Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Народный язык поддержало и общество. С усилением национальной самоидентификации в конце XVIII века в мире начало распространяться мнение, что люди должны не только дома, но и в обществе говорить на родном языке, получать образование на этом языке, читать и писать на нём. Прозаики, драматурги, поэты, учёные стали интересоваться национальной культурой, проявлять интерес к устному народному творчеству, способствовали развитию национального языка, популяризировали национальную историю. Не только культура влияла на нацию, но и нация влияла на культуру: национальные элементы стали появляться в народных сказках, архитектурном стиле, одежде. Иногда какой-то один говор начинал завоёвывать всё большую территорию своих носителей, в другом случае в новый национальный язык интегрировалось несколько диалектов, которые имели большой трансэтнический языковой «общий знаменатель».
Нация создавала свой язык, язык интегрировал этносы в нацию. Бытует даже мнение, что язык является главным объединяющим признаком нации. На первый взгляд, это именно так, потому что без языка не может быть ни единой культуры, ни единого хозяйства – от быта до производства. Понимать друг друга без переводчика – не в этом ли основная черта принадлежности людей к одной нации, риторически вопрошают те, кто придаёт языку исключительное значение. Именно они приводят хрестоматийные слова основоположника языкознания, немца Вильгельма фон Гумбольдта (Wilhelm von Humboldt, 1767 – 1835) о том, что язык является «душой нации»8. Ведь действительно: место проживания нации, её религия, государственное устройство, законы и обычаи могут меняться, и только общий язык всегда существует в сознании нации. Именно язык сплавляет нацию в одно целое.
Этому трудно что-то противопоставить.
Но десятки «нетипичных» примеров заставляют нас задуматься, не упрощаем ли мы ситуацию, не пытаемся ли сложную социокультурную и политическую проблему свести к простой чёрно-белой схеме.
Если язык является определяющим нациесозидающим элементом, то как быть, если одна нация говорит на нескольких языках? Мы уже приводили пример Швейцарии, где есть четыре государственных языка. В США существует немало устойчивых групп населения, говорящих на языке, отличном от официального английского, однако считающих себя американцами. Что делать с австрийцами, которые говорят по-немецки, но (после кратковременного пребывания в гитлеровском «рейхе») не хотят считать себя немцами? Не все говорящие по-английски – англичане. На арабском общаются во многих странах, хотя в каждой из них люди считают себя отдельной нацией. Португальцы и бразильцы говорят на португальском, но это две разные нации. В Лихтенштейне официальным языком является немецкий, в быту местные жители говорят на алеманском диалекте немецкого, но попробуйте назвать местных жителей немцами. Китай говорит на двух «диалектах» – пекинском и кантонском, которые лингвистически удалены друг от друга больше, чем английский от немецкого. В Пакистане официальным языком урду пользуются лишь чуть более семи процентов населения, а «местным диалектом», «провинциальным языком» панджаби – почти половина населения. Сам же урду сродни хинди – государственному языку соседней Индии. Хинди, в свою очередь, понимают в Непале и Бангладеш. В Центральной и Южной Америке огромные территории говорят на испанском, но Куба, Венесуэла, Коста-Рика и Боливия никогда не признают, что они – одна нация, не говоря уже о каком-то родстве с европейскими испанцами. Некоторые французские диалекты ближе к итальянским говорам, чем к родному литературному французскому. Галисийский язык, на котором говорят в северо-западной Испании, и португальский, хотя и имеют общее происхождение, сейчас считаются разными языками. Но галисийцы – испанцы, а не португальцы. Разбросанные по всему миру евреи конца XIX века, задумав возродить Израиль, вообще не имели общего языка. Собравшись в «земле обетованной», все изучали новый для себя язык, а сам когда-то мёртвый иврит был возрождён и адаптирован как разговорная речь и письменный язык.
О каком же стержне, вокруг которого консолидируется нация, мы говорим? Что же такое язык, а что такое только диалект?
Во Франции временем рождения нации считается Великая французская революция. В 1789 году революционерами была принята «Декларация прав человека и гражданина», провозглашавшая, что «источником суверенной власти является нация; никакие учреждения, ни одно лицо не могут обладать властью, которая прямо не исходит от нации». Эта декларация была написана на языке, который не понимала основная масса населения страны. Если на севере Луары, за исключением Бретани и Фландрии, большинство могло её прочесть, то на юге её не понимал почти никто. Когда Декларация была опубликована, лишь незначительная часть жителей территории, которую мы называем Францией, считала себя французами. Тогда не было ещё ни общего языка, ни нации как таковой, но её именем уже провозглашался суверенитет. В чём дело?
А дело в том, что процессы рождения нации и выделения речи из множества диалектов, признание какого-то диалекта языком, к тому же официальным, главным языком страны – процесс не одного дня. Как вокруг рождения нации, так и вокруг рождения государственного языка всегда велись и по сей день ведутся сложные споры – в которых лингвисты играют лишь незначительную, заштатную роль. В вопросе о первичности нации или языка можно быть уверенным лишь в одном: рождение нации и рождение общего для этой нации языка происходит одновременно, параллельно – здесь нет ни первых, ни последних.
Выбор официального языка – всегда политическое решение. Во Франции после провозглашения высокопарной Декларации, о которой мы упомянули, права на свой язык были лишены, например, бретонцы – они должны были учиться разговаривать на северофранцузском диалекте, возведённом в ранг официального языка. А как иначе можно было создать общий язык? Есть свидетельства современников, которые утверждали, что в те времена один «француз» часто не понимал другого «француза», жившего «на расстоянии семи-восьми лье» – по-современному, за полсотни километров.
С другой стороны – где предел понятности языка? Какой объём понимания является истинным пониманием? Где в поле понимания проходит граница между пониманием и непониманием? Тем более что датчане, норвежцы и шведы – отдельные языки! – понимают друг друга, а некоторые немцы (баварцы, платтдойче…), если будут говорить исключительно на диалектах, никогда не поймут друг друга.
Когда голландцы получили политическую независимость, то одна из разновидностей нижнефранконского диалекта немецкого языка, на котором они говорили, стала отдельным языком. Все остальные языковые формы остались диалектами.
Характерен пример Норвегии. На протяжении веков здесь письменным языком был датский. Во время борьбы норвежцев за независимость от датского господства шла борьба и за «свой» язык. Независимая Норвегия первым делом письменно закрепила отличия местного говора от литературного датского. Сейчас лингвисты считают датский и норвежский разными языками – не по филологическим, а по политическим соображениям.
Язык всегда был игрушкой политиков. Часто для диалекта, который только стремится стать языком, чтобы отделить его от основного официального языка, принималась особая орфография, за счёт заимствований расширялась лексика. Так, различная орфография принята в близкородственных сербском и хорватском языках, а также в хинди (Индия) и урду (Пакистан). Во время «украинизации» Украины в 20-х годах прошлого века (проходившей под девизом «Прочь от Москвы!») из украинской лексики удалялись русские слова, которые заменялись чаще всего польскими или чешскими. Такой подход был признан большевиками «националистическим», и уже грамматика 1933 года снова «приблизила» украинский язык к русскому.
И наоборот: если есть на то политическая воля, то язык может официально объявляться диалектом – такое происходило часто там, где господствующая нация не хотела дать «языковой козырь» националистам. В XIX веке в школах Великобритании были запрещены валлийский (речь жителей Уэльса) и шотландский языки. Подавление языков меньшинств продолжается и в XXI веке: турки, например, запрещают курдский язык «как несуществующий», а самих курдов называют «горными турками», которые якобы забыли свой родной – турецкий! – язык.
В 20-х годах ХХ века в СССР молдавский язык, который считается специалистами идентичным румынскому, был переведён из политических соображений с (румынской) латыни на (распространённую в СССР) кириллицу. После провозглашения независимости Молдовы латинская графика была возвращена. Однако этот язык, теперь практически не отличающийся от румынского, продолжает называться молдавским. На территории автономной Приднестровской Молдавской республики государственным языком является также молдавский – но с кирилличной графикой.
- Генетическая бомба. Тайные сценарии наукоёмкого биотерроризма - Юрий Бобылов - Политика
- Смута на Руси: зарождение, течение, преодоление… - ВП СССР - Политика
- Вторая книга - Адольф Гитлер - Политика
- Чудо-оружие. Как американцы искали ядерные секреты Третьего рейха - Сэмюэль Абрахам Гоудсмит - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Крах мирового порядка - Юрген Граф - Политика
- Национальный манифест - Андрей Савельев - Политика
- Левая политика. Текущий момент. - Борис Кагарлицкий - Политика
- Россия против Запада. 1000-летняя война - Лев Вершинин - Политика
- Возвышение Китая наперекор логике стратегии - Эдвард Люттвак - Политика
- Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства - Олег Арин - Политика