Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одиссей! да Одиссей же!
– Что?
– Парни вечером в Безымянную бухту собираются! на разгрузку! Пойдешь?
– А то…
…Аргус у ноги беспокойно заворочался. Не со злобой или раздражением – именно беспокойно. Это означало одно: на подходе нянюшка. Последовав за своим питомцем на пастбища, несмотря на уговоры хозяев, Эвриклея резко изменилась. Стала строже, суровей; добровольно взялась исполнять обязанности стряпухи, но того же коровника Филойтия, едва он ночью подкатился к нянюшке под бочок, унесли в помрачении рассудка.
Потом расспрашивали – что да как?! – молчит.
Он вообще у нас молчун, этот Филойтий…
А Эвриклею годы не брали. Ведь за тридцать бабе! а ходит! смотрит! не рабыня – богиня! Вот и сейчас: стоит рядом с рыжим басиленком, а на руке, вместо браслета, – змейка.
Живая.
Кольца вьет-кружит; жалом трепещет.
– Ты Эвмея за ногу зачем хватал? – спросила няня Эвриклея, рабыня из Черной Земли, купленная за цену двадцати быков. – Там, на бревне?
– Сама ж показывала…
– Я тебе, маленький хозяин, как показывала? я тебе, маленький ты хозяин, вот так показывала…
Легко присела.
Взялась за щиколотку рыжего.
Кончиками пальцев.
…охнул Одиссей. На колено припал, схватился голень растирать – судорогой мышцы к кости прикрутило. А змейка на нянином предплечье кольца вьет-кружит…
Антистрофа-I
В каком ухе трещит?
– …не повезло!
– Да ладно тебе!
– Нет, ты пойми, Эвмей! Я Итаку люблю, и отца люблю, и маму, и…
Похоже, Одиссей хотел сказать, что Эвмея он тоже любит. Или что ему хорошо с пастухами. Или еще что-то в этом духе. Но не закончил фразу. Негоже басилейскому сыну объясняться в любви рабу-свинопасу!
– Только там, на Большой Земле! там! там!.. Все по-другому. И не обязательно, если ты – наследник. Все приличные люди на Большой Земле своих сыновей… а, да что говорить!
Слова «приличные люди» явно были сказаны с чужого голоса. Рыжеволосый крепыш искоса глянул на шагающего рядом Эвмея, затем перевел взгляд на угрюмого коровника Филойтия, двух его закадычных дружков, няню Эвриклею, увязавшуюся с мужчинами отнюдь не ради разгрузки… на троицу барашков, чья скорая и печальная участь не вызывала сомнений…
Коротко оглянулся на отставшего Старика.
Вон он, толстый – тащится, на скалы зыркает, на мокрую гальку, словно у него что-то отняли, а возвращать не торопятся!..
Из всех спутников разве что Старик с няней могли произвести впечатление «приличных людей». Но Эвриклея – женщина, и к тому же рабыня; а Старика все равно никто, кроме Одиссея, не видит. Возможно, еще кучерявый приятель Телемах… но Далеко Разящего самого, похоже, видели не все и не всегда.
Да и он, Одиссей, сын Лаэрта, из приличных ли?..
Подросток мысленно окинул себя взглядом со стороны.
Увы.
Коренаст, плечист. Ростом мал. Такого за красоту живьем на небо не возьмут, не быть ему Ганимедом, олимпийским виночерпием; да и в Аполлоны дорожка куда как далека. В лесные сатиры много ближе: вино хлебать, нимф по кустам заваливать. Огненные вихры давно нуждаются в гребне, но успели изрядно подзабыть, как оный гребень выглядит; глаза вечно щурятся, будто замышляют невесть какую хитрость. А рожа вся (ну, не вся! только справа!) терновником исцарапана. Хламида из оленьей шкуры, вдобавок некрашеной; ремни на сандалиях вдрызг облупились, левая подошва с дыркой, пора менять, а выкинуть сандалии жалко – привык…
Ну, серьга еще в ухе – так у пастухов тоже серьги. Правда, у него – железная!..
С серьгой история была давняя и прелюбопытнейшая.
В первую свою бытность на неритских выгонах юный басиленок мигом перезнакомился с оравой пастухов и подпасков – обратив внимание, что не все, но многие из них носят серьги. Причем одинаковые, в форме вытянутой медной капельки; и непременно в левом ухе.
– Хочу! – во всеуслышанье заявил Одиссей. – И я такую хочу!
Няня Эвриклея взялась шептать на ухо наследнику, что негоже басилейскому сыну носить рабские украшения, и рыжий мальчишка уже готов был согласиться; однако выяснилось, что пастухи успели тем временем посовещаться между собой.
И выступивший вперед коровник Филойтий буркнул:
– Будет тебе серьга, парень! Настоящая, басилейская!
В скором времени коровник принес уж незнамо где добытую золотую капельку с проколкой-застежкой. Такую же, как у всех, но – золотую!
Одиссей мужественно терпел и совсем не хныкал-ойкал, когда Эвриклея прокалывала ему мочку левого уха, не доверив важное дело никому из пастухов. С неделю сын Лаэрта щеголял обновкой, нарочито поворачиваясь левым ухом даже к ягнятам в загоне – любуйтесь! ага, баранина! Дальше привык и перестал обращать на серьгу внимание.
Вспомнив о ней, лишь когда настало время возвращаться домой.
– Что скажет папа?!
Однако итакийский басилей Лаэрт не только не отчитал сына и не наказал пастухов за глупость и самоуправство. Наоборот: отнесся к новому украшению с крайним одобрением. А на следующий день Одиссею вручили точно такую же капельку с застежкой, но – железную! Вот это уже было поистине басилейское украшение! Даже у папы с мамой имелось не так много настоящих железных вещей. А золото – что? Подумаешь, невидаль! Золотые цацки у любого состоятельного горожанина есть…
Вот железо – это да!
А золотая капелька, подаренная пастухами, с тех пор хранилась в особой шкатулке, куда маленький Одиссей складывал свои детские «драгоценности»: красивое перышко сойки, блестящие цветные камешки, перламутровые раковины. Конечно, у него были и настоящие драгоценности – отец не слишком баловал сына, зато отцовы гости с Большой Земли и других островов не скупились на дорогие безделушки.
Однако их подарки мало волновали рыжего сорванца. Ну, золото или там серебро. Ну, красиво. Ну, повертел в руках, полюбовался. Потом стало скучно. Сунул в ларец и забыл.
Зато золотая серьга-капля была своей. Совсем другое дело.
Иногда Одиссей даже вдевал ее в ухо вместо железной.
Однако сейчас в мою мочку была продета именно железная серьга.
Дар отца.
Разумеется, я-маленький понятия не имел, отчего папа одобрил такое, едва ли не варварское, украшение! Но пастухи решили правильно. Знали, что делали. И знали, что басилей Лаэрт не станет возражать.
Впоследствии серьга-капля не раз сослужила мне хорошую службу…
* * *…короче, сам Одиссей на приличного человека тоже не больно-то смахивал, несмотря на серьгу. Такие, как он, не ходят в палестры-гимнасии, таких не учат специально нанятые учителя; один – грамоте-счету, другой – игре на лире или флейте, третий – кулачному бою, четвертый – колесничному делу…
Такие, как он, небось, даже во тьме Аида бродят где-нибудь в захолустье, избегая встреч с приличными тенями.
– Брось горевать! – хлопнул парня по плечу Эвмей. – Если б меня во младенчестве не сперли… небось, тоже бы по палестрам ошивался. У героев всяких учился, у богоравных…
– Они там и на колесницах ездят, и на мечах настоящих дерутся, и на копьях! вместо камней диски кидают… – Одиссей насупился.
Замолчал.
Жизнь определенно не складывалась. Ему, Одиссею, похоже, придется до конца дней просидеть на Итаке, заниматься торговлей, жениться, шлепать детей по голым задницам… И никаких подвигов, славы, блеска начищенной бронзы. Все самое интересное происходило далеко, на Большой Земле. Да и там-то, честно говоря, уже мало что происходило. Он не успел. Опоздал родиться. Чудовища, в которых и верилось-то слабо, перебиты великим Гераклом со товарищи задолго до его, Одиссеева, рождения. Эпоха войн, сотрясшая до основания – не хуже Колебателя Тверди! – Большую Землю, также миновала. Сполна отомстив за убитого брата, Геракл наконец утихомирился и теперь сидит в своем Калидоне с молодой женой, ни в какие походы явно не собираясь.
Говорят, он с ума свихнулся.
Окончательно.
Наверное, правда. Иначе с чего бы Гераклу вместо новых подвигов…
Помнишь, папа: «Ты можешь себе представить обремененного заботами о семье Геракла?» Так сказал ты однажды, не зная, что я вернулся и подслушиваю из мрака будущего. Сперва мне показалось, что ты ошибся: вот же он, Геракл, в Калидоне Этолийском, с женой Деянирой, – тихий, мирный, хозяйственный…
К сожалению, папа, ты редко ошибался. Мы много чего не могли себе представить. Я, в частности, не мог. Например, я тогда даже не представлял, что пастухи в Беотии или Мессении отнюдь не обсуждают вечером у костра способы крепления весел в ременных петлях.
Или разницу между критским и малым сидонским узлом.
Почуяв настроение хозяина, трусивший рядом Аргус придвинулся ближе. Потерся теплым лохматым боком о хозяйское бедро, словно успокаивая: «Я здесь, я рядом, если что – рассчитывай на меня!»
– У нас на колеснице не разгуляешься, – задумчиво протянул Эвмей, хромая больше обычного. – Это верно. Зато насмотрелся я на этих, из палестры, при абордаже! Мечишком машет, «Кабан! – вопит. – Кабан!..»; а ему, кабанчику, крюк в шею – и приплыли. Откричался. Не печалься, басиленок, дома тоже неплохо. Слушай, – он резко понизил голос (чтоб не услышала няня, сразу понял Одиссей), – давай я тебя к девкам свожу! Разом никуда не захочется! Здоровый парень! я в твои годы, басиленок… знаешь, есть в Афродитиных храмах такие чушки – иеродулы! любому дают! а по большим праздникам, в честь Пеннорожденной…
- Диомед, сын Тидея. Книга 1. Я не вернусь - Андрей Валентинов - Историческое фэнтези
- Веллоэнс. Книга первая. Восхождение - Андрей Шумеляк - Историческое фэнтези
- Вороны вещают о смерти (СИ) - Darknessia - Историческое фэнтези
- Ветер и крылья. Старые дороги - Гончарова Галина Дмитриевна - Историческое фэнтези
- ????Я — сердце злодея (СИ) - Элари Елена - Историческое фэнтези
- Лес на той стороне. Книга 2: Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Историческое фэнтези
- Голодная бездна. Дети Крылатого Змея - Карина Демина - Историческое фэнтези
- Помни войну (СИ) - Романов Герман Иванович - Историческое фэнтези
- Корни гор. Книга 2. Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая - Историческое фэнтези
- Незаконнорожденный. Посольство в преисподнюю - Владимир Микульский - Историческое фэнтези