно согбенной позе приблизившись к нему.

На темном бархате сверкал солитер чудной красоты.

— В самом деле, — сказал Орлов, — камень красив! — Он взял футляр, небрежно надел кольцо на палец и, поводя рукой, стал наблюдать за переливающейся игрой граней. — В самом деле, бриллиант красив… но мал, — прибавил он.

— Если бы он был больше, — сказал Фирулькин, униженно согнувшийся перед постелью князя, — то я не был бы в состоянии положить его к вашим ногам.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 113

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Адъютант императрицы - Грегор Самаров бесплатно.

Похожие на Адъютант императрицы - Грегор Самаров книги

Жаркое лето 1762-го - Сергей Алексеевич Булыга - Историческая проза
Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич - Историческая проза
Князь Серебряный - Алексей Константинович Толстой - Историческая проза
Последний год - Алексей Новиков - Историческая проза
Цель – выжить. Шесть лет за колючей проволокой - Фритцше Клаус - Историческая проза
Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза

Оставить комментарий