Было на муосовском празднике и спиртное – брага, довольно крепкая, но с очень уж неприятным запахом и тошнотворно-сладким вкусом. Вроде ее готовили из того же картофеля и перетертых побегов «леса». Пересилив себя, Радист выпил кружку.

Поводов для праздника было несколько – партизаны, как они себя называли, не могли позволить себе слишком частые торжества. Самым незначительным поводом, о котором едва вспомнили, были свадьбы: двое местных парней-подростков привезли на свою станцию девушек из других лагерей. Власти Муоса поощряли такие браки, так как беспокоились за последствия кровосмешения, неизбежного при полной замкнутости поселений. Наверное, поэтому вдову Катю обрадовало, что Радист – не местный.

Главной причиной «торжества» были проводы во «взрослую» жизнь трех жителей лагеря: двух девушек и парня, которым исполнилось 23 года. Проводы сопровождались каким-то ритуалом, пением гимнов и чтением молитв. Радист едва не заснул под долгие речи старейшин «о мученическом подвиге этих молодых людей, ради продолжения жизни отправлявшихся наверх». И преподносилось все это как почетный долг каждого партизана. Кто-то из начальства с пафосом сообщил, что экономика их Содружества укрепляется и вскоре они смогут увеличить срок жизни в Нижнем Лагере, а в обозримом будущем – вообще отказаться от верхних лагерей. Все действо подкреплялось выкриками: «За единый Муос!».

Уходившим торжественно вручили балахоны, явно уже кем-то ношенные и не очень старательно застиранные. Радист, с грустью наблюдавший за происходящим, прикинул, сколько людей, носивших эти балахоны, уже отошло в мир иной. «Посвящаемые в новую жизнь» держались стойко, пытались улыбаться и даже шутить. Но время от времени на их лицах мелькала тень безумной тоски. В последний момент, когда в соответствии с ритуалом уходившие надели балахоны и должны были направиться к гермоворотам в верхний лагерь, а жители нижнего лагеря – подняться и рукоплескать им, одна из девушек громко разрыдалась, подбежала к своим детям и, прижав их к себе, закричала: «Не хочу, я не пойду!..» Дети тоже подняли вой. Девушку схватили, и подбежавший врач умело ввел ей инъекцию, после чего она обмякла и успокоилась. Бунтарку подняли на руки и понесли к гермоворотам, где терпеливо ожидали ее друзья по несчастью. Люк открылся. Туда покорно, как в пасть неведомого чудовища, вошли двое и внесли третью. Пасть закрылась, и праздник продолжился.

Радист был потрясен, остальные москвичи тоже застыли, переваривая увиденное. Но на самих партизан эта сцена, казалось, не произвела сильного впечатления. То ли они старались не думать, что неизбежно придет и их час, то ли привыкли уже к подобным сценам и смирились со своей участью? Вскоре на станции опять стало оживленно – брага делала свое дело.

По труднообъяснимой логике в число праздничных поводов партизаны записали и поминки по трем товарищам, погибшим накануне в схватке с дикими диггерами. Сами похороны уже состоялись, а теперь настал черед поминальных речей о долге, чести и подвиге. Сидевший недалеко от Радиста Лекарь грустно прокомментировал:

– Гулять – так гулять! Умеют тут причину для веселья найти, мать твою…

К Радисту подошла Светлана, слегка тронула его за плечо, чтобы он подвинулся на своей табуретке, и села вплотную к нему. Спиртного девушка, видимо, не пила, во всяком случае, от нее не пахло этой гадостью, которую Радист заставил себя проглотить не без труда. От нее пахло теплом, юностью и еще чем-то совершенно нереальным в этом мире, чему Игорь не находил названия.

– Ты знаешь, всем нам трудно поверить, что где-то есть другая жизнь и там нет верхних лагерей…

Радист повернул голову и посмотрел на Светлану. Она показалась ему необыкновенной. Может быть, потому что это была первая девушка, на которую он смотрел так близко. А может, потому что она и была необыкновенной. Во всяком случае, таких серо-зеленых глаз, приподнятых к вискам, он раньше не видел. Она, как и все здесь, была худа, но чуть выступающие скулы и бледность не портили лица девушки. Светлые прямые волосы сейчас были собраны у самых корней какой-то простой резинкой, и девушка иногда смешно теребила этот хвостик своими тонкими пальцами. Когда же она улыбалась, глаза становились совсем узкими, делая ее похожей на лису. В отличие от большинства партизанок, Светлане удавалось сохранить опрятный вид. На ней были застиранные джинсы и чистая клетчатая рубашка. Радисту не верилось, что она – одна из смертниц, которую тоже ждет верхний лагерь.

– А сколько тебе лет?

– Мне – двадцать…

– Тебе осталось только три года?

– Целых три года! По нашим меркам это немало.

Девушка печально улыбнулась. Радисту не хотелось продолжать, и он решил перевести разговор:

– А что укололи той девушке?

– Опий. Верхние лагеря кроме картофеля выращивают мак, из него делают опий.

– Наркотик?

– Да. Здесь он используется только в медицинских целях – как наркоз и обезболивающее. А в Верхних лагерях он разрешен всем в неограниченных количествах.

– Ты хочешь сказать…

– Понимаешь, через два-три года жизни в верхнем лагере, а иногда и раньше, организм человека начинает разваливаться. Они испытывают почти постоянную боль. Выход один – наркотик.

Партизаны, охмелевшие от своей браги, позабыли все остальные поводы и перешли к чествованию пришельцев из Московского метро. Заплетающимися языками они объявили появление москвичей знаком свыше и свидетельством скорых перемен в их жизни. То, что своих гостей они принудительно обезоружили и еще совсем недавно допрашивали в верхнем лагере, решая, не пустить ли их в расход, сейчас уже никого не смущало.

Светлану позвали, она вспорхнула и исчезла в толпе. Кудрявцев удивленно рассматривал незанятый им узенький край табуретки, на котором только что сидела эта хрупкая девушка. Надеясь, что Светлана еще придет, он не решался занять ее «территорию» и даже немного подвинулся к другому краю. Радист для себя уже четко определил, что Светлана – это единственный объект Муоса, который ему понравился. Все остальное ужасало или вызывало сомнение.

У местных начались танцы. Полтора десятка голосов громко запели, выводя мелодию, под которую еще несколько парней и девушек сыпали речитативом на каком-то местном наречии:

Недзе у Сусвецепад паверхняй планетыз краю Муосажывуць партызаны…[1]

Желающие потанцевать из местной молодежи, которых оказалось довольно много, повизгивая от предвкушения, стали выбегать в центр платформы, быстро раздвигая стулья и лавки. Радиста бесцеремонно подняли с его табуретки и отодвинули в толпу зрителей, которые, нервно подергиваясь в такт мелодии, уже хлопали в ладоши. Танцоры становились в плотный строй. Каждый в строю делал четыре шага на месте, после чего подпрыгивал, одновременно поворачиваясь на 90 градусов, снова делал четыре шага. Радист думал, что это только вступление и дальше начнется настоящий танец. Но местные со счастливыми лицами делали одно и то же незамысловатое движение, дружно вращаясь, когда надо, всем строем. Танцоры уже перекрикивали певцов:

Пайшоў наш Талашворагаў бiць,здабыў перамогу,каб нам мiрна жыць…[2]

Когда у этой примитивной баллады случался припев, его подхватывали все, кто мог, даже маленькие дети и солидные специалисты:

Iдуць партызаны,мужныя хлопцы,а з iмi дзяўчаты,iдуць па Муосу,здабыць перамогу.[3]

Для местных эта песня явно много значила: у некоторых на глазах были слезы, кто-то остервенело грозил кулаком каким-то невидимым врагам.

Когда наконец эти дикие вопле-танцы закончились, строй танцоров не расходился. Многие стали кричать: «Еще! Еще!» Певцы, уже охрипшими голосами, начали ту же песню… Исполнив ее повторно в том же духе, они успокоились.

Через несколько минут Радист, так и не сумевший разделить общего веселья, с облегчением услышал, что праздник наконец закончился. Все стали расходиться по своим жилищам.

Кудрявцеву досталась совсем крохотная квартирка. Она была сделана наподобие шалаша из пучков связанных между собой побегов леса. Шалаш был собран как-то наспех и имел широкие щели. Дверью служила свисавшая циновка из таких же побегов, крыши, можно сказать, вообще не было, и сверху проникал свет от единственной включенной на ночь лампочки под потолком станции. В Минском метро тоже было условное деление на ночь и день, но при такой скученности ночной покой был практически недостижим. Где-то на станции писклявыми голосами кричали маленькие дети. В нескольких местах слышались громкие стоны и повизгивания пар, получавших удовольствие, пожалуй, единственное доступное здесь в неограниченных количествах. Десяток глоток издавал громоподобный храп. На ферме визжали свиньи, которые в метро так и не научились делить сутки на день и ночь. Все это не на шутку раздражало и мешало заснуть.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Муос - Захар Петров бесплатно.

Похожие на Муос - Захар Петров книги

Путевые знаки - Владимир Березин - Боевая фантастика
Метро 2033. Мраморный рай - Сергей Кузнецов - Боевая фантастика
Метро 2033. Белый барс - Тагир Киреев - Боевая фантастика
Метро 2033: Пифия - Сергей Москвин - Боевая фантастика
За горизонт - Андрей Дьяков - Боевая фантастика
Метро 2033: Подземный доктор - Андрей Буторин - Боевая фантастика
Британия - Грант Макмастер - Боевая фантастика
Питер - Шимун Врочек - Боевая фантастика
Дорога стали и надежды - Дмитрий Манасыпов - Боевая фантастика
Питер - Шимун Врочек - Боевая фантастика

Оставить комментарий