Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда она уже начала думать, что никто не войдет, с полдюжины каких-то людей прошли мимо кондуктора, проверявшего билеты. Двое мужчин прошли в соседнее купе. Мисс Коллинз вздохнула с облегчением. Ей показалось, что у них чересчур жизнерадостный вид и что один из них не вполне твердо стоит на ногах. Оставались коренастая матрона с двумя детьми и женщина с маленькой стройной фигуркой в черном матерчатом жакете с меховым воротником, знававшим лучшие времена.
Семейство проследовало вслед за двумя мужчинами, а маленькая женщина в немодном жакете прошла дальше. Мисс Коллинз очень надеялась, что она подсядет к ней. Она даже приоткрыла дверь и позволила себе что-то вроде улыбки. И вот, одновременно с тем как поезд тронулся, дверь открылась и леди в черном вошла в купе и села в противоположном углу[6], после чего встретилась глазами с приветливым взглядом мисс Коллинз и услышала, как та сказала:
– О боже, вы едва не опоздали.
Вошедшей женщиной была мисс Мод Сильвер. По первой профессии она была гувернанткой и до сих пор походила на гувернантку, но вот уже немало лет в уголке ее аккуратного профессионального удостоверения значились слова «Частные расследования». Частью ее профессии являлась общительность. Своим профессиональным успехом она в немалой степени была обязана тому, что людям было удивительно легко с ней говорить. Она не отталкивала чопорностью, не настораживала многословными излияниями. Если существовала золотая середина между этими двумя крайностями, то можно было сказать, что она устойчиво ее придерживалась. Сейчас, мягко и дружелюбно, она заметила, что всегда очень досадно опоздать на поезд («но мои часы не в порядке, поэтому пришлось понадеяться на настенные часы в столовой племянницы, которые, боюсь, не вполне надежны, как она дала мне понять»).
Именно такое начало разговора мисс Коллинз, безусловно, не могла оставить без внимания.
– Вы гостили у племянницы? До чего приятно.
Мисс Сильвер покачала головой. На ней была довоенного образца черная фетровая шляпа, но с обновленной лентой, а букетик фиалок пережил только одну зиму.
– Не гостила. Я приезжала на ленч, и мне было бы очень жаль пропустить этот поезд, потому что я приглашена на чай в Лондоне.
Мисс Коллинз смотрела на нее с завистью. Ленч с племянницей, а затем приглашение на чай – как весело это звучало.
– До чего приятно, – повторила она. – Я часто думала, как хорошо иметь племянниц, которых можно навещать, но у нас в семье были только мы с сестрой и ни одна не вышла замуж.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Брак может быть очень счастливым, но может быть также очень несчастным.
– Но, должно быть, так приятно иметь племянниц. Не так ответственно, как иметь детей, если вы понимаете, что я хочу сказать, но достаточно, чтобы почувствовать, что у вас кто-то есть.
Улыбка мисс Сильвер была сдержанной. Если бы она навещала свою племянницу Этель Буркетт, то отреагировала бы гораздо сердечнее, но племянницу Глэдис она всегда была склонна считать избалованной и этот сегодняшний визит никак не изменил ее мнения. Более молодая, чем Этель, и гораздо более хорошенькая, Глэдис оказалась также значительно состоятельней, будучи замужем за вдовцом вдвое старше ее, с изрядной практикой в качестве адвоката. Мисс Сильвер не могла, конечно, сказать это постороннему человеку, но в глубине души она считала Глэдис не намного надежнее, чем часы в ее столовой. И Глэдис также позволяла себе относиться покровительственно к Этель и ее мужу, который был всего лишь банковским служащим, и к ее детям, к которым мисс Сильвер глубоко привязалась. Вместо объяснений она открыла свою сумку и вынула оттуда толстый серый чулок, который вязала для Джонни Буркетта.
– Конечно, – сказала мисс Коллинз, – растить детей – это большая ответственность; неважно, родственники они тебе или нет. Мы с сестрой воспитывали одну маленькую девочку, и, будь она жива, я могла бы ездить ее навещать – почти как если бы она была моей племянницей.
Мисс Сильвер выказала сдержанное сочувствие.
– Она умерла?
– Думаю, что да. – В тоне мисс Коллинз сквозила неуверенность. Скулы ее немного порозовели. – Видите ли, у нас с сестрой был очень изысканный маленький бизнес. Я до сих пор им владею – магазин для рукоделия, а также игрушки и календари на Рождество. У нас был свой дом, и когда наша мать умерла, мы стали сдавать первый этаж – очень милым тихим людям с маленькой девочкой лет трех-четырех, никаких хлопот с ними. Мы полюбили этого ребенка – знаете, как это бывает. И когда миссис Джойс умерла – ну что нам было делать? Мы не могли выставить бедного мистера Джойса вон – он был совсем сломлен горем. И дошло до того, что мы, можно сказать, стали растить Энни. Я полагаю, люди, конечно, толковали, но Кэрри была изрядно старше меня и, в конце концов, ну надо же быть человечными, не так ли? Ведь никто из его благородных родственников не побеспокоился о нем, когда он остался в таком положении.
Спицы мисс Сильвер звякали друг о дружку, чулок быстро крутился туда-сюда. Взгляд ее выражал внимание. Когда мисс Коллинз умолкла, то получила сочувственно-поощрительное:
– В самом деле?
– Ни разу его не навестили, – с чувством произнесла Нелли Коллинз. – Он вечно говорил о них, потому что, видите ли, если бы его отец честно поступил с его матерью, мистер Джойс был бы баронетом с прекрасным состоянием, а не клерком в транспортной конторе, и, казалось бы, те, кто занял его место, должны были бы проявить хоть каплю участия – но нет, только не они. Двенадцать лет он занимал наш первый этаж, и – хотите верьте, хотите нет – никто ни разу к нему не приехал: родственники, я имею в виду – до самого его последнего вздоха.
– А после его смерти кто-то приехал?
Мисс Коллинз утвердительно тряхнула головой.
– Она назвалась двоюродной сестрой.
Мисс Сильвер опять слегка кашлянула.
– Мисс Тереза Джослин, я полагаю.
– О! – воскликнула мисс Коллинз несколько растерянно. – О! Я ничего не сказала… я уверена, что даже не помышляла…
Мисс Сильвер улыбнулась.
– Вы упомянули имя Джойс и назвали имя Энни. Вы должны меня простить, если я не смогла удержаться и сложила два и два. Газеты много писали о возвращении леди Джослин, после того как ее оплакивали в течение трех с половиной лет, и о том факте, что особа, похороненная под ее именем, была незаконной родственницей семьи по имени Энни Джойс, удочеренной Терезой Джослин.
Мисс Коллинз была совершенно ошеломлена.
– Я уверена, что никогда бы не сказала ни слова, если бы только думала… Имя, должно быть, просто вырвалось у меня непроизвольно. Я бы ни за что не раскрыла тайну – после того как дала слово и все такое!
– После того как дали слово?
Мисс Коллинз кивнула.
– Джентльмену, который позвонил мне и назначил встречу с леди Джослин. Он не назвался, и я спрашивала себя, не был ли это сэр Филипп – потому что, конечно, мы читаем о баронетах, но я никогда ни с одним из них не разговаривала, если только сейчас это был не он.
Мисс Сильвер слушала с большим вниманием.
– Прошу вас, что он сказал?
– Понимаете, я написала леди Джослин… надеюсь, это не кажется вам навязчивым с моей стороны…
– Я уверена, что вы никогда бы не позволили себе быть навязчивой.
Мисс Коллинз благодарно кивнула.
– Ну, я подумала, что имею право. После того как вырастила Энни.
– Что он сказал?
– Я написала ей, сказала, кто я такая, и попросила разрешения приехать и повидаться с ней, чтобы услышать что-нибудь о бедной Энни, и, конечно, я ждала ответа и гадала, что она ответит. А потом позвонил тот джентльмен. Когда моя сестра болела, я поставила в доме телефон, и та леди, что живет теперь на первом этаже, платит за него половину, так что это не так уж дорого, и с тех пор как умерла Кэрри, я не была так уж одинока, зная, что можно позвонить друзьям, если захочется. Поэтому я написала вверху письма телефонный номер, и он позвонил мне, как я уже сказала. Но он не называл никаких имен – только сказал, что леди Джослин со мной увидится и не могу ли я приехать на вокзал Ватерлоо без четверти четыре и держать в левой руке газету, чтобы он меня узнал.
Газета лежала аккуратно сложенная рядом с ней. Глаза мисс Сильвер на миг обратились к ней, а затем вернулись к мисс Коллинз. В них было написано самое благодарное внимание.
– Конечно, как я ему сказала, это совершенно излишне, потому что если леди Джослин настолько похожа на бедную Энни, что сэр Филипп не мог отличить одну от другой, то я узнаю ее в первый же момент, как только увижу. А он сказал: «О, в самом деле?» – а я ответила: «Разумеется, узнаю, потому что в одной из газет был портрет леди Джослин и я бы узнала ее где угодно». Из-за схожести с Энни, понимаете ли, – те же самые черты лица, а это такая вещь, которая не меняется. С того самого времени, как я стала о ней заботиться, когда ей было пять лет, у Энни были эти самые черты. Вы знаете, некоторые маленькие девочки сильно меняются: в один год они толстенькие, на другой – похудеют, так что их с трудом можно узнать, но не Энни – у нее были характерные черты лица, а черты не меняются. И у леди Джослин такие же. Поэтому я сказала тому джентльмену: «Хорошо, я буду держать газету, хотя в этом нет необходимости, потому что я узнаю ее повсюду».
- Воскресшая душа - Александр Красницкий - Детектив
- Воскресшая жертва - Вера Каспари - Детектив
- Анна, где ты? - Вентворт Патриция - Детектив
- Дело закрыто - Патриция Вентворт - Детектив
- Кофе с молоком - Лана Балашина - Детектив
- Полчаса ада - Рэй Брэдбери - Детектив
- За полчаса до предательства - Елена Балышева - Детектив
- Не оборачивайся - Мишель Ганьон - Детектив
- Когда звезды чернеют - Пола Маклейн - Детектив / Триллер
- Мерцание во тьме - Стейси Уиллингхэм - Детектив