Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судьба группы Ивана Иосифовича Копенкина сложилась трагически. Недалеко от Изюма измученные и израненные партизаны остановились немного отдохнуть. Они расположились в саду на окраине хутора Рогалики.
Вскоре к ним подошли люди в красноармейской одежде. Переговорить с ними вышли помначштаба Михаил Кузь и Дмитрий Денисенко.
— Вы кто такие? — спросил Денисенко.
— Партизаны.
— Из какого отряда?
Те ответили.
— Что‑то не слыхали, чтобы здесь действовал такой отряд.
Подошла еще группа «красноармейцев».
— А вы? — спросил Кузь.
— Ищем партизан, — послышался ответ. — Отстали от своих и хотели бы к вам.
Но это были не партизаны и не красноармейцы, а разведчики крупного карательного отряда. Они окружили плотным кольцом хутор. Вспыхнул неравный бой. Патронов у партизан не было. Раненый Копенкин с товарищами попал в плен.
В Барвенковском лагере военнопленных Копенкина и его товарищей держали под особым наблюдением. Попытка бежать не удалась.
По одному их начали вызывать на допрос. Пыткам не было конца.
Когда к гестаповцам привели Сергея Хуринова, он увидел на полу, в луже крови, Копенкина.
Гестаповец спросил у Хуринова:
— Это Копенкин? Герой Союза?«Он убил нашего командира под хутором Новый Миргород. А что он сделал в Малой Обуховке? Нам все известно!
Сергей Хуринов молчал.
Так погиб партизанский командир Иван Копенкин. А через несколько дней палачи Барвенковского лагеря военнопленных казнили Сергея Хуринова, Михаила Кузя, Дмитрия Денисенко и других товарищей–партизан…
Группа бойцов–партизан и командиров отряда имени Буденного вышла из вражеского окружения, соединилась с частями нашей армии, с Украинским штабом партизанского движения.
И где бы ни были боевые побратимы одного из первых и талантливых партизанских командиров Великой Отечественной войны Ивана Иосифовича Копенкина, всюду и везде он был для них символом мужества, стойкости и беспредельной верности Родине.
П. Лидов
ТАНЯ
В первых числах декабря 1941 года в Петрищеве, близ города Вереи, немцы казнили восемнадцатилетнюю комсомолку–москвичку, назвавшую себя Татьяной.
То было в дни наибольшей опасности для Москвы. Дачные места за Голицыном и Сходней стали местами боев. Москва отбирала добровольцев–смельчаков и посылала их через фронт для помощи партизанским отрядам в их борьбе с противником в тылу.
Вот тогда в Петрищеве кто‑то перерезал все провода германского полевого телефона, а вскоре была уничтожена конюшня немецкой воинской части и в ней семнадцать лошадей. На следующий вечер партизан был пойман.
Из рассказов солдат петрищевские колхозники узнали обстоятельства поимки партизана. Он пробрался к важному военному объекту. На нем была шапка, меховая куртка, стеганые ватные штаны, валенки, а через плечо — сумка. Подойдя к объекту, человек сунул за пазуху наган, который держал в руке, достал из сумки бутылку с бензином, полил из нее и потом нагнулся, чтобы чиркнуть спичкой.
В этот момент часовой подкрался к нему и обхватил сзади руками. Партизану удалось оттолкнуть немца и выхватить револьвер, но выстрелить он не успел. Солдат выбил у него из рук оружие и поднял тревогу.
Партизан был отведен в избу, где жили офицеры, и тут только разглядели, что это девушка, совсем юная, высокая, стройная, с большими темными глазами и темными стрижеными, зачесанными наверх волосами.
Хозяевам дома было приказано выйти в кухню, но все-таки они слышали, как офицер задавал Татьяне вопросы, и как та быстро, без запинки отвечала: «нет», «не знаю», «не скажу», «нет», и как потом в воздухе засвистели ремни, и как стегали они по телу. Через несколько минут молоденький офицерик выскочил оттуда в кухню, уткнул голову в ладони и просидел так до конца допроса, зажмурив глаза и заткнув уши.
Хозяева насчитали двести ударов, но Татьяна не издала ни одного звука. А после опять отвечала: «нет», «нескажу», только голос ее звучал глуше, чем прежде.
После допроса Татьяну повели в избу Василия Александровича Кулика. На ней уже не было ни валенок, ни шапки, ни теплой одежды. Она шла под конвоем в одной сорочке, в трусиках, ступая по снегу босыми ногами.
Когда ее ввели в дом, хозяева при свете лампы увидели на лбу у нее большое иссиня–черное пятно и ссадины на ногах и руках. Руки девушки были связаны сзади веревкой. Губы ее были искусаны в кровь и вздулись. Наверно, она кусала их, когда побоями от нее хотели добиться признания.
Она села на лавку. Немецкий часовой стоял у двери. С ним был еще один солдат. Василий и Прасковья Кулик, лежа на печи, наблюдали за арестованной. Она сидела спокойно и неподвижно, потом попросила пить. Василий Кулик спустился с печи, подошел было к кадушке с водой, но часовой оттолкнул его.
— Тоже хочешь палок? — злобно спросил он.
Солдаты, жившие в избе, окружили девушку и громко потешались над ней. Одни шпыняли ее кулаками, другие подносили к подбородку зажженные спички, а кто‑то провел по ее спине пилой.
Натешившись, солдаты ушли спать. Часовой вскинул винтовку на изготовку и велел Татьяне подняться и выйти из дому. Он шел позади нее вдоль по улице, почти вплотную приставив штык к ее спине. Потом он крикнул: «Цурюк!» — и повел девушку в обратную сторону. Босая, в одном белье, ходила она по снегу до тех пор, пока ее мучитель сам не продрог и не решил, что пора вернуться под теплый кров.
Этот часовой караулил Татьяну с десяти вечера до двух часов ночи и через каждые полчаса — час выводил ее на улицу на пятнадцать — двадцать минут. Наконец изверг сменился. На пост встал новый часовой. Несчастной разрешили прилечь на лавку.
Улучив минуту, Прасковья Кулик заговорила с Татьяной.
— Ты чья будешь? — спросила она.
— А вам зачем это?
— Сама‑то откуда?
— Я из Москвы.
— Родители есть?
Девушка не ответила. Она пролежала до утра без движения, ничего не сказав более и даже не застонав, хотя ноги ее были отморожены и не могли не причинять боли.
Никто не знает, спала она в эту ночь или нет и о чем думала она, окруженная злыми врагами.
Поутру солдаты начали строить посреди деревни виселицу.
Прасковья снова заговорила с девушкой:
— Позавчера это ты была?
— Я… Немцы сгорели?
— Нет.
-— Жаль. А что сгорело?
— Кони ихние сгорели. Сказывают, оружие сгорело…
В десять часов утра пришли офицеры. Старший из них по–русски спросил Татьяну:
— Скажите, кто вы?
Татьяна не ответила…
Продолжения допроса хозяева уже не слышали: им велели выйти из комнаты и впустили обратно, когда допрос был уже окончен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- И.П.Павлов PRO ET CONTRA - Иван Павлов - Биографии и Мемуары
- Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Танки и люди. Дневник главного конструктора - Александр Морозов - Биографии и Мемуары
- Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы - Павел Полян - Биографии и Мемуары
- Морской Чёрт - Феликс Люкнер - Биографии и Мемуары
- Петр Великий и его время - Виктор Иванович Буганов - Биографии и Мемуары / История
- Ганнибал у ворот! - Ганнибал Барка - Биографии и Мемуары