4.2
О том, как хорошо и безопасно было в пуховике, я поняла с опозданием. Моя зимняя броня отправилась в шкаф, и за главного остался домашний костюм с оленем на груди.
Вряд ли другие девушки, которых Никита приводил в дом, баловали его такой экзотикой. Скорее всего, на них были вечерние платья, шелковые пеньюары и кружевное белье. Но бежать за платье или надевать под оленью морду красивое белье было уже поздно.
- Извини, я не ожидала, что электричество отключится, и тебе придется меня спасать.
Стараясь хоть как-то скрыть нелепый рогатый принт, я обхватила себя руками, но Никита больше не смеялся и даже не улыбался.
- Милый олененок. Если парадный костюм с Санта Клаусом, то я прямо сейчас готов отправиться за ним к соседям.
Надежда, что мой жуткий наряд остался незамеченным, вспыхнула ярким факелом и тут же разлетелась пеплом по комнате.
- Нет, с Сантой нет. Но я могу сходить за чем-нибудь поприличнее.
Щеки уже жгло от румянца. Вероятно, я не замерзла бы даже без пуховика. Но проверить на практике мне не дали.
Только я дернулась в сторону двери, Никита ловко перехватил за руку и вернул в кресло.
- Прости. Я все же последний дурак. – Хлопнул он себя ладонью по лбу. – Не подумал, буду исправляться.
О чем не подумал, у меня не было ни одной догадки. Впрочем, что исправлять, я тоже не понимала.
К сожалению, Мистер Загадка разъяснять не спешил. Упершись руками в подлокотники кресла, он коршуном навис надо мной.
- Никакой другой костюм не нужен, - произнес медленно, спокойно. – Санта отстой. Мне очень нравится этот, но если для сна хочешь переодеться, могу дать одну из своих маек. Тебе она будет как платье.
Предложение было щедрым. Я даже на мгновение представила себя в его белье на голое тело, и по коже табуном забегали мурашки.
- А можно без майки? - голос предательский сел. - В костюме будет удобно. Правда!
Словно он каждый день десятками раздаёт свою одежду, Никита пожал плечами.
- Как хочешь. Что насчет еды? - Оглянулся в сторону кухни. – Могу предложить ужин. Только он немного остыл. Придется разогреть.
- Нам не обязательно повторять весь сюжет сказки про медведей.
Смелость возвращалась ко мне по чуть-чуть, короткими вспышками, будто кто-то прочно держал её за горло и лишь иногда позволял сделать вдох.
- Уверена?
- Уже ночь, и поужинать я успела до аварии на подстанции.
- А десерт? Там вроде что-то было.
- Мм...
Изобразив, что хочу посмотреть, я наклонилась вперед. Но Никита не отодвинулся ни на сантиметр. Словно все еще не доверял, держал в ловушке между спинкой кресла и своей грудью. Ни о каком сладком в этом капкане и думать не получалось.
- Нет, спасибо.
Рот заполнился слюной. Но желудок молчал. Он совсем не интересовался никакой едой. И лишь губы зудели, словно требовали чего-то.
- Хорошо. А что там по сюжету у медведей было дальше?
Никита спросил с улыбкой. Даже, наконец, убрал руки.
Мне, наверное, нужно было так же ответить – легко, без всяких задних мыслей.
Однако с губ сам собой сорвался правильный ответ.
- Потом были кровати.
Это было фиаско.
Катастрофа.
Позор.
Не знаю, как кресло не задымилось подо мной после этих слов. Казалось, запах гари я все же почувствовала.
Но Никита больше не нависал и не приближался. Тряхнув головой, словно прогонял какие-то мысли, он отступил на шаг и невесело произнес:
- М-да... Не самая удачная сказка. Медвежья драма какая-то.
- Да...
Впервые за вечер я пожалела, что генератор в соседском доме работал так качественно. Еще одно небольшое отключение мне сейчас было просто необходимо.
Хотя бы минут на пять... а лучше на десять! Чтобы щеки перестали гореть, и тело не бросало то в дрожь, то в жар.
Ума не приложу, как бы я выкручивалась. Но Никита спас снова.
- Расскажи лучше, как ты вместо художественного вуза докатилась до медицинского? - бросил он, подойдя к камину. И пока я собиралась с мыслями, принялся неспешно укладывать дрова и разводить огонь.
***
Разговор об учёбе успокоил нервы лучше всякого лекарства. Я так и не поняла, было ли это профессиональное умение или врожденный талант, но Никита оказался замечательным собеседником.
Он не смеялся с моих страхов, искренне восхищался успехами и порой даже делился историями из своего студенческого прошлого.
Это была словно такая игра. Никто не подступал к границам личной жизни. Не спорил. И не учил другого.
- От меня отвязались с фортепиано, и за это я обещала больше не рисовать.
- Разве художник в семье это так плохо?
- Если сразу не Рембрандт, то и позориться нет смысла.
- А в меде сразу не обязательно становиться Пироговым или Склифосовским?
- Не знаю. Наверное, врач в семье - это престижно. Я на радостях не стала уточнять.
- И как после холстов с красками тебе все эти болезни, анализы и человеческие потроха?
- Мне нравится. - Сдержать смех было невозможно. - Особенно потроха. И живые и не очень. Это тоже в каком-то смысле искусство. Только создатель абсолютный гений.
- Нет... мне не понять. Я с детского сада так сильно хотел стать юристом, что родители успели свыкнуться с этой мыслью.
- Ну а как же суды, прокуратура? Это, наверное, интереснее, чем работа адвоката?
- Судов у меня и так хватает. А прокуратура... - теперь смеялся Никита. - Вот тебе нравятся потроха, а мне хватило одного похода в морг.
- Великий адвокат Лаевский боится трупов?
Я готова была визжать от такого открытия.
- Хуже! Достаточно крови. Меня, между прочим, еле откачали. Думали, что так в морге и останусь. Клиентом.
- Боже! Я хотела бы это увидеть!
- Нет-нет! На бис не исполняю. Даже ради симпатичных соседских девочек.
- Я бы взяла тебя за руку... - После неожиданного комплимента крылья за спиной расправились. Никакая сила тяжести больше не держала.
