Форма входа
Читем онлайн Пляска Чингиз-Хаима - Ромен Гари
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— Господин комиссар, над чем вы смеетесь?
— Это не я, — угрюмо отвечает Шатц. — Это…
Но он замолкает. Нет, они его не подловят. Не на такого напали. Тверже утеса.
Я делаю ему небольшую уступку: оставляю двадцать процентов контроля над мыслями и все сто процентов голоса… ну, почти сто: за собой я сохраняю всего двадцать пять процентов. Жить-то надо.
— Что вы сказали?
— Комиссар, вам что, слышатся голоса?
— Голоса-шмолоса, — презрительно бросает комиссар, и граф, потрясенный столь типично еврейским оборотом, вставляет в глаз монокль.
Барон ничегошеньки не замечает. Странное поведение комиссара прошло мимо его внимания. Он парит в горних высях, продолжает писать образцовый портрет Лили, достойный самых благородных наших гобеленов.
— Лили могла заблуждаться, но она всегда готова была все отдать за счастье народа. И когда видела, как на горизонте горделиво возносится новый завод, глаза ее блестели, она бледнела от волнения! Она так хотела видеть наш Рейх сильным, выстроенным на тысячу лет.
— И вы полагаете, что за тысячу лет ей удалось бы получить удовлетворение?
— Хи-хи-хи!
— Господин комиссар, — высокомерно объявляет граф, — этими вашими словами, этим смехом вы позорите себя…
Шатц ударяет кулаком по столу: бессилие любит проявляться в яростной жестикуляции.
— Да не я это, не я! — орет он.
— Как это не вы? Я отчетливо видел…
Ничего он не видел и видеть не мог. Шатц и рта не открыл. Как-никак дело свое я знаю. Диббук прежде всего мастер чревовещания. А барон по-прежнему полностью погружен в свои супружеские горести.
— Рур с его лесом горделиво вздымающихся и таких многообещающих труб приводил ее в сильнейшее возбуждение. Чтобы успокоить ее, мне приходилось целыми ночами играть ей Баха.
— Бедняжка баронесса, — пробормотал комиссар.
— Но почему? Я должен был доставить ей удовольствие. Как-никак я ее муж.
Я фыркаю.
— Хи-хи-хи! — смеется Шатц.
— Кисонька-лапонька! — воркует садовник Иоганн, воздев глаза к небу, к своему маленькому абсолюту.
— Здесь царит на редкость низменная и возмутительно циничная атмосфера, — объявляет граф.
— Они возвращаются, — бормочет Шатц. — Вместе со своим гнилым искусством. Да поглядите же вы, они уже заполняют наши музеи… Все осмеяно, принижено, окарикатурено… Вы считаете, что такая корова — это нормально? Да где вы видели летающих коров, парящих новобрачных, еврейских скрипачей на крышах? Они пытаются сделать из нас сумасшедших.
Барон взглянул на графа, граф на барона.
— Вы говорите…
— Я говорю, — взорвался Шатц, — что вам следовало бы направить вашего садовника к психиатру! Вы что, совсем оглохли?
— Да, да, хорошо, — кивает барон. — Короче говоря, Лили мечтала о чудесном подъеме…
— Хи-хи-хи!
— Садовник!
— Этот негодяй Чингиз-Хаим, — уныло говорит Шатц, — выступал в литературном кабаре самого низкого пошиба, где все — все! — подвергалось осмеянию.
— Что за негодяй?
— Цыпочка, кисанька, приди же сюда! — нежно застонал садовник Иоганн, и, говорю вам, никто, кроме него, никогда еще не видел столь реального неба.
— Не обращайте на него внимания, — бросил Шатц. — Они его отравили. Продолжайте.
— Вполне, вполне возможно, что какая-то политическая организация вовлекла Лили в эту… карательную экспедицию, в процессе которой в результате столкновения было несколько жертв. Сорок убитых, это я вполне могу допустить, но чтобы она изменила мужу… нет, нет, это немыслимо!
— Короче, честь спасена[20], — буркнул Шатц.
— К тому же вполне вероятно, что ее принудили вопреки ее воле, воспользовались ее беспомощностью, запугали и заставили молчать. Кстати, возьмем Сталина. Разве русский народ кто-нибудь объявляет ответственным за его преступления — за Аушвиц, Треблинку, Бухенвальд, Орадур? Лили похитили, заткнули рот, вынудили молча присутствовать при всех этих ужасах, о которых, кстати, она ничего и не знала. Ее следует рассматривать как первую жертву этого преступного элемента, силой заставившего ее следовать за ним.
Зазвонил телефон, но Шатц не решается снять трубку: а вдруг это я вздумал поговорить с ним? Но в конце концов берет:
— Алло! Алло!.. Да, комиссар Шатц у телефона… Вы уверены? Это действительно она? Не забывайте, она принадлежит к очень знатному роду… Да, да, старинное дворянство… Эразм, Шиллер… Ницше… Вагнер… Даже Альберт Швейцер ее родственник… Значит, ошибки быть не может?… Отлично. Передайте ее фотографию в газеты. На этот раз необходимо предупредить население, чтобы не началось опять… Благодарю вас.
Шатц с торжественным видом опускает трубку на рычаг. Смотрит на супруга.
— Господа, только что я отдал приказ приступить к соответствующим мероприятиям. Обнаружены отпечатки пальцев вашей жены.
— Где? — проблеял барон. — На чем они обнаружены?
— Черт побери, а на чем, по-вашему, они могут быть? Да на трупах, на трупах. Теперь нет ни малейшего сомнения, она замешана в этом деле. Вот чем объясняется выражение счастья на лицах этих несчастных.
Честняга Иоганн возмущен:
— Несчастных? Почему несчастных? Да это же самая прекрасная судьба, ей можно только позавидовать! Я… Я хочу ее отпечатков! Хочу по всему телу!
Писарь рушится со стула. Глаза у него остекленели. Он в страшном состоянии окончательной готовности. Я подошел к нему и погладил по голове. Славный парнишка. Жди, скоро у тебя будет фюрер.
Однако барон не сдается.
— Это ничего не доказывает, — почти шепчет он. — Она вполне могла оставить свои отпечатки, когда защищалась. Вероятно, эти скоты напали на нее. Завязалась борьба. Прибежал егерь и убил их. Он исполнил свой долг.
— Сорок два трупа? Не смешите меня.
— И потом, господин комиссар, эти люди могли быть убиты… до того как… Быть может, акт не был совершен. Нет никаких доказательств, что был нанесен урон моей чести.
— Они были убиты в тот момент, когда испытывали наивысшее блаженство. Так утверждает, причем категорически, судебно-медицинский эксперт.
— Кле-ве-та! Господин комиссар, от всего этого дела так и тянет ненавистью, злобой, заговором, ядом, преднамеренностью. Я не хочу обвинять… наших врагов, но после того, как их… как они покинули нас, они только и делают, что на нас клевещут. Они даже создали специально для этого государство.
На сей раз Шатц согласен.
— Вы правы. Они топчут нас, отплясывают на нашем имени варварский, мстительный, азиатский танец скальпа, а верховодит ими глава их гестапо Чингиз-Хаим.
И тут выскакиваю я. Хоп-ля-ля! Я выскакиваю и отплясываю перед комиссаром варварский, мстительный, азиатский танец скальпа. Я всегда хорошо танцевал, даже на сцене, но теперь, когда я утратил, так сказать, вес, я пляшу просто великолепно. Я верчусь, подпрыгиваю, притоптываю, бью каблуком о каблук и — раз-два три, хоп, раз-два-три! — выкидываю ноги вперед, иду вприсядку, хлопаю ладонями по пяткам; это помесь русского казачка, которому мы научились от украинских казаков, когда они отплясывали его у нас в местечках после погромов, и нашей старой еврейской хоры. Как ни странно, но комиссар, похоже, единственный, кто видит меня. Он испуганно замирает, следит за мной взглядом, а я весь во власти вдохновения. И тут он указывает на меня пальцем. Однако я уже исчез и занял свое место внутри него.
— Вы его видели? Видели? Вот уже двадцать два года этот сукин сын терзает меня! Я все уже испробовал. Но мне так и не удалось избавиться от него.
— О ком это вы?
Комиссар мигом замолкает. Инстинкт самосохранения. Пока он еще способен обмануть окружающих, притвориться, будто меня вовсе нет. Шатц принимает сосредоточенный, серьезный вид, дескать, он весь погружен в дело, которое расследует… Но какое дело? Ах да, Джоконды. Джоконда взбесилась и пошла убивать направо и налево. И тут садовник Иоганн хлопает себя по голове: он только что вспомнил…
— Я ж совсем забыл… Там еще вокруг пруда… И на центральной аллее… Молодые люди, студенты, в кустах… Один так даже держит в руке велосипедный насос… А я здесь! Ну почему она пренебрегает мной? Почему она презирает именно меня?
— Ну все, парни, хватит, — бросает Шатц, как будто он обращается к простонародью. — Не позволим деморализовать себя.
— Ну почему велосипедный насос, а не я?
— Хи-хи-хи!
Опять я не смог сдержаться. Шатц угрожающе поднимает кулак:
— Прекратите, Хаим. Вы мертвы, так что соблюдайте хотя бы минуту молчания.
— Я протестую! — выкрикивает барон. — Позвольте вам напомнить, что вы говорите о существе, чью несравненную чистоту воспевали наши прославленные авторы начиная с Шиллера! У меня есть стихи, подтверждающие это.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пляска Чингиз-Хаима - Ромен Гари бесплатно.
Похожие на Пляска Чингиз-Хаима - Ромен Гари книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Грустные клоуны - Ромен Гари - Современная проза
- Пожиратели звезд - Ромен Гари - Современная проза
- Чародеи - Ромен Гари - Современная проза
- Семь признаков счастья (сборник) - Олег Рой - Современная проза
- Тихик и Назарий - Эмилиян Станев - Современная проза
- Ручная кладь - Дина Рубина - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
