Форма входа
Читем онлайн На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы - Валентин Пикуль
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– Кабы не смелость твоя… А ну – скокни взад! Шустряк нашелся! Не то причешу тебя на все шашнадцать с полтинкой – жена не узнает…
Бледный, закусив губу, Сергей Яковлевич вернулся в коляску, со злостью решил: «Чиколини – трус. Даю слово, что к осени здесь будет бульвар… посажу деревья!»
Кучер перебрал в руках вожжи:
– Куды теперича, ваше сиятельство?..
4– Смотритель дома призрения, коллежский секретарь Сютаев, Хрисанф Ульянович! Честь имею…
Перед Мышецким стояла, переломленная в низком поклоне, фигура чиновника, и князь смотрел на его бурую шею, покрытую следами незаживавших чирьев. Сергей Яковлевич долго молчал, испытывая терпение Сютаева, но тот все кланялся и кланялся.
Наконец Мышецкому это надоело, и он прикрикнул:
– Ну, хватит! Где у вас тут нужник?
Сютаев оторопел от неожиданного вопроса.
– Нужник, нужник, – повторил князь.
Остерегаясь забегать впереди высокого гостя, с шипящей вежливостью ему показали нужник. Извинились за то, что еще не убрано. Стали звать какого-то Митрофана:
– Митрофа-ан! Где он, проклятый?.. Чего же он не убрал?
– Сютаев, – позвал Сергей Яковлевич спокойно.
– Туточки, ваше сиятельство.
– Ну, Сютаев, скажите честно: продолжать мне осмотр богадельни или ограничиться выводом на основании той мрази, которую я наблюдал в нужнике?
Снова стали звать легендарного Митрофана:
– Митрофан, Митрофа-анушко! Иди сюда, милок… Где же он? Без ножа режет…
Мышецкий остановил ретивость чиновника:
– Митрофан здесь ни при чем. Ладно, так и быть, проведите по комнатам…
Сютаев рассыпался мелким бесом, запричитал речитативом:
– Извольте, князь, извольте. Ваше высокое посещение…
Мышецкий шел по лестнице, а его бережно придерживали за локотки.
– Сюда, сюда, ваше сиятельство! В этой комнатке старушки. Есть и дворянки. Благородные люди-с…
Вице-губернатор осмотрел убогий уют жалкого старушечьего мирка, в котором скорбно увядали напоминания о прошлом – высохшие цветы, семейные альбомчики. Быстро сновали спицы в руках старух, довязывая последнюю пряжу в жизни. Сергей Яковлевич старался смотреть поверх старушечьих голов, чтобы не встречаться с ними глазами, и заметил щели в стенах, залепленные жеваным хлебом.
– Клопы? – спросил он, не желая уйти отсюда молча.
– Что вы, – ворковал Сютаев, – у нас клопов не полагается… Потому как мы строгие. Увидим – и давим-с!..
В следующей палате ютились мужчины. Сютаев сразу разлетелся к одному старому солдату на костылях.
– Ваше сиятельство, извольте обратить внимание… Заслуженный ветеран! Еще при Паскевиче, так сказать, пострадал за отечество. Покажи, Степаныч, покажи сиятельству, сколько ты крестов от царя заслужил!
Старик поднялся с койки, уперся в костыли.
– Зачем, – сказал он горько, – зачем кресты мои барину? У него, видать, и своих хватает!
– А ты покажи, покажи, – канючил Сютаев. – Ну, достань свою шинельку из сундучка… Тебя его сиятельство, глядишь, и отблагодарит чем-нибудь!
Он кинулся к сундучку, чтобы извлечь оттуда шинель с крестами, но старый ветеран прижал костылем крышку:
– Вот заслужи свои кресты, тогда и показывай… Чего ты ко мне липнешь-то?
Мышецкий раскрыл портсигар и протянул его инвалиду:
– Берите, отец… Как вы живете здесь? Мягко ли спится? Вот я смотрю – костыли у вас уж больно старые. Проволочкой-то вы их сами перевязали?
– Будут костыльки новые, будут, – не унимался Сютаев.
Старик вдруг махнул на него:
– Отойди ты от меня… гнида! В кои веки человек зашел поговорить со мною. Двадцать три года сиротствую здесь и впервой слово людское услышал…
Закончив осмотр «призреваемых по ведомству императрицы Марии Федоровны», князь Мышецкий, почти уже от самого крыльца, вдруг резко повернул обратно – на кухню.
– Стоп! – схитрил он. – А ну-ка, пройдем…
Следом за ним вприпрыжку бежал Сютаев:
– Ваше сиятельство, ваше… позволю заметить…
Животом, не совсем вежливо, он пытался оттереть князя от дверей, откуда парило разварным духом пшенной каши.
– Кухонька, – убеждал он, – так себе. А вот здесь, ваше сиятельство, прошу покорнейше… Музей у нас! Ничто выдающееся не пропало… Ложки резные, иконки, крестики…
Но Мышецкий уже распахнул дверь и шагнул на кухню. Возле громадной печи, в которую были вмазаны котлы, возился повар с дерюжинкой на поясе. Сергей Яковлевич успел заметить, что повар растерян, но тут подскочил Сютаев:
– А ты – мешай, мешай кашу-то… Ведь густа небось и подгореть может!
– Ой, не провернуть… – крякнул повар.
«Что они, – подумал Мышецкий, – за дурака меня, что ли, принимают?..»
– А что у вас здесь варится?
Сергей Яковлевич подошел к другому котлу и с грохотом отворил дощатую крышку. В пустом котле, свернувшись клубком, сидел на поджаренных пятках какой-то благородный старец. Сидел он там, и – ни гу-гу!
– Это и есть ваш Митрофан? – сказал Мышецкий.
Сютаев открыл рот, даже язык выпал. Со лба повара скатилась в кашу капля пота.
Мышецкий снял пенсне и отчетливо произнес:
– Сезам, отворись!
Старик пробкой выскочил из котла и кинулся бежать, роняя из-под зипуна тяжелые свертки. Но его все-таки поймали и вернули обратно (вместе с куском сала фунтов на пять, головой сахара и чулочком с сечкой).
– Кто вы, сударь? – спросил Сергей Яковлевич помягче.
Старик взмолился:
– Отпустите с миром… На што я вам?
– Эй, – распорядился Мышецкий, – зовите сюда полицейского чиновника… Он сидит в моей коляске!
Старик бухнулся в ноги, сложил перед Сютаевым ладони:
– Сынок, скажи…
Мышецкий уставился на Сютаева:
– О чем он просит вас?
– Вот крест святой – не знаю…
– Кто вы? – спросил Сергей Яковлевич.
– Да я ж отец его… отец родной!
Сютаев замахал руками, подмигивая рыбьим глазом:
– Что вы, папаша, говорите такое? Какой же отец вы мне?
– Это правда? – спросил Мышецкий.
– Да у меня и отца нет, – возмутился Сютаев.
Старик, не вставая с колен, заплакал:
– Да я же вскормил тебя, вспоил. В люди вывел…
– Ваш отец? – строго спросил Мышецкий.
Сютаев пожал плечами.
– Впервые вижу, – сказал он.
– Признай! – вопил старик. – Не позорь меня… Господин хороший, – хватал он Мышецкого за полы одежды, – смилуйтесь! Ну, семья… ну, сахарок! Ну, сальца шматочек…
– Вывести его надоть, – засуетился Сютаев. – Где же Митрофан?.. Эй, зовите Митрофана!
– Да оставьте вы своего Мирофана в покое! – взбеленился Сергей Яковлевич.
Теперь он вцепился взглядом в повара:
– Ну, говори!
– Да уж что греха таить… Точно, ихний папашка!
Теперь и Сютаев бухнулся в ноги:
– Ваше сиятельство, не погубите. Христом-богом прошу. Два годочка осталось до пенсии… пять дочек на выданье. Кормилец вы наш! Сорок два года служу-у-у…
Старик (отец его) поднялся.
– А-а, шукин шын, – прошипел он злорадно. – Зажгло тебе! То-то! Господин хороший, плюйте в рожу ему… Доставьте мне удовольствие: плюйте, я один буду в ответе!
Мышецкий поднял ногу и с силой погрузил каблук в дряблое, как тесто, лицо Сютаева. Потом, испытывая почти блаженство, он стучал и стучал каблуком в эту отвратительную мякоть чужого лица, пока на нем совсем не потухли бесстыжие воровские глаза.
– Сорок два года, – сказал, задыхаясь. – Ну и хватит с тебя. Сегодня же – по «третьему пункту». Без прошения!
И – вышел, так что разлетелись полы крылатки. «Семья… пять дочерей на выданье», – машинально пожалел он, но того ветерана на костылях, обвешанного крестами, ему было жаль во сто крат больше…
Не оглядываясь, пригнув голову, он шагал к лошадям.
5Губернская больница поразила его видом величественного здания – роскошный полупортик, колоннада с капителями, широкая мраморная лестница. На фронтоне, обсиженная голубями, была вылеплена латинская формула:
«БОГАМ И СМЕРТИ ВХОД ВОСПРЕЩЕН»
В гипсовых барельефах чеканно выступали почтенные профили – от курчавого Гиппократа до лысенького Пирогова. Не хватало только сказочных герольдов, которые выйдут сейчас из дверей и, вскинув горны, торжественно протрубят о полном исцелении уренских обывателей.
– Даже не верится, – признался Мышецкий.
Однако с парадного подъезда Сергея Яковлевича – увы – не пропустили. Оказывается, двери были заколочены и приперты для вящей внушительности еще ломом.
Какой-то служитель, неслышно разевая рот, долго объяснял князю дорогу. Но и во флигелях двери были забиты досками – крест-накрест. Пришлось обогнуть всю больницу. Среди помойных отбросов, телег с больными мужиками, поленниц дров князь едва отыскал лазейку.
– Что же вы закрыли парадный ход? – спросил недовольно.
– А на што? – рассудил сторож. – Оно же и больным здесь больше нравится. Потому как с параду они не привыкшие – и пужаются!..
Изнанка больницы не имела ничего общего с ее фасадом (так и С.-Петербург, во всю красу и мощь развернутый перед Европой, отличался от своего испода – Уренской губернии). Сергея Яковлевича ошеломили битком набитые палаты, в гулких коридорах болящие лежали на полу, в проходах, на примитивных топчанах. А одна старуха, свернувшись в калачик, лежала даже на круглом «пятачке» стола.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы - Валентин Пикуль бесплатно.
Похожие на На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы - Валентин Пикуль книги
- На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Нечистая сила. Том 1 - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Нечистая сила - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Тайный советник - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Ястреб гнезда Петрова (сборник) - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Гусар на верблюде - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Зато Париж был спасен - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Фаворит. Книга вторая. Его Таврида. Том 4 - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Баязет. Том 2. Исторические миниатюры - Валентин Пикуль - Историческая проза
