Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могилы стояли шокирующе густо. Тут, кстати, и под землей была та же теснота — много этажей с тесно составленными жильцами. Некоторые гробы стояли вертикально. Джиму Моррисону отвели места не больше, чем цирковому карлику. Прямоугольный камень, закрывавший всю миниатюрную могилу, цветом и фактурой мало чем отличался от куска бетона. Парни и девушки сидели вокруг на могилах, болтали, смеялись, пили пиво, благоговейно совали в щели надгробия свои записки, возлагали цветы. Это не было подстроено для съемки. Третьего июля сюда каждый год съезжались поклонники.
Зрелище этой молодежи, не забывшей Джима Моррисона спустя столько лет после его смерти, растрогало Рива до слез. Было тут и несколько его давних знакомых. Он со многими пообщался, перецеловал много щек и пожал много рук.
Позже он сказал в камеру:
— Я тут, на кладбище, обрел друзей. Дивное место, дивные люди. Что-то вроде клуба. Паломничество сюда я совершал раз десять, не меньше. Впервые пришел восемнадцатилетним. Принес спальный мешок и ночевал рядом с его могилой. В тот раз я написал свое имя в самом основании могильного камня, чуть раскопав землю. Хотел быть к нему ближе всех остальных. Теперешний камень — ужасный. А прежние разворовали по кусочкам на сувениры.
Затем Рив провел съемочную группу к месту погребения Оскара Уайльда.
— Вы только посмотрите!
Камера крупно взяла надпись на могильной плите. А Рив продекламировал самоэпитафию Оскара Уайльда:
И слезы незнакомцев давно разбитуюНаполнят чашу Состраданья:Восплачут об изгое отщепенцы,Которым плакать — до конца созданья.
— В пору и на могилу Джима! «Слезы незнакомцев»! Могуче сказано, да?
Вслед за этим зрители переносились в бар, где Джим имел привычку писать стихи. Знававший его бармен, образцовый усатый француз, флегматично-безмятежно мыл высокие стаканы. У стойки парижский журналист, мужчина под пятьдесят, распинался про то, как они с Моррисоном в этом баре вели долгие разговоры об экзистенциализме, и Джим просил организовать перевод его стихов на французский. Рядом с журналистом сидел насупившийся Рив — вид у него был слегка надменный, будто Джим в нем говорил: «Заливает, собака!» — но чувствовалось, что Рив отчего-то не в своей тарелке.
Затем показали куски заснятых концертов «Дорс» и немногие кадры, на которых Джим вне сцены — сперва как божественный красавчик, потом как толстый бородатый полудебил — кожа на лице висит, крохотные глазки придавлены жирными, отекшими веками.
Группа Рива прилетела в Германию и, собранная впервые после более чем годичного перерыва, показала там свое шоу. Под конец на сцену поднялся сидевший в зале двоюродный брат Джима и, пожимая руку Риву, сказал: «Привет, Джим!» В публике плакали. Сам Рив выглядел так, словно вот-вот рухнет в обморок от счастья.
Однако когда срок контракта с немцами истек, Рив принял решение его не возобновлять. В день своего тридцатилетия он вернулся в Лос-Анджелес.
Группа рассыпалась окончательно, никто больше не хотел играть в «Дорс» — каждый двинул своей дорогой.
Рив появился в паре ток-шоу, нанял даже медиаконсультанта для своей раскрутки. Однако в Штатах им больше не интересовались.
Он переехал в дом матери. Чтоб не бездельничать и сводить концы с концами, поступил крутить баранку в «Стар компани» — встречал на лимузине знаменитостей в аэропорту.
Когда самолет запаздывал или заказ отменяли, Рив ехал к берегу океана, открывал дверь машины, чтобы впустить внутрь свежий морской ветер. Сидел, мечтал, складывал в голове какие-то обрывки стихов, любовался на волны.
В холодные дни он вспоминал свою квартиру в Германии — старинный дом с невероятно высокими потолками. Сердито урчащие батареи центрального отопления прогревали комнаты мучительно долго. В памяти вставали обязательные сосиски, водянистые немецкие сыры, чудесные картинные галереи, диковинные замки… И, конечно, он не мог забыть свою немецкую возлюбленную. Она была старше него, практически в матери годилась. Художница. Крепкие руки. Целеустремленное лицо тонкой лепки. Однажды, в самом начале их связи, консьерж устроил сцену — не хотел пускать постороннюю женщину на ночь. Пришлось пережидать и проводить ее тайком, с хитрыми предосторожностями. Было весело и неловко. В квартире они старались не шуметь, даже смеялись шепотом — как подростки, грешащие в родительском доме.
Много месяцев спустя — когда консьерж уже приветствовал ее радостной улыбкой и даже угощал кофе, если Рив поздно возвращался из телестудии, — лишь много месяцев спустя она сказала ему то, что он понял давным-давно: она сдвинута на Джиме Моррисоне. Она призналась, что страстно хочет принять участие в посвященной ему телепередаче.
И без утайки рассказала ему всю историю. В первую ночь после похорон Джима она пробралась на кладбище к его могиле. Ей было важно убедиться, что кумир действительно умер и зарыт в землю. Ходили слухи, которые сопровождают смерть чуть ли не каждой звезды, ушедшей в мир иной в одиночестве и неэффектно. К примеру, бесконечные разговоры о том же якобы всё еще живом Элвисе. Про Джима говорили, что он не умер, а просто махнул на все рукой и, изменив внешность, работает теперь на бензоколонке или забился в пустыню и живет там в трейлере, любуясь на ящериц. Скончался он от сердечного приступа в ванной. Когда менеджер срочно прилетел в Париж, вдова предъявила ему уже заколоченный гроб и неразборчиво подписанное свидетельство о смерти — она даже не могла вспомнить, кто именно подписал бумагу. То ли действительно плохо соображала от скорби, то ли была обколота, то ли просто темнила.
Словом, в этом случае действительно был резон для некоторых подозрений.
Если гроб окажется пустым, будущая любовница Рива планировала искать Джима по всему свету хоть до скончания дней. Она знала себя — знала, что ее ничто не остановит и она его найдет. Да только гроб не был пустым, промолвила она, глядя в высокий потолок. Когда она это рассказывала, они с Ривом лежали на широченной кровати, опираясь спинами на огромные подушки. Только после долгого, очень долгого молчания Рив решился спросить, что она сделала потом.
От ее ответа у него волосы на голове дыбом встали. Сколько будет жить, столько будет помнить, как она не спеша искала пачку сигарет, как она не спеша вынимала сигарету и медленно раскуривала — и, после второго облачка дыма, сказала:
— Я ему отсосала. А потом заснула — прямо там, в могиле.
Утром ее нашли кладбищенские работники. Много лет она провела в психиатрической клинике. Потом ее выпустили — с условием регулярно встречаться с надзирающей медсестрой. С этой женщиной она даже хотела его познакомить. По ее словам, медсестра не имеет ничего против ее участия в передаче о Джиме Моррисоне.
Сейчас, на берегу океана, в лимузине с открытой дверью, в голове Рива вдруг мелькнуло: а ведь то, что я делал, — тоже, в сущности, всего лишь экзотическая форма некрофилии. Пытался высосать хоть чуть-чуть жизни из трупа…
Но он тут же на веки вечные отогнал от себя эту поганую мысль.
Захлопнул дверь машины и завел мотор.
На бульваре Сансет Рив припарковался у того самого ночного клуба, в котором немецкая телегруппа некогда снимала его шоу. Мимо проносилась жизнь — в «порше» и «мерседесах». В ожидании клиента он включил радио.
Аллергия на Канзас
Всё было хорошо, пока у Лео не выросли женские груди.
До этого всё было даже лучше, чем просто хорошо!
Лео всегда был убежден в своей гениальности и только досадовал, что мир так медленно идет к пониманию, какого масштаба он артист. Но даже он был более или менее удовлетворен достигнутым — ожидая в будущем еще большего.
Его альбом был самым популярным в Великобритании, а в Америке — в первой десятке. Пять его синглов попали в список хитов. Билеты на концерты на лучших американских площадках были вмиг распроданы. И он имел подружку-супермодель, которая не выплевывала, а глотала. Эта подружка только что звонила — ее фотосессия на побережье Карибского моря отменена, поэтому она при первой возможности запрыгнет в самолет и нагрянет к ненаглядному Лео, по которому она изошла тоской.
Единственная закавыка — супермодели вряд ли понравятся однозначные царапины на груди Лео, оставленные вчерашней темпераментной канзасской блондинкой.
Его гастрольный менеджер Мюррей, будучи в курсе проблемы, приказал:
— Запрети ей приезжать!
Мюррей был вообще против навещалок во время гастролей. От постоянных подружек на гастролях только неприятности, склоки и хаос.
Лео отрицательно замотал головой.
— Как ей запретишь? Это будет всем скандалам скандал!
Фебе Фитцваррен еще ни один мужчина не посмел сказать «нет». Лео не самоубийца и высовываться из окопа в полный рост не намерен… Выходит, предстояло хитрить.
- Led Zeppelin. Самая полная биография - Боб Спитц - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
- Пусть правит любовь. Автобиография - Ленни Кравиц - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
- Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир - Игорь Владимирович Цалер - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты
- Танго с берегов Ла-Платы. История, философия и психология танца - Сергей Юрьевич Нечаев - Исторические приключения / Музыка, музыканты
- «…Миг между прошлым и будущим» - Зацепин Александр Сергеевич - Музыка, музыканты
- McCartney: День за днем - Анатолий Максимов - Музыка, музыканты
- Воспитание ученика-пианиста в 5-7 классах ДМШ - Борис Евсеевич Милич - Музыка, музыканты / Воспитание детей, педагогика
- Обреченные - Владимир Александрович Еркович - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Музыка, музыканты
- Медвезайцы, Пиноккио и другие - Сергей Петрович Баневич - Музыка, музыканты / Прочее / Театр
- Смешинки, выпуск 3 - Галина Петровна Кирилина - Музыка, музыканты / Прочее