Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вот что, милейший, так дело не пойдет. Предупреждаю, что у меня не Трифанешты, да-алеко не Трифанешты! У меня не побунтуешь! А ваше поведение, давно хочу вам сказать, ни к черту не годится. Вы у меня совершенно распустили мужиков. Вы это кончайте. Довольно.
- Простите, я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.
- Я вижу, вы вообще многого недопонимаете.
- Напротив, с каждым днем все больше начинаю разбираться.
- Что-о?
- Я говорю, что не я, а вы многого недопонимаете. Так обращаться с крестьянами, как вы себе позволяете, это сошло бы еще в прошлом веке. Не те времена, господин Скоповский! Не ошибитесь.
- Вы слышите? Он еще меня учит! А я сам и не собираюсь "обращаться с крестьянами", позвольте поставить вас в известность. Для этого занятия я нанял вас. И я именно хочу дать вам указания, чтобы вы перестали миндальничать. Пороть лодырей! Пороть смутьянов! Нечего на них глядеть!
- Попробуйте!
- Попробую!
- Добьетесь, что они вам красного петуха пустят.
- Подожгут? Это мы увидим. А пока вот вам три фамилии. Я узнал, что они не являются на работы. Завтра же выпороть. Имейте в виду, я проверю.
- Пока я здесь, никто и пальцем не тронет мужиков.
- Ах, вот вы какой?!
- Да, я такой.
- Значит, правильно меня предупреждали! - Глаза Скоповского все больше округлялись, шея багровела, голос его превратился в пронзительный визг.
Из внутренних покоев выплыла мадам Скоповская, обеспокоенная криками. Она увидела разъяренного супруга. Скоповский кричал и хлестал себя по голенищу сапога стеком. Управляющий весьма дерзко отвечал, но о чем они спорили, понять было трудно.
Мадам Скоповская только было собралась вставить слово, попросить супруга не портить себе нервы, но в этот момент Скоповский завизжал:
- Крамольник! Это ты мужиков портишь! Я тебе покажу: "не имеете права"! Я тебя самого на конюшне выпорю!
И в полном исступлении Скоповский взмахнул стеком... мадам Скоповская ахнула... и на лице управляющего отпечаталась яркая полоса от удара.
- Александр!.. - простонала мадам.
У нее было мягкое сердце, и она не выносила подобных сцен. Она придерживалась либеральной точки зрения и считала, что надо мужиков не пороть, надо их сажать в тюрьмы.
Только что намеревалась она высказать свое мнение и посочувствовать управляющему, как в это мгновение произошло нечто совершенно бесподобное, трудно было даже поверить, что это действительно так и было.
Управляющий поднял ее супруга, так что тот успел только комически дрыгнуть ногами. Взмах - и Скоповский, как сказочная птица, мелькнув фалдами, вылетел в окно, высадив собственной тяжестью оконную раму, и исчез в образовавшемся отверстии.
Если бы она сама не видела этого, она ни за что не поверила бы, что живого человека можно вот так вышвырнуть, как какой-нибудь окурок или засохший букет цветов.
Скоповский благополучно пролетел по кривой от окна до земной поверхности и приземлился на клумбе с почерневшими от первых заморозков левкоями. Здесь он поднял крик, хромая и отряхивая с брюк свежую землю и раздавленные бутоны. Он кричал, что его убили, что он искалечен и что "он этого не потерпит"...
Сбежалась дворня, и, хотя Котовский отчаянно отбивался, слуги взяли численностью, навалились и били, стараясь своим усердием понравиться хозяину. Только значительно позднее кучер удосужился спросить:
- Что же он наделал, мазурик? За что мы его?
И к полному удивлению мадам Скоповской, которая вообще медленно соображала, ее супруг крикнул:
- Мошенник! Он... это... он меня обокрал! Что?
Собственно, почему обокрал? Когда обокрал? Он что-то не то выговорил. Но не рассказывать же всем, как его, известного помещика и дворянина, вышвырнули в окно на левкои.
- Да, да! Деньги! Вяжите его!
И подумав немного:
- Точно! Семьсот рублей, вырученные за продажу свиней! Что?
- Шуренька, а как же ты говорил, что эти деньги...
- Молчи, коли бог ума не дал! Не лезь, куда не спрашивают! Раз говорю, украл - значит, украл! Доставить его, живого или мертвого, к Денису Матвеевичу, к исправнику! Что? Или еще лучше - связать и выбросить в поле, как мусор! Пускай подохнет! Небольшая потеря!
Садовник, который видел странный полет барина из окна, еле сдерживал улыбку. Впоследствии он рассказал о происшествии своему шурину, шурин рассказал друзьям... И пошел гулять по свету забавный рассказ о помещике, вышвырнутом из окна собственного дома.
Пока Котовского связывали по рукам и ногам, выполняя приказ барина, пока волокли к телеге, всё продолжали бить. Подскочил Скоповский:
- Пустите, я сам!
И тоже ударил связанного. Вошел во вкус и стал наносить удары.
Когда Котовский очнулся, его тащили с телеги. Где-то далеко видны были огни. Небо было звездное. Подернутая инеем земля блестела голубыми искрами.
- Что ж ты делаешь? - сказал Котовский приказчику, который распоряжался, покрикивая: "Тяни, берись за ногу!" - Ведь я замерзну в одном белье! Развяжи меня!
- Нельзя, - ответил приказчик, - барин приказал бросить связанного. Мне-то что, но раз приказано - значит, и говорить нечего.
- Эх ты! Холуй!.. - пробормотал Котовский.
Он окончательно очнулся. Чувствовал, как холод пронизывает тело. Погромыхивала, удаляясь, телега. Они о чем-то разговаривали - приказчик и кучер - спокойно, как будто возвращались с базара...
- Н-но-о! - мирно понукал кучер.
Потом стало совсем тихо.
"Долго не выдержать", - подумал Котовский.
Попробовал освободить руки - веревка больно врезалась. У приказчика был большой опыт: ведь он постоянно завязывал и упаковывал тюки.
"Нужно двигаться, самое главное, - приказал себе Котовский, - тогда я согреюсь".
До рассвета было еще далеко. Трудно надеяться, что кто-нибудь проедет мимо. Степь молчала. И только далеко где-то настойчиво кричал, видимо у семафора, паровоз.
Сколько прошло времени? Два часа? Или четыре? По-видимому, Котовский опять терял сознание.
И вдруг он услышал громкий голос:
- Вон он где! Всю степь обшарил! Говорят, бросили возле станции, а где возле станции? Небось руки-то занемели?
Это был Леонтий. Вот она - дружба!
Развязал. Синюю домотканую куртку на плечи накинул.
- Ну, дорогой, теперь тебе тикать надо отсюда. В город отправляйся. Скоповский - серьезный господин, он очень просто и пристрелить может, если увидит.
- Пристрелить - это положим...
- Почему бы нет? Скажет: потраву делал, лес пришел рубить. У них ведь как? Судьи свои, полиция своя. За нас только один бог...
Леонтий подумал и, хитро подмигнув, добавил:
- А может быть, и бог-то... тово... тоже в ихней компании? Тоже переметнулся?
Он покрутил головой:
- Пожалуй, так оно и есть. Одна шайка-лейка.
4
Было отвратительное, промозглое утро, а тротуары скользки и липки, когда Котовский добрался наконец до Кишинева и зашагал по хмурой, заспанной улице.
Тело ныло. Была тупая боль в груди и пояснице.
"Должно быть, помещик Скоповский знает анатомию, - думал Котовский с некоторой досадой, - он бил по самым чувствительным местам, не так, как другие".
По улицам шли женщины с сумками, с корзинами, направляясь вниз по Армянской улице, очевидно, на рынок. Сейчас они купят какой-нибудь провизии, вернутся домой и приготовят завтрак...
Котовский при мысли о еде почувствовал, что очень голоден. А судя по тому, как от него шарахались прохожие, понял, что вид у него ужасный.
Он шел, но, собственно, и сам не знал, куда направлялся. Одно он твердо решил: в Ганчешты не поедет. Обе сестры вышли замуж. Зачем им портить семейную жизнь?
Котовский шагал по мокрым тротуарам и перебирал в памяти людей, которых в этом городе знал. Он не раз приезжал с поручениями из имения. Но все те, с кем он имел дело по продаже сена или покупке инвентаря, не приняли бы его.
И вдруг вспомнил: переплетчик Иван Маркелов, которому он давал переплести конторские книги! И живет рядом, около рынка, и человек простой, наверное, приютит на первое время.
Быстро миновал Котовский богатую часть города, где пестрели занавесками и комнатными цветами на окнах кирпичные одноэтажные дома. Начищенные медные дощечки на парадной двери извещали, кто проживает в доме: присяжный ли поверенный Зац, или купец Аввакумов, или зубной врач Любомирский...
Вот и кончились эти богатые кварталы, а дальше вдоль улицы пошли лепиться глиняные хибарки, вросшие в землю, с грязными дворами, с незакрывающимися калитками. Вот и дом No 48, кажется, самый неказистый в этом скопище убогих домишек.
Котовский постучал. Открыла ему бледная, в лице ни кровинки, женщина, безучастно посмотрела, спросила:
- Вам что, наверное, Ивана Павловича? Он спит.
Но Иван Павлович, переплетчик, сразу же проснулся, узнал Котовского, спросил, не заказ ли он принес, и сказал разочарованно:
- Значит, заказа не принес? А то я как раз свободен... Мы, брат, бастуем. Третий день.
- Политическая история Первой мировой - Сергей Кремлев - История
- От депортации в Вавилон к Первой русской революции. Версия национального развития российской ветви еврейского народа в духовно-политическом контексте Ветхого Завета - Тамара Валентиновна Шустрова - История
- Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века) - Николай Колесницкий - История
- Летописи еврейского народа - Рэймонд Шейндлин - История
- Социализм с русским лицом - Александр Елисеев - История
- История Украинской ССР в десяти томах. Том восьмой - Коллектив авторов - История
- История Украинской ССР в десяти томах. Том девятый - Коллектив авторов - История
- СКИФИЙСКАЯ ИСТОРИЯ - ЛЫЗЛОВ ИВАНОВИЧ - История
- Волго-Камье в начале эпохи раннего железа (VIII-VI вв. до н. э.) - Альфред Хасанович Халиков - История
- Как католическая церковь создала западную цивилизацию - Томас Вудс - История