Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога у нас в городе была когда-то. Построили её ещё при царе Николае Первом, который был, как писалось в советских учебниках по истории, «реакционером, мракобесом и врагом прогресса». Но именно этот «враг прогресса и мракобес» решил объединить все города огромной России железной дорогой без ожидания нового века и года с нулями на конце. Видимо, понимал, что работа предстояла не на одну пятилетку. С быстротой фельдъегерской службы и государевой почты не могла сравниться ни одна другая тогдашняя форма связи в мире! Именно при Николае Павловиче усадьбы, деревни и посёлки нашей окрестности решили объединить в один населённый пункт, и сделать это могла только дорога. Она это и сделала, сама обросла новыми кварталами, и образовался довольно-таки большой по тем временам узел жизни. Дорогу со временем назвали Мировым проспектом. Название как-то само собой придумалось, ведь проспект связал мир воедино.
Он вытянулся на целую версту и сто саженей от железнодорожной станции «до самых до окраин» города. Был он сделан по всем правилам тогдашнего дорожного строительства: его вымостили булыжником. Фрагменты такого мощения можно видеть на входе в Петропавловскую крепость. Такие дороги до сих пор можно обнаружить во многих провинциальных городках. В нашем городе их несколько. И все они имеют общий признак: посередине между боковыми колеями, где два века ездили колёса карет, повозок, тракторов, автомобилей и прочих видов транспорта, вырос гребень из-за многолетнего вдавливания почвы по краям. Ведь никто в эпоху Пушкина и Гоголя даже не предполагал, что когда-нибудь по этим вымощенным дорогам будут ходить многотонные грузовики и машины, везущие стройматериалы для возведения новых районов города. Другие мощёные улицы нашего города были тихими и маленькими, а что касается Мирового проспекта, то ему в этом плане «досталось» больше всех, раз он единственный связывал удалённые друг от друга районы. На нём от такой нагрузки огромные булыжники выворачивались из земли, а гребень местами сделался так высок, что машины задевали его брюхом и даже переворачивались, если заезжали на него. Некоторые виртуозы от вождения умудрялись ехать по этому гребню на одной стороне колёс, а другой упираться в обочину, рискуя соскочить в канаву. Это было похоже на трюки каскадёров, что не могло не восхищать школьников, которые ватагами ходили на учёбу и домой по этой же разбитой дороге.
Ещё со школы помню эту проблему, когда приходилось скакать через выбоины и лужи. Мировой проспект имел растерзанный вид уже тогда. Мы настолько к этому привыкли, и даже не понимали, что это не нормально, когда дорога в таком состоянии. Местами она становилась узкой из-за размывов, особенно после весенних паводков, где наша своенравная река подходила близко, так что автомобили переворачивались-таки в канаву. Так однажды, ещё в конце семидесятых годов туда опрокинулся какой-то важный партийный чиновник из области. Его водитель решил отличиться перед начальством, показать класс автородео, так сказать, а получилось наоборот. Обыватель этого водителя расцеловать был готов и даже памятник на месте кувырка поставить на добровольно собранные взносы! Ведь именно после этого где-то там наверху решили асфальтировать наш Мировой проспект. Что это, в самом деле, за проспект без асфальта? В двадцатом-то веке, когда наши космические корабли, панимашь, бороздят просторы Вселенной!..
Асфальтировали его три года. Сначала богато усыпали щебёнкой, и прохожие изорвали на ней ни одну пару дефицитной тогда обуви. А уж в гололёд по ней ходить было вообще зашибись! Если кто падал, то увозили в районную хирургию зашивать и переломы собирать. Люди получали такие страшные раны, что врачи вызывали милицию, как положено, если медицинский работник столкнулся с ножевым или ещё каким колото-резанным ранением. Один прохожий даже инвалидность получил. Он так разорвал себе бок при падении, что хирурги спросили прямо: «Вас что, гранатой подорвали? Будем сообщать в КГБ!». Чёрт его знает, видимо, куда-то в самом деле сообщили, потому что вскоре пошли проверки и обнаружилось: на строительстве дороги воруют прямо не по-советски! Поэтому строительство на время судебных разбирательств было приостановлено, а народ продолжал рвать о краеугольные камни щебня обувь, которую было трудно достать даже в Москве.
Но никто не роптал, потому что люди были приучены долго ждать своё светлое будущее, которое непременно должно наступить. У советских поэтов в стихах о каком-либо строительстве чаще всего использовались глаголы будущего времени:
Здесь ляжет дорога холстом тугим,Здесь будет колёсный путь,На просеках вольных ночлегов дымРазгонит ночную жуть.
А в форме прошедшего времени непременно описывались неимоверные тяготы неустроенной жизни, которых «достоин» только советский человек:
Нас били дожди. И тяжёлый знойНа нас надвигался днём;В холщовых палатках ночной поройМороз обжигал огнём…[4]
В настоящем же времени мы видим измученных рабочих, которые «под старою телегою лежат»:
Сидят в грязи рабочие, сидят, лучину жгут.Сливеют губы с холода, но губы шепчут в лад:«Через четыре года здесь БУДЕТ город-сад!»
«Сидят впотьмах рабочие, промокший хлеб жуют». В настоящем у советских людей имеется только такая ужасающая реальность, как синеющие от холода губы, слабо горящая лучина, почему-то непременно мокрый хлеб, негодный к употреблению, который они не едят даже, а жуют. Чисто механически поглощают, чтобы хоть как-то продержаться и выжить «всем смертям назло» в этих невыносимых условиях бытия. Не едят с аппетитом, с радостью, а безучастно перемалывают цинготными челюстями какую-то грязь вместо еды. И грезят светлым будущим.
Здесь дом дадут хороший нам и ситный без пайка, аж за Байкал отброшенная попятится тайга…Рос шепоток рабочего над темью тучных стад, а дальше неразборчиво, лишь слышно – «город-сад».Я знаю – город будет, я знаю – саду цвесть, когда такие люди в стране в советской ЕСТЬ![5]
И этот сиплый шёпот рабочего человека похож на агонию умирающего, на предсмертный бред надорвавшегося человека, который ничего так и не увидел в настоящем. И пафосный вывод в конце словно бы узаконивает данное положение вещей. Город-сад будет, а для этого надо, чтобы в настоящем имелись такие люди. Надо, чтобы они постоянно были, а то светлое будущее не наступит.
Если кто и писал о тяготах настоящего времени, то непременно следовало их сравнить с условно плохим прошлым. Например, герой в рваных сапогах стоит по колено в жидкой грязи и оптимистично улыбается: «Зато при царях ещё страшней было». Или же надо было разъяснить недогадливой публике, во имя чего в настоящем они вынуждены влачить ужасное существование, и туманный образ города-сада, которого у нас никогда нет, потому что он всегда только будет, здесь подходит как нельзя кстати. А советских литераторов, писавших только в настоящем времени об имевших быть в настоящем времени неискоренимых безобразиях, называли упадочниками, антисоветчиками или просто сволочами, которые своими неверными грамматическими формами глагола мешают наступлению светлого будущего, мать их растуды! Они не понимали важности «политического момента», что у нас всё будет!.. Когда-нибудь. Не зря же мы столько лет в грязи жили. Или всё-таки зря?.. Несколько поколений советских людей сгнили в грязи с тупой верой, что будет здесь когда-нибудь что-то разумное и прекрасное. И жалко их, что они позволили убедить себя, что честный и работящий человек именно так и должен жить в нашей стране. Они откладывали свою жизнь на потом, как говорят «в долгий ящик». Пока до них не дошло, что этот долгий ящик не что иное, как гроб, в котором они совершенно добровольно похоронили свои лучшие годы, свои мечты. Свою жизнь. Они её откладывали «до лучших времён», которые так и не наступили. А жизнь тем временем взяла, да и закончилась. Потому что у неё свои законы, она идёт своим чередом и ей совершенно не интересно, что кто-то мечтал о городе-саде, а на деле весь земной срок потратил на то, что просидел в дерьме. Даже если он и проложил разрушенными от нечеловеческих нагрузок костями какую-то квёлую узкоколейку, которая в новом веке даром не нужна, никто даже имени его не вспомнит сегодня. Потому что обезличенность этих героев настолько велика, словно они не жили вовсе.
- Мама Юля. Мама, бабушка, прабабушка… - Алексей Шипицин - Русская современная проза
- Музыка – моя стихия (сборник) - Любовь Черенкова - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Собачья радость - Игорь Шабельников - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Неполоманная жизнь - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- 36 и 6 - Елена Манжела - Русская современная проза
- К израненной России. 1917—2017 - Альберт Савин - Русская современная проза
- Код 315 - Лидия Резник - Русская современная проза
- Обида, прощение, жизнь. Новелла о женщине - Дарья Третьякова - Русская современная проза