Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В определенной степени Кропоткина также могла беспокоить синдикалистская вера в «сознательное меньшинство», в задачу которого входило разжигать энтузиазм вялого большинства. Идея революционного авангарда – пусть даже он состоял исключительно из работников физического труда – отдавала якобинством, которое было предметом ненависти для Кропоткина и слишком напоминала элитарную теорию большевизма, которую в то время разрабатывал Ленин.
Было опасно слишком полагаться на рабочие союзы и в силу другой причины: они могли найти общий язык с буржуазным миром или, что еще хуже, пасть жертвой амбициозных социалистов-интеллектуалов. Следовательно, самой умной политикой было бы создать чисто анархистские союзы или присоединиться к непартийным союзам – с намерением привлечь их к анархизму. В любом случае анархисты должны держаться в стороне от всех объединений, которые уже приняли социалистическую платформу.
Язвительный спор об отношениях между анархизмом и синдикализмом, конечно, затронул и Россию. Мало того – он вообще угрожал расколоть анархистское движение во всей Европе на два враждебных лагеря. Этот вопрос рассматривался руководством Международного конгресса анархистов, который состоялся летом 1907 года в Амстердаме[13]. Собравшиеся услышали оживленные дебаты между Пьером Монатте, молодым французским приверженцем революционного синдикализма, и убежденным итальянским анархо-коммунистом Эррико Малатестой. Монатте выражал экстремистскую интерпретацию места рабочего класса в мире. Ссылаясь на Амьенскую хартию, краткое изложение позиции синдикалистов, принятую ГКТ в предыдущем году, он возлагал на профсоюзы задачу преобразования буржуазного мира в рай для рабочих. Рабочие союзы, завершив борьбу по свержению капитализма и государства, возьмут на себя роль фаланг, передовых отрядов социального переустройства мира, унаследованного промышленными рабочими.
В своем красноречивом возражении Малатеста недвусмысленно намекнул, что синдикалистское внимание к пролетариату сильно отдает узколобым марксизмом. «Фундаментальная ошибка Монатте и всех революционных синдикалистов, – заявил он, – по моему мнению, заключается в чрезмерном упрощении концепции классовой борьбы». Малатеста напомнил своей аудитории, что они первым делом и прежде всего являются анархистами. И в таковом качестве их целью является эмансипация всего человечества, а не какого-то одного класса. Борьба за его освобождение – это дело миллионов «униженных и оскорбленных» из всех областей жизни.
Глупо считать всеобщую забастовку какой-то панацеей, продолжил Малатеста, устраняющей необходимость в вооруженном восстании всех угнетенных и подавленных. Буржуазия накопила большие запасы продовольствия и всего необходимого, а пролетариат, чтобы выжить, вынужден рассчитывать лишь на свой труд. Так каким образом пролетарии, сложившие оружие, могут надеяться поставить буржуазию на колени? Малатеста предостерег делегатов – им необходимо отказаться от наивного представления, будто рабочее движение само по себе наделит рабочий класс необыкновенной силой. Он предостерег их против участия в союзах, зараженных влиянием социалистов-политиканов, а также посоветовал не терять представления о конечной цели – создании бесклассового общества.
Опасаясь, что синдикализм может утонуть в болоте реформизма тред-юнионистов и бюрократизма, Малатеста предупредил своих товарищей-анархистов, что они не должны становиться чиновниками в союзах. Если же они пропустят этот совет мимо ушей, значит, преследуют собственные корыстные интересы, а дальше – «Прощай, анархизм!». Полтора года спустя сторонники Малатесты полностью отбросили убеждение, что тред-юнионы могут стать базовыми ячейками нового общества; как «отростки капиталистической системы», они обречены на уничтожение социальной революцией.
Среди многих выходцев из России, разделявших антисиндикалистские взгляды Малатесты, были и критики, и самым язвительным из них был Абрам Соломонович Гроссман, чернознаменец, известный в анархистском движении как Александр. Бывший эсер, Гроссман перед революцией 1905 года провел в тюрьме два года. После освобождения он уехал в Париж, где стал постоянным автором анархистского журнала «Буревестник». Под своими работами он ставил подпись «А» (скорее всего, от Александр).
В 1907 году Гроссман вернулся в Россию и стал руководителем боевой организации анархо-коммунистов в Екатеринославе. В феврале следующего года он был застигнут жандармами на Киевском вокзале и застрелен, оказав сопротивление аресту.
В серии статей, опубликованных в «Буревестнике» в 1906–1907 годах, Гроссман беспощадно нападал на позиции синдикалистов. Он утверждал, что хлебовольцы находятся под влиянием французского рабочего движения и ложно сравнивают синдикализм с анархизмом. Французский синдикализм, настаивал он, был «специфическим продуктом специфических французских условий» и часто не мог быть применим к революционной ситуации в России. Вместо того чтобы готовиться к социальной революции, писал Гроссман, лидеры профсоюзов, похоже, гораздо более заинтересованы в частичных реформах; рабочие союзы отбросили свои революционные обязанности и стали этакими консервативными инструментами «для взаимного приспособления друг к другу миров пролетариата и буржуазии». «Все реформы,– заявил Гроссман, – все частичные улучшения несут в себе угрозу революционному духу трудящихся масс, содержат микробы политического соблазна».
России нужен не солидный и законопослушный тип рабочего движения, характерный для западных стран, заявил он, а «прямые революционные действия». Французские синдикалисты ведут бесконечные разговоры о всеобщей забастовке, но «суть революции – не забастовка, а массовая экспроприация». Доктрина синдикализма, продолжал Гроссман, полна «поэзии» и «легенд», самая яркая из которых описывает «сияющие перспективы» рабочих союзов в будущем мире, свободном от рабства. По всей видимости, синдикалисты забыли, что холокост анархистов уничтожит существующую социальную структуру со всеми ее организациями – и тред-юнионы не составят исключения. «Сила анархизма, – подвел итог Гроссман, – кроется в его тотальном и радикальном отрицании всех основ существующей системы».
После безвременной смерти брата Иуда Соломонович Гроссман (он же Рощин) подхватил знамя антисиндикализма. Публикуясь в женевском журнале «Бунтарь» – он же был и его редактором, – Рощин обвинял русских синдикалистов, находящихся в эмиграции в Западной Европе в том, что они утратили представление о насущных нуждах русского рабочего движения. Их требования более высокой заработной платы и более короткого рабочего дня, говорил он, отвечали нуждам только организованной части квалифицированных рабочих, полностью отбрасывая обязательства перед люмпен-пролетариатом, бродягами, неквалифицированными и безработными. Игнорировать отщепенцев общества было, с точки зрения Рощина, уничтожением солидарности угнетенного большинства.
Антисиндикалисты в критике своих противников не заходили так далеко, как братья Гроссман. Более сдержанный подход был свойствен молодому анархо-коммунисту Герману Карловичу Аскарову (Якобсону) в серии статей, появившихся в 1907–1909 годах в «Анархисте», журнале, который издавался сначала в Женеве, а затем в Париже. Выступая под псевдонимом Оскар Буррит, Аскаров проводил резкое различие между реформистскими тред-юнионами (профсоюзы) Англии и Германии и революционными синдикатами во Франции. Если первые были нацелены на «слияние труда и капитала», говорил он, то последние поддерживали радикальные традиции I Интернационала.
Синдикатам было чуждо эгоистическое стремление заниматься улучшением судьбы только своих членов, их конечной целью было полное разрушение государства и частной собственности, для чего они готовы были пустить в ход свое главное оружие – всеобщую забастовку. Тем не менее, как говорит Аскаров, синдикаты повторяют ту же ошибку, которая раньше решила судьбу I Интернационала. Открыв свои ряды перед рабочим людом всех цветов политического спектра, вместо того чтобы беречь цельность и однородность анархизма, они были вынуждены заниматься политиканствующими махинациями и словоблудием профсоюзных чиновников. По мнению Аскарова, тред-юнионизм в любой форме таит в себе зародыши авторитарного централизма. Поэтому он побуждал своих коллег-анархистов остерегаться «красноречивых ораторов» из марксистских партий и полагаться только на «силу и мощь, проистекающие из жизни рабочего класса». Организовывайте подпольные анархистские союзы, говорил он им, и «объявляйте безжалостную войну против властей, которую будете вести всегда и всюду».
Хотя споры между синдикалистами и антисиндикалистами продолжались более десятилетия, было ясно, что расцвет терроризма прошел. По мере того как репрессии правительства против террористов набирали силу, необходимость в организации и дисциплине становилась до боли отчетливой. Последствия революции быстро дали понять, что пора переходить от романтизма террористических действий к прагматической стратегии массовых акций.
- Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века - Руслан Скрынников - История
- Карл Великий: реалии и мифы - Олег Валентинович Ауров - История
- Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй половины ХХ столетия - Б. Г. Якеменко - Военная документалистика / История
- История экономической мысли - Галина Гукасьян - История
- Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций - Владимир Трут - История
- Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.) - Леонид Васильев - История
- 1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций - Димитрий Олегович Чураков - История
- Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - Александр Федорович Смирнов - История / Юриспруденция
- Анти-Стариков-2. Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России? - Петр Балаев - История
- Международные отношения в Новое время (1789-1871 гг.) - Андрей Тихомиров - Историческая проза / История / Юриспруденция