Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тоже у нее недавно была, тоже кофе пила. Про Пера Гюнта она тебе рассказывала? Про свою диссертацию?
— Ну да, конечно. Она мне об этом рассказывала с тех пор, как я себя помню — когда к нам в Питер сама приезжала. Еще бабушка моя жива была. Они с бабушкой двоюродные сестры. Такие два цветка — моя бабушка Виолетта и тетя Дези. Бабушка к ее приезду заварной крем делала вкуснющий, садились потом обедать… а как до кофе доходило, тут уж «Пер Гюнт» обязательно… потом поход в Эрмитаж — счастливая, невозвратимая пора… И потом еще несколько раз, когда я к ней заезжал. Это тема ее жизни. Очень это любит.
— А про дядю Борю?
— Про Борю — это классика. Вот, опять эгоизм мой, уж кому-кому, а ей мне в первую очередь надо было текст показать.
— Я про Пера Гюнта много слышала, а про Борю — в первый раз. Она плакала. Мне так жалко ее стало.
— Мать ей бумажку о его посмертной реабилитации послала. Сколько, говорит, можно?.. Сама, мол, скоро умру. Там такая история была. До войны бабушка Виолетта и мать моя, еще маленькая, жили в Москве. Они в одном доме жили. Бабушка, дедушка и мать в одной квартире, а Дези с Борей — в соседней, только въехали. Этот дом мой дед строил для актеров и работников театра Штальда. Боря писал пьесы для Штальда. Молодой талант, поэт. Виолетта говорила, добрейшей души человек был, несмотря на то что гений. Он был арестован. Дези тогда с ума сошла. Ее даже, по-моему, в психушку клали. Чудовищно переживала — бегала с мешком лука по тюрьмам. «Он вернется», — все говорила. Даже после ареста самого Штальда верила. Бабушка ее не разуверяла: мало ли что… И зачем? Это вскоре быстро выяснилось, в связи с делом Штальда. Не выдержал, покончил с собой в камере. Потом посмертно был реабилитирован. Бумажку о реа— билитации Виолетта получила и у себя держала… потом, после смерти Виолетты, мать все тоже никак не хотела ее Дези передать. Видимо, у меня тоже на подсознательном уже уровне. Нет, надо было сразу ехать… чего себя оправдывать… хотя не знаю, нужно ли это было? Может, лучше бы я в Питер уехал и ей эту бумажку не показывал… Можешь себе представить, она до сих пор на что-то надеялась?!. «Не чувствую, — говорит, — что его душа успокоилась…» Сколько лет уж прошло. А ты говоришь — благополучие, надежность… Бывает любовь.
— Я уже ничего не говорю. Потому что у меня слов нет.
— Ты смотрела мой текст?
— Я начала его читать, и меня… просто током…
— Так понравилось?
— Понравилось, но я не к тому.
— А к чему?
— Как тебе это в голову пришло?
— Что значит — пришло?
— Как ты это придумал?
— Я ничего не придумываю, я с натуры пишу, тебе как художнику, мне кажется, это объяснять не надо.
— Где же ты такую натуру взял?
— Что за вопросы? Натура внутри нас! Что, не знаешь? Вглядываться только внимательно надо.
— Я вглядывалась. А потом мне сон приснился про твою натуру… Еще до того, как я прочитала твой текст. Только мне это в стишках пришло во сне.
Митька говорит:
— Мам, я весь инет перелопатил… там только Пер Гюнт. Никакого Гюнтера Пера в помине и нет…
Полюшко говорит:
— Вот и я о том же. Ничего в помине нет… а есть совсем другое… или то же, но перевернутое. Ты текст мне отдай — я Дези свезу, обещал.
— Я тоже хочу дочитать.
— Дочитаешь. Я к этим сначала от Дези поехал. Никого нет дома. Витька дверь не открывает.
— Анжелка приходила ко мне после того, как ты ушел.
— С Муром?
— У них там какие-то непонятки.
— Уже началось, так быстро?
— Я не про это, там у них мистика сплошная.
— Вот и я о том.
— Даниил, ты что — дельфийский оракул?
— Нет, я питерский мессия…
После этих слов Митька решил удалиться. Встал и эдак любезно:
— Спасибо, все было вкусно.
Я:
— На здоровье, деточка. — И к Полюшко: — Они ходили к Коле в «Исход» и там что-то такое увидели.
— У Коли все что хочешь можно увидеть.
— Ты там бывал?
— Я там раньше часто тусовался.
— Я тоже была там несколько раз, но кроме мерзости ничего никогда не видела.
— Мерзость мерзости рознь, зависит, как на это посмотреть.
— По мне как ни смотри, мерзость всегда остается мерзостью. Но, конечно, если под градусом, то не так болезненно.
— Тут не в градусах дело, а в угле зрения. Там под разным углом все, хотя это и есть градус, угол от градуса зависит, тут ты права. Кольку черти частенько под этим градусом в подземелье таскают, он потом всегда чувствует себя неважно, после этих экзерсисов.
— Ты видел чертей?
— Конечно, кто же их не видел?
— Я имею в виду тех, конкретных, Колькиных?
— А что, у него есть конкретные, прикрепленные только к нему?
— Ну тех, местных, которые там у него?
— Я их не спрашивал, конкретные они или как? Знаешь, еще обидятся, каждый черт себя конкретным считает. Так же, как и человек.
— А ты у них что-нибудь спрашивал?
— Я у них ничего не спрашивал. Что у чертей спрашивать, какой с них спрос?
— Ты говоришь, частенько видел это. Сколько раз?
— Ну… несколько раз.
— И что, прямо сами тащили его в подземелье? Или как?
— Когда прямо, когда криво.
— А ты в подземелье не спускался?
— Нет, мне туда никогда не хотелось, не мое место.
— Анжелка и Мураками туда полезли, страху натерпелись, синий свет какой-то видели.
— Вот я и беспокоюсь. Заведет он ее к чертям на кулички.
— Они сейчас туда как раз пошли, с топором, дверь ломать.
— Среди бела дня — это хорошо.
— Почему?
— Потому что ничего у них не получится.
— Днем дверь нельзя ломать? Или что у них не получится?
— Двери ломать вообще нельзя, но тут не в двери дело.
— А в чем?
— Вот он говорит: занимаюсь мистикой в философском плане… А сам с топором отправляется чертей ловить среди бела дня, ну не дурак?
— А как надо?
— Я теперь философией не занимаюсь, но тут и коню понятно, что так эти дела не делаются.
— Они не чертей пошли ловить, они свет пошли смотреть, там что-то со временем у них получилось, какие-то провалы.
— Провалы со временем — это к кому за консультацией надо было идти? К Витьку. Он у нас сидит, пуговицы считает. Он бы все им как по маслу разложил. Но они же как же — сами с усами. Единороги, туманы, черепа, стены, тени, Кафки, стражи, пляжи, камни, черви…
— Ты читал его романы?
— Читал, и что?
— Это ты свой текст ему в ответ, что ли, написал?
— Ничего я ему в ответ не писал. Я писал так, как это есть, и все.
— Откуда ты знаешь, как есть?
— Есть надо, что есть. Ты вот говорила, тебе сон об этом приснился, откуда ты это знаешь?
— Что значит — знаю? Я как раз ничего не знаю, я всю голову сломала, я понять ничего не могу, я консультироваться ездила к девчонкам из «Взгляда на Восток». Они мне про Бардо Табол рассказали. Целую лекцию прочитали на эту тему.
— Теперь ты в курсе?
— Ну, не то чтобы в курсе, но так… кое-какой свет забрезжил.
— Когда я блуждаю в Сансаре под властью непреодолимых иллюзий,На путь Света, уводящий от страха, ужаса и трепетаДа выведут меня…Когда я один, вдали от близких друзей, блуждаю здесь,Где появляются пустые облики моих собственных мыслей,Когда из-за плохой кармы я познаю страдание,Да рассеют его божества-хранители.Когда я, беззащитный, вынужден буду следовать своей карме,Милосердный и Сострадательный, умоляю, защити меня.Когда кармические склонности причинят мне страдания,Да придет ко мне осознание и не будет ни страха, ни трепета,Да придет уверенность бесстрашия и осознание Бардо,Да воссияет блаженство Чистого Света…
— Ты что, это наизусть знаешь?! А почему ты этим не занимаешься?
— Что значит — не занимаюсь? Я как раз этим и занимаюсь.
— Я не про то.
— Я лекции по философии в питерском универе много лет читал.
— И что?
— Хватало на бутылку пива. Смысла нет. Бутылку пива я и так могу получить.
— Мне Инесска тоже так сказала, типа это никому не нужно.
— Тебе вот нужно — ходишь, консультируешься.
— Я чисто в практическом плане, чтобы разобраться.
— А в каком еще плане это должно быть? Конечно, разобраться нужно… Ладно, давай рукопись, я Дези ее свезу.
— А мне?
— Я вернусь, чемодан здесь у тебя оставляю. Потом.
Странно, почему-то меня это успокоило, этот его чемодан. Вернется. Это хорошо. Для меня самой это было совершенно неожиданно.
Полюшко уехал в очередной раз. Я сидела на кухне.
Все такие умные, образованные, а я ну ничегошеньки понять не могу. Все со мной как с ребенком. Или как с дурочкой. От Полюшка я вообще не ждала ничего подобного, вот ведь как бывает. Взяла Кусти на руки и сижу. Митька пришел чайку попить. Я его спрашиваю:
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- В Эрмитаж! - Малькольм Брэдбери - Современная проза
- Липовая жена - Рубина Дина Ильинична - Современная проза
- Призраки Лексингтона (сборник) - Харуки Мураками - Современная проза
- Вывеска - Дина Рубина - Современная проза
- Итак, продолжаем! - Дина Рубина - Современная проза
- Пинбол-1973 - Харуки Мураками - Современная проза
- Вторжение - Гритт Марго - Современная проза