Форма входа
Читем онлайн Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения - Анатолий Демин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Иларион связывал принятие христианства с символическим и реальным исцелением от различных болезней («ушеса глухыих услышать», «именемь Иисус Христовомъ болящиихъ съдравеють, немыихъ глаголють» и пр. – 24, 30).
Наконец, Иларион символизировал принятие христианства еще одним физическим состоянием, – теплом после холода, одеянием после наготы («студеньство нощьное погыбе, солнечьнеи теплоте землю съгревши … християни же при благодетьнеим солнци свое спасение жиждють», «нагыа одевая», «правдою бе облеченъ, крепостию препоясанъ, истиною обутъ» и мн. др. – 17, 31, 34).
Объяснить столь непрерывное повторение многообразных интимных телесно-физических символических и реальных мотивов в «Слове» можно увлеченностью Илариона главной своей темой «спасения» людей христианством, в том числе спасением физическим и телесным.
III. Письмо Владимира Мономаха: внимание к эмоциям
Упоминание о ДавидеНе крове деля пролитья помазаникъ Божии Давидъ, нъ прелюбодеянье створи, посыпа главу свою и плакася горко. Во тъ час отда ему согрешенья его Богъ44.
Семантика отрывка. Владимир Всеволодович Мономах, тогда (в 1096 г.) еще князь Переяславля Южного, в своем письме к черниговскому князю Олегу Святославовичу, повинному в убийстве Мономахова сына, призвал Олега покаяться и в качестве примера привел библейского Давида, который усиленно каялся даже не из-за убийства, а из-за прелюбодеяния. Но в Библии Давид каялся иначе, чем описано в письме Мономаха. По Библии, Давид перестал принимать пищу, «облекъся въ вретище, лежаше ниц на земли» («Острожская Библия». 1580. Вторая книга Царств, гл. 12. Л. 145 об.). По словам же Мономаха, Давид «посыпа главу свою и плакася горко». Мономах упомянул покаяние Давида явно по памяти, притом заместил проявление покаяния у Давида многочисленными традиционными проявлениями горя у разных библейских лиц – посыпанием главы пеплом и горьким плачем (ср., например, как изнасилованная дочь Давида «попелъ насыпа на главу ею … и въпияше» – «Острожская библия». Вторая книга Царств, гл. 13. Л. 146; или: «въскричатъ о тебе горце и въсплачут и въсыплютъ персть на главы своя» – Книга пророка Иезекииля, гл. 27. Л. 138; и мн. др.). В результате, Давид у Мономаха каялся гораздо эмоциональнее, чем в Библии.
Умонастроение Владимира Мономаха. Эмоциональность Давида объясняется психологической особенностью автора письма – у Мономаха все персонажи представали остро переживающими. Конечно, письмо было написано по печальному поводу, но обозначения горя персонажей в письме Мономаха выходили за пределы традиционной эпистолярной сдержанности и за пределы выражения только печали. Так, свое душевное состояние Мономах описал с необычным отчаянием: «О, многострастныи и печалны азъ! Много борешися сердцемь, и одолевши душе сердцю моему» (252). А затем Мономах представил и свое будущее утешение, посоветовав Олегу прислать «ко мне бяше грамоту утешеную» и вдову Мономахова сына, «да бысть обуимъ, оплакалъ мужа ея … да с нею, кончавъ слезы … азъ утешюся» (253–254).
И закончил свое письмо Мономах, заботясь о состоянии своей души: «Но душа ми своя лутши всего света сего» (255).
Своего адресата – Олега – Мономах также стремился склонить к переживаниям: Олегу надо бы каяться с чувством («рещи бяше … вникнущи въ помыслы души своеи: “Увы мне, что створихъ…”» – 253) и с чувством же прочесть Мономахово послание («написах ти грамоту, аще ю примеши с добромь ли с поруганьемь» – 253).
Мономах думал о переживаниях и «проходного» персонажа для его письма – вдовы его сына, которую он даже и не видел («не видехъ бо ею первее радости … и сядет, акы горлица на сусе древе, желеючи» – 253–254).
Даже сам Бог предстал в письме у Мономаха довольно импульсивным. Так, описав покаянье Давида, Мономах добавил: «Во тъ час отда ему согрешенья его Богъ» (253). По Библии же, Бог отъял согрешение у кающегося Давида далеко не сразу. Мономах же исходил из представления о том, что «Богъ всеи вселене иже хощеть, то в мегновеньи ока вся створити хощеть то» (253).
Об отзывчивости и сострадательной эмоциональности Владимира Мономаха нам уже приходилось писать на основе других источников45. Таким этот грозный великий князь киевский оставался всю жизнь.
IV. «Чтение о Борисе и Глебе» Нестора: склонность к штампам
Упоминание о КаинеМышлящю убо Каину, рече, како и кымъ образомъ погубить брата своего Авеля. Не бяше бо тогда ведети, кымъ образомъ смерть бываеть. И се яви ему злодей, врагъ, въ нощи спящю, убиство. Въставъ же, увидевъ во сне, и тако уби брата своего Авеля46.
Семантика отрывка. В библейском рассказе о преступлении Каина (Исход, гл. 4, стих 8) не говорилось о явлении дьявола Каину именно во сне ночью. Нет такой подробности ни в анонимном «Сказании о Борисе и Глебе», ни во включенной в летопись «Речи философа». Нестор же в своем «Чтении» подчеркнул эту деталь: когда Каину «въ нощи спящю», то дьявола он «увидевъ во сне». Упоминание о ночном сне Каина Нестор, возможно, заимствовал из какого-то апокрифа; но этой «ночной» детали Нестор, несомненно, придавал значение, о чем свидетельствует продолжение повествования в данном месте «Чтения». Сопоставив Святополка Окаянного с Каином, Нестор добавил, что Святополк велел посылаемым убийцам Бориса: «Нападше на него нощию, погубите и» (9), – опять упомянута ночь (в «Сказании о Борисе и Глебе» подобное приказание именно о ночном убийстве отсутствует). И далее в «Чтении» еще раз упомянута эта ночь: «Нощи же сущи… И се они послании беша идуще… поглотити хотяще праведьнаго» (в «Сказании» нет и фразы о ночном приближении убийц к Борису).
Умонастроение Нестора. Сравнительно со «Сказанием» Нестор однообразнее связал ночь только со зловещими или удивительными явлениями (в «Сказании» ночь обычно оказывалась всего лишь реалией, без отчетливого экспрессивного подтекста). Так, именно ночью в «Чтении» происходили чудесные явления: «Многажды нощию на месте томъ видяху, идеже лежашеть тело святою страстотерпцю Бориса и Глеба, овогда свеще, овогда столпъ огненъ, с небесе сущь» (15–16. В «Сказании» не уточнено, в какое время суток происходили аналогичные события. Ночь добавил Нестор). Кроме того, описывая чудеса, Нестор чаще, чем «Сказание», упоминал ночь. Например, в «Сказании» к некоему слепому ночью явился святой мученик Георгий, а в «Чтении» Нестора этот слепой пережил уже не одну, а две чудесные ночи: однажды ночью явился ему Георгий, а после «въ едину нощь явлешася ему святая» Борис и Глеб (24). Упоминание ночи превратилось у Нестора в штамп.
Сон персонажей Нестор тоже постоянно связывал и с явлениями зловещими, и с явлениями чудесными. Так, в «Чтении» сообщалось о том, что Борис-Роман во сне видел Богородицу и дьявола: «мало ему уснувшю. И явися ему мати Божия, имущи же в руку ея свитокъ, иже подасть святому. И яко взятъ и, и се ненавидяй добра дьяволъ, текъ, въсхвати и. И пакы мати Божия взятъ и свитокъ и подасть и святому Роману. Онъ же воставъ отъ сна» (6. В «Сказании» нет такого эпизода).
Добавлял Нестор и указания на сонное состояние персонажей, исцеляемых святыми. Так, в «Сказании» сухорукая женщина видит святых ночью, но наяву, а в «Чтении» они являются ей во сне: «И во едину нощь, спящу еи предъ дверми церковными, изыдоста святая и яко придоста к неи»; вне сна она не видела святых: «она же ощюти ся и к тому не виде святою» (24). Упоминание сна тоже штамп.
В общем, подтверждается общепринятое сейчас мнение о «Чтении» Нестора как о произведении, старательно заполненном различными агиографическими штампами.
Штампы нужны были Нестору-агиографу для вящей убедительности его повествования47. Так и ночной сон Каина еще больше убеждал в злодейскости его натуры: «Видите ли… немилосердие Каина явльшася?» (9). «Чтение о Борисе и Глебе» – не проповедь, но что-то от проповеди в нее вошло.
V. Послание Климента Смолятича: полемический темперамент
1. Упоминание о дочери ИаираЗело полезно, и добро, и похвально, то не толма чюдна и славна, елма же та сама истинна, иже Господь нашь, делом чюдо и знамение сотворивъ, показа: въскресивъ Аира князя дщерь, мертву сущу отинудь и издъхшу48.
Текстологическое замечание. Послание Климента Смолятича дошло, как известно, в крайне неисправном виде и с позднейшими добавлениями ХIII в. Мы пользуемся краткой реконструкцией самого послания Климента, предпринятой В. В. Колесовым и отсекающей позднейшие добавления49, в отличие от пространной реконструкции послания вместе с позднейшими добавлениями, проделанной Н. В. Понырко50, тем более что все, относящееся к Клименту в реконструкции В. В. Колесова, присутствует и в реконструкции Н. В. Понырко.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения - Анатолий Демин бесплатно.
Похожие на Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения - Анатолий Демин книги
- Персоноцентризм в классической русской литературе ХIХ века. Диалектика художественного сознания - Анатолий Андреев - Языкознание
- Очерки исторической семантики русского языка раннего Нового времени - Коллектив авторов - Языкознание
- Секреты письменных знаков - Евгений Ищенко - Языкознание
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Внутренний строй литературного произведения - Инна Альми - Языкознание
- Русская литература XVIII века. Тесты - Алексей Петров - Языкознание
- Структура художественного текста - Юрий Лотман - Языкознание
- Иностранный - легко и с удовольствием. - Евгений Умрихин - Языкознание
- Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию - Алексей Федорович Лосев - Языкознание
- Киноразговорник английского языка на основе эпизодов из фильмов. Часть 1. Знакомства. Встречи. Общение - Анатолий Верчинский - Языкознание
