Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В пустом темном зале ставропольского театра за освещенным режиссерским пультом сидит Армен. Курит. Идет репетиция «Дяди Вани». Армен изредка подает реплики, что-то спокойно объясняет.
В зал тихо заходят три человека, одетые в черные дорогие костюмы, и вежливо останавливаются у входа. Ассистентка, пробравшись к ним между стульями, о чем-то растерянно шепчется, но Армен вроде не обращает на это внимания, и она усаживает незнакомцев на последний ряд. Один из них – Ильяс. Репетиция продолжается.
Гости внимательно смотрят спектакль.
– Дорогая, что за постановка? – тихо интересуется Ильяс.
– Чехов… «Дядя Ваня», – робко отвечает девушка.
– «Дядя Ваня»… Ты извини, я из аула сам, – улыбается Ильяс. – За всю жизнь только одну книгу прочитал. В шестнадцать лет. «Духи сибирской равнины» называется. Про шаманов, древних людей… Интересная… Больше ни одной книги не прочитал.
Девушка поправляет очки.
– Этот режиссер, который постановки делает?
– Да… Это режиссер.
Не оборачиваясь, Армен невольно прислушивается к тому, что происходит сзади.
В зал заходит толстый человек с папкой.
– Продолжайте, продолжайте, – машет он в сторону сцены и небрежно здоровается за руку с Арменом.
– А этот кто? – спрашивает Ильяс.
– Это главный режиссер.
– Зачем доктор на табуретку встает, как аист! – громко говорит главреж по-армянски. – Что, повеситься хочет?
– Так лучше, Арутюн Тигранович, – по-русски сухо отвечает Армен.
– Как лучше, чем лучше? Мне это непонятно! Если только он повеситься хочет… Ты повеситься хочешь, Владимирцев?
Пожилой актер смущенно улыбается.
– Не хочешь? А молодой режиссер – почему-то хочет кого-нибудь повесить… – все балагурит главреж.
Армен бледнеет, по-прежнему думая про странных людей на последнем ряду.
– Я бы вас повесил с удовольствием, Арутюн Тигранович, – вдруг глухо произносит он и начинает собирать бумаги. – Репетиция окончена, спасибо.
Главреж непроизвольно открывает рот, растерянно озирается по сторонам и натыкается взглядом на трех дагестанских бандитов в глубине зала.
Ильяс, выдержав паузу, приветливо говорит:
– «Дядя Ваня», в школе дети даже учат… Что ему непонятно было?
Ассистентка, ни жива ни мертва, глупо улыбаясь, приподнимается с соседнего места:
– Здрасьте, Арутюн Тигранович!
ОКОЛО ТЕАТРААрмен с Ильясом в сопровождении двух товарищей выходят на улицу.
– Я сам из аула, Армен, – говорит Ильяс, – Чехова даже не читал. Ильяс меня зовут.
– Я знаю… Понял. Армен.
КАБИНЕТИз-за шторы в своем кабинете бледный главреж наблюдает, как садятся в большой черный «мерседес» четыре человека.
– Я слышал, искал ты меня? – спросил Ильяс.
– Да, искал… Не ожидал здесь увидеть…
– А я пришел постановку посмотреть, театр…
– Театром интересуетесь?
– Понемногу всем интересуюсь. Мне учительница одна с Махачкалы рассказывала, что хорошие постановки делаешь.
Армен смущенно кивнул.
В МАШИНЕ– А зачем искал ты меня?
– Я про тебя тоже слышал, конечно… А вообще, мне человека найти нужно.
– Что за человек?
– Девушка одна. Она в тюрьме сидела, на зоне в Ростове, год назад. А потом пропала.
– Совсем?
– Совсем. Из внутреннего изолятора. Никто не знает как.
Армен достал фотокарточку и протянул Ильясу.
– И эту девушку тебе найти надо?
– Как воздух. Я ее каждый день ищу. Только следов нету.
Почувствовав некоторое сомнение собеседника, Армен добавил:
– Скажешь, чем расплатиться, – все сделаю. Рабом стану.
Ильяс помолчал.
– А зачем тебе девушка эта? – поинтересовался он.
– Жениться на ней хочу, – мрачно ответил Армен.
– Попробовать можно, Армен. Закину… А я тут одну постановку хочу замутить, но, знаешь, культурный человек нужен. Режиссер, типа тебя. Постановщик.
Пожилая веселая зэчка рассказывала историю непутевого мужа.
– Он из рейса возвращался – король. Бабла у него море было. Один раз привез сапоги югославские в коробке. А коробки две. Я сапоги меряю и спрашиваю: «А эти кому?» На вторую коробку. Он ржет, коробку открывает, а она полная денег! Из пивной шел, тропинку выкладывал четвертаками – а пивная была за квартал…
Армен улыбается, кивает, меняет кассету в камере.
Худенькая блондинка.
– А сын ничего не знает, сказали – уехала мама, вместе с бабушкой. Ему четырнадцать лет.
Следующая – фатальная женщина.
– Я знала и режиссеров, и артистов. И многих других. Ваша как фамилия?
– Мартиросян…
– Вы какие кинофильмы снимали?
– Этот первый будет… Дебют. А вы эту девушку не знаете?
ЧАСТНЫЙ ДОМ. НОЧЬНа большом столе стоят чашки, кофейник, пепельница. Ильяс и Армен сидят друг напротив друга, курят. Перед Арменом куча исписанной бумаги, какие-то рисунки.
– Он в Бога не верит? – задает Армен странный вопрос.
– Он в бабло только верит.
Армен продолжает что-то задумчиво чертить.
– В колдовство, сглаз, порчу не верит он?
– Не знаю, брат.
– Что он любит?
– Кошек! Кошкодер – ему погоняло дано…
– Кошек… А что он не любит больше всего?
– Русских он не любит. Генерала как зовут, памятник во Владике есть?
– Ермолов.
– Генерал Ермолов этот его прапра… короче, дедушку его деда повесил. Очень у них в роду это запомнилось.
Армен затягивается, думает.
– Боится чего-нибудь?
– Конечно, боится, наверное… Это только у меня страха нет, – улыбается Ильяс.
МОСКВА. УТРОБольшая оранжевая мусоросборочная машина остановилась у контейнеров в квадратном дворе семнадцатиэтажек. Леша спрыгнул, выдернул пульт, зад зашевелился. Отмеренным рывком он толкнул контейнер к захватам, нажал кнопку, и железный ящик опрокинуло в мусоросборщик. Кое-что высыпалось мимо, Леха подтолкнул следующий, свистнул в сторону четырех собак, бесстрастно ожидающих окончания процедуры, и кинул им пакет из-под сиденья. Они скромно приблизились, подхватили приготовленную колбасу и ушли, не задерживаясь. Пока содержимое контейнера утрамбовывалось, он набрал номер на мобильном и подвез последний ящик, что было видно по маленькому телевизору в кабине. А камера, соответственно, стояла на верхней раме кузова.
– «Большой и малый джихад», – прочитал он в трубку название зеленой брошюры, выпавшей из контейнера. – «Путь воинов Аллаха». Восьмой микрорайон, улица Академика Варги, одиннадцать, корпус три или девять, корпус один.
Прессовочный механизм загрохотал.
– Чего? – не расслышал Леха. – Да нет, здесь татары, наверное, живут… Ну, кости бараньи… Так свежие! Праздник татарский как называется? Ну вот, байрам… Вот вчера и был этот уйрам-байрам, телевизор смотришь?
Захваты сомкнулись в третий раз и вознесли в воздух контейнер.
– Казань, 1999, типография имени Фотиевой, заказ 237.
Леха нажал отбой, подобрал, что просыпалось, и закинул в кузов вместе с брошюрами.
Собаки деловито и без ссор заглотали колбасу между гаражами и двинулись дальше дружной четверкой.
Замелькал грязный асфальт под лапами, пакеты, мусор, следы протекторов…
ОКРАИНА СТАВРОПОЛЯ. УТРОНа задний двор теплоэлектростанции, где стоит знакомый «мерседес», въезжают еще две машины. Минуту они просто стоят, потом открываются двери и выходят люди. Из «мерседеса» выходит Ильяс, навстречу ему – человек из прибывших, очевидно – главный. Они здороваются, начинают разговаривать.
Некоторое время спустя Армен, который сидит на переднем сиденье, видит, как Ильяс удрученно качает головой и подает печальный знак. Из «мерседеса» выводят седого бледного человека в мятом костюме. На шее намотана веревка. Он покорно следует за своим провожатым, как на поводке, даже не пытаясь дернуться.
- АББАТ СЮЖЕР И АББАТСТВО СЕН-ДЕНИ - Эрвин Панофский - Искусство и Дизайн
- Неокончательная история. Современное российское искусство - Коллектив авторов -- Искусство - Искусство и Дизайн / Прочее / Критика
- Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии - С. Ванеян - Искусство и Дизайн
- Золотая Адель. Эссе об искусстве - Петер Надаш - Искусство и Дизайн / Прочее / Рассказы
- Врубель - Вера Домитеева - Искусство и Дизайн
- Модильяни - Кристиан Паризо - Искусство и Дизайн
- О себе, о людях, о фильмах - Михаил Ромм - Искусство и Дизайн
- Врубель - Дора Коган - Искусство и Дизайн
- 100 величайших соборов Европы - Саймон Дженкинс - Искусство и Дизайн / Прочее / История / Архитектура
- Годы неизвестности Альфреда Шнитке (Беседы с композитором) - Дмитрий Шульгин - Искусство и Дизайн