Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда до срока вызова Шубарина из Мюнхена оставалось чуть меньше недели, Сенатор получил долгожданную весть из Ташкента. Новость умещалась в одну строку передовицы газеты "Голос Востока": "Умер Артем Парсегян, мир праху его".
Забрезжил реальный шанс свободы, и Сухроб Ахмедович день и ночь строчил жалобы. Высокооплачиваемые адвокаты, поднаторевшие в скандальных и политических процессах, тут же доставляли их по назначению на самые верха, и бумаги немедленно получали ход, ведь Сенатор абы кому и зря деньги не платил, да и дорожка была хорошо проторена в коридорах власти ушлыми людьми. Шли жалобы на ставленника Москвы прокурора Камалова и в Верховный суд республики на имя Миршаба, и Салим Хасанович сразу закрутил дома карусель, требуя вернуть всех подсудимых для расследования их дел на месте. Идея человека из Верховного суда находила поддержку и в прессе, и в правительстве, в новых партиях, рвущихся к власти, и даже у представителей духовенства. Не исключено, что каждый разыгрывал свою карту, решал свой интерес, ведь сидели сотни казнокрадов, партбаи всех уровней, путавшие свой карман с государственным, а у каждого из них есть родня, каждый чиновник, схваченный следствием за руку, принадлежит к какому-нибудь клану, так что призыв Владыки Ночи упал на подготовленную почву.
Но Сухроб Ахмедович получил неожиданную поддержку, оказавшуюся решающей в его судьбе. Но что она может прийти отсюда, не предполагал ни Сенатор, отличавшийся изощренным умом, ни Миршаб, поднаторевший в темных делах.
А выручил... хан Акмаль - да, аксайский Крез, сам находящийся под следствием в подвалах Лубянки уже который год. Опять же под давлением прессы Прокуратура СССР вынуждена была передать часть законченных материалов по Арипову в суд, хотя за ханом Акмалем дел стояло невпроворот, разбираться годы и годы. У обывателя, читавшего газетные статьи, складывалась мысль: что же это за дело, если подследственного без суда держат столько лет? Мысль вроде верная, но вряд ли нормальный человек мог представить масштаб навороченного ханом Акмалем. Один перечень предъявленных ему обвинений составлял тома и тома, а свидетелей - тысячи. Такого уголовного дела страна еще не знала, и оттого процесс ожидался скандальный. Могли выплыть такие фамилии, такие факты, такие суммы, что народ, узнавший за годы перестройки о многом, мог содрогнуться еще раз.
Процесс действительно начался с сенсации, с громкого скандала, когда хан Акмаль попытался дать отвод суду, якобы неправомочному судить его, не скрывая при этом желания придать процессу политическую окраску. Подсудимый демонстративно отказался отвечать суду по-русски, хотя то и дело поправлял своих московских и ташкентских адвокатов на блестящем русском языке, затем три дня подряд с утра до вечера зачитывали ту часть обвинения, что была выделена в отдельное уголовное дело. Но спасительным для Сенатора оказался четвертый день процесса.
Как только хану Акмалю представилась возможность сказать слово, он закатил на русском языке яркую, эмоциональную речь на целый час. Речь имела дальнюю цель, и хан Акмаль не промахнулся. Бывший Герой Соцтруда, бессменный парламентарий, верный ленинец, претворявший железной рукой его заветы в Аксае, газеты читал регулярно и знал, что творится и в стране в целом, и в Узбекистане, в частности, не хуже Сенатора. Хотя в подвалы Лубянки вряд ли могли попадать специально изданные газеты, как придумал Миршаб. Но у хана Акмаля друзья - не чета друзьям Сенатора и Миршаба, и финансовые возможности иные, ведь не самые бедные люди в крае называли Арипова аксайским Крезом, а сила денег в перестройку, несмотря на дикую инфляцию, возросла стремительнее их обесценивания. Да на Лубянке, судя по всему, произошел раскол, как и повсюду в обществе, а уж хану Акмапю просвет, трещину только покажи...
Переполненный зал, судьи, прокурор внимательно слушали эмоциональную, но тщательно выверенную речь хана Акмаля. Судя по всему, его мало интересовала их реакция, ну, может быть, пресса и входила в его планы, но ей адвокаты еще до начала судебного заседания раздали грядущую речь подзащитного, чтобы они в отчетах далеко не уходили от сути излагаемого аксайским Крезом. Речь, артистично зачитываемая с мелованных листов финской бумаги, явно предназначалась для других ушей, она была, так сказать, для внешнего пользования. Конечно, бывший дважды Герой Соцтруда ни словом не обмолвился о своих преступлениях, возможно, считая их в такой исторический момент пробуждения национального самосознания несущественными, не стоящими внимания. С места в карьер он кинулся осуждать командно-административную систему, великодержавный шовинизм центра, жертвой которого он стал.
Разве справедливо, вопрошал он затихший зал, что за последние пять лет в республике второй прокурор, назначенный из Москвы, и разве мог, по его словам, ставленник Кремля знать народ, его обычаи, чтобы верно ориентироваться, кто есть кто, а не сводить счеты с людьми, желающими Узбекистану искренне счастья и процветания? Особенно зло он честил прокурора республики Камалова, которого Москва отыскала аж в самом Вашингтоне. Намекнув на его связь с КГБ, естественно, как явно порочащую, он обвинил его чуть ли не в геноциде собственного народа. О том, что прокурор Камалов лично сам его арестовал, хан Акмаль не упомянул, уж очень ему хотелось быть объективным, беспристрастным, выглядеть пострадавшим только за желание избавиться от железной руки центра. Но когда хан Акмаль от прокурора Камалова перешел к другому, по его словам, выродку, заведующему отделом административных органов ЦК партии Сухробу Ахмедовичу Акрамходжаеву, обвинения против прокурора республики показались цветочками. Вот кто, оказывается, является в республике истинным дирижером и режиссером геноцида, развязанного против лучших сынов Узбекистана! Это он подкладывал Манкурту Камалову списки новых и новых жертв. Это под его давлением суды выносили только обвинительные приговоры. Приводились такие дикие примеры произвола, чинимого Сухробом Ахмедовичем, что ставленник Москвы Камалов в сравнении с ним казался мальчиком на побегушках, тупым исполнителем указаний темных сил из ЦК партии коммунистов.
Заканчивая пылкую речь, хан Акмаль уверял присутствовавших, что его родина рано или поздно получит независимость и что первый суд суверенного государства будет над предателем собственного народа, лизоблюдом Москвы - Сухробом Акрамходжаевым и его покровителями и приспешниками.
Конечно, хан Акмаль давно знал, что человек по кличке Сенатор, которому он незадолго до своего ареста передал в Аксае пять миллионов наличными, находится в "Матросской Тишине". Но до невероятного трюка с речью на суде догадался все-таки не он, а адвокаты. Таких людей, как хан Акмаль и Сенатор, защищают если не одни и те же люди, то компания одних и тех же юристов, вот они-то рассчитали выигрышный ход в защиту человека из "Матросской Тишины". Не зря говорят в народе: за хорошие деньги всегда есть хорошие адвокаты.
Начальника уголовного розыска республики полковника Эркина Джураева подняли еще затемно. Звонок из дежурной части МВД оказался серьезным совершено покушение на прокурора Камалова. Накануне утром, когда он узнал о неожиданной смерти Парсегяна в следственном изоляторе КГБ, чувство розыскника подсказало ему, что смерть Беспалого, которого он сам задержал, имеет прямое отношение к прокурору, кто-то продлил или открыл новую лицензию на его отстрел. Он собирался заехать к Камалову, но несколько жестоких убийств и десяток дерзких грабежей в тот день не дали ему возможности даже пообедать, но, уходя с работы, он сумел связаться с патрульными службами города и велел в эту ночь взять под особый контроль институт травматологии. Он чувствовал беду. Его наказ даже записали в дежурную книгу, но...
Да что там патрульная служба! Два пистолетных выстрела в ночи не зарегистрировала ни одна дежурная часть милиции, хотя само МВД находится в квартале от места происшествия. Эркин Джураевич лишний раз убедился, что и милиция разлагается с каждым днем...
Обследовав место происшествия, Джураев понял, что человек, оставивший кровавые следы на крыше института травматологии, наверняка был альпинистом, имелись явные приметы использования специального снаряжения. И ниточку эту следовало потянуть немедленно, скалолазание - спорт редкий, возможна и удача. Полковник уже лет пять требовал ввести в компьютер данные о спортсменах, ставших профессионалами, ибо спортивная среда, по опыту Джураева, давно и повсюду стала главной и нескудеющей кузницей кадров для преступного мира. Но в ответ ему говорили что-то о демократии, правах человека. Обычная, привычная демагогия. Сейчас такие данные могли бы стать неоценимыми, ситуация могла бы проясниться, если, конечно, убийца из местных. В том, что наемника уже нет в живых, полковник не сомневался. Операция была тщательно продуманной и выполнялась профессионалами, на эту мысль наводил и плакат, намеренно забытый на месте преступления, указывавший на турок-месхетинцев. Джураев, как и прокурор Камалов, сразу отбросил версию о мести со стороны турок, хотя отметил изощренность мотива, он постарался, чтобы сведения об этом не попали в печать, ибо могли вызвать новую волну насилия.
- Горький напиток счастья - Рауль Мир-Хайдаров - Детектив
- Из Касабланки морем - Рауль Мир-Хайдаров - Детектив
- Ранняя печаль - Рауль Мир-Хайдаров - Детектив
- Ангелотворец - Камилла Лэкберг - Детектив
- Когда звезды чернеют - Пола Маклейн - Детектив / Триллер
- Гороскоп - Наталья Солнцева - Детектив
- Северная сторона сердца - Долорес Редондо - Детектив / Триллер
- Скорпион - Джерри Хилл - Детектив
- Наследник империи, или Выдержка - Наталья Андреева - Детектив
- Великосветский сходняк - Дарья Калинина - Детектив